Батерст, Генри
Генри Батерст Henry Bathurst<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> | ||
| ||
---|---|---|
31 марта 1807 – 29 сентября 1812 | ||
Глава правительства: | Уильям Кавендиш-Бентинк Спенсер Персиваль Роберт Дженкинсон | |
Монарх: | Георг III | |
Предшественник: | Уильям Иден | |
Преемник: | Ричард Тренч | |
| ||
Глава правительства: | Спенсер Персиваль | |
Монарх: | Георг III | |
Предшественник: | Джордж Каннинг | |
Преемник: | Ричард Уэлсли | |
Рождение: | 22 мая 1762 | |
Смерть: | 27 июля 1834 (72 года) Лондон | |
Род: | Батерст (графский род) | |
Супруга: | Леди Джорджина Леннокс (1765—1846) | |
Партия: | Тори |
Генри Батерст, 3-й граф Батерст (англ. Henry Bathurst, 3rd Earl Bathurst; 22 мая 1762 — 27 июля 1834) — британский правительственный чиновник из партии тори, сын 2-го графа Батерста, министр иностранных дел с октября по декабрь 1809 года.
Биография
Батерст избрался в парламент в 1783 году и после смерти отца в 1794 году унаследовал его титул и поместья. В 1789 году сочетался браком с внучкой 2-го герцога Ричмонда. Благодаря дружбе с Уильямом Питтом он занимал посты лорда Адмиралтейства (в 1783—1789 годы) и лорда казначейства (1789—1791 годы). В 1793—1802 годах участвовал в управлении Британской Индией. В 1804—1812 годах курировал национальную торговлю и монетный двор.
В правительстве графа Ливерпула (1812—1827 годах) Батерст исполнял должность министра обороны и колоний, много сделал для отмены работорговли.
Его имя было дано нескольким городам и островам в Австралии и Канаде. В 1817 году был пожалован орденом Подвязки. В конце жизни в должности лорда-президента Совета противодействовал проведению избирательной реформы.
Источник
- Батурст, английский род // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.britannica.com/EBchecked/topic/55985/Henry-Bathurst-3rd-Earl-Bathurst Биография] в Британской энциклопедии
Напишите отзыв о статье "Батерст, Генри"
Отрывок, характеризующий Батерст, Генри
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.