Баттен, Уильям

Уильям Баттен (ок. 1600—1667) — английский морской офицер, вице-адмирал и политик, член Палаты общин с 1661 по 1667 год.

Баттен был сыном Эндрю Баттена, капитана в Королевском флоте. В 1625 году он был назначен одним из командиров двух кораблей, отправленных на китобойный промысел к Шпицбергену ярмутским купцом Томасом Хортом. В августе 1626 он получил каперское свидетельство из Лондона для корабля Salutation, принадлежащего Эндрю Хейвзу. Он стал капитаном этого корабля вновь в 1628 году, а в апреле следующего года Баттен вместе с Хортом и Хейвзом получил приказ от Тайного совета не отправлять Salutation, в то время стоявший Ярмуте, к «Гренландии» (Шпицбергену), но они всё равно отплыли туда на этом и ещё одном корабле. Корабли Московской компании захватили оба корабля на Шпицбергене и отправили их назад пустыми. В 1630 году он стал капитаном и совладельцем корабля Charles в Лондоне, а в 1635 году служил в качестве капитана торгового судна. В 1638 году он получил должность сюрвейера военно-морского флота, вероятно, за взятку.

В марте 1642 года Баттен был назначен заместителем графа Уорика, адмирала парламентских сил, который принял флот из рук короля, и до конца Первой гражданской войны показал себя устойчивым сторонником парламента. Именно он в должности вице-адмирала командовал эскадрой, которая бомбила Скарборо, когда там находилась Генриетта Мария Французская. Он был обвинён (возможно, несправедливо) роялистами в том, что якобы приказывал кораблям направлять свой огонь на дом, занимаемый королевой. В 1644 году он находился на службе в Плимуте, где укрепил оконечность полуострова, которая с тех пор называется Моунт-Баттен. К концу Первой гражданской войны Баттен продолжал патрулировать английские моря, и его действия в 1647 году по захвату в Портсмуте нескольких шведских военных кораблей и торговых судов, которые отказались от приветствия английского флага, был отмечен парламентом.

Когда началась Вторая гражданская война, он потерял доверие правительства и был уволен из команды, хотя он признавал свою постоянную готовность служить государству. Когда часть флота подняла восстание против парламента и присоединилась к принцу Уэльскому в мае 1648 года, Баттен также присоединился к ним. Он был посвящён в рыцари принцем, но, находясь под подозрением у роялистов, был высажен в Голландии. Он вернулся в Англию и жил на пенсию в период Английской республики.

Во время Реставрации Стюартов Баттен стал ещё раз сюрвейером военно-морского флота. В этой должности он находился в постоянной переписке с Сэмюэлем Пипсом, который часто упоминает его в своём дневнике. Пипс высказывал инсинуации против него, но нет никаких доказательств того, что Баттен в получении прибыли от своей работы упал ниже стандартов своего времени.

Баттен был избран членом парламента от Рочестера в 1661 году и был его членом вплоть до своей смерти. В 1663 году стал владельцем Тринити-Хаус. Умер в 1667 году.

Библиография

• Andrews Kenneth. Ships, money, and politics: seafaring and naval enterprise in the reign of Charles I. — CUP Archive, 1991.
• Conway William Martin. No Man's Land: A History of Spitsbergen from Its Discovery in 1596 to the Beginning of the Scientific Exploration of the Country. — Cambridge, At the University Press, 1906.
• Harris Rendel. The Last of the "Mayflower". — Manchester University Press, 1920.
• Stephen Leslie. The Dictionary of national biography, Abbadie-Beadon. — London: Oxford University Press, 1908.
• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Отрывок, характеризующий Баттен, Уильям

– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.