Баттодзюцу

Баттодзюцу (яп. 抜刀術) — японская техника обнажения меча. В речи часто заменяется терминами иайдзюцу, баттодо, или иайдо. В отличие от кэндо и кэндзюцу, техники которых основывались на владении мечом, вынутым из ножен, в тренировке баттодзюцу акцент ставился на обнажении меча и одновременный с обнажением удар.

Сравнение иайдо и баттодзюцу

Основа владения иайдо — быстрое и точное обнажение меча, поражение соперника, и возвращение меча в ножны. Баттодзюцу — как правило, несколько ударов после обнажения меча. Внимание в любой школе иайдо уделяется удару одновременно с обнажением (удар прямо из ножен, вместо обнажения меча и отвлечение противника разделяющимися действиями. Также называется баттокири, в переводе «рубящее обнажение»). Поэтому, изучающие баттодзюцу могут практиковаться в технике удара на материальных объектах (соломенные муляжи), тогда как в иайдо это практикуется редко.

Значение -до и -дзюцу

Окончание «-до» (переиначенное на японское произношение китайское слово «дао») использовалась в основном после бакумацу. Искусство владения мечом стало не искусством убивать, а искусством познания себя . Например «-до» (道 — путь, дорога) используется в таких боевых искусствах как дзюдо, иайдо, кэндо, и тд… Где акцент ставится на тренировку тела и духа. А в «-дзюцу» (術 — искусство, умение) таких как кэндзюцу, иайдзюцу и тд, тренировки направлены на улучшение боевых навыков.

Литература

• Wagner, Gordon, Donn F. Draeger. Japanese Swordsmanship: Technique and Practice. New York and Tokyo: Weatherhill Inc., 2001.
• Friday, Karl. Legacies of the Sword: The Kashima-Shinryu and Samurai Martial Culture. Honolulu, US: University of Hawai’i Press, 1997.
• Obata, Toshishiro. Crimson Steel. Essex, UK: Dragon Books, 1987.
• Obata, Toshishiro. Naked Blade. Essex, UK: Dragon Books, 1985.
• Yamada, Tadashi and Watatani Kiyoshi. Bugei Ryuha Daijiten. Tokyo, Japan: Tokyo Koppi Shuppanbu, 1979.

Отрывок, характеризующий Баттодзюцу

– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.