Батт, Исаак

Исаак Батт
англ. Isaac Butt
Род деятельности:	ирландский юрист, адвокат, политический деятель-националист, депутат парламента
Место рождения:	Гленфин, Ирландия

Исаак Батт (6 сентября 1813, Гленфин — 5 мая 1879, Дублин) — ирландский юрист, адвокат, политический деятель-националист, депутат парламента; считается одним из основателей ирландского национализма.

Родился в зажиточной семье священника, получил очень хорошее для своего времени образование, закончив,с отличием дублинский Тринити-колледж и в 1836 году став там профессором политической экономии. В 1838 году получив статус барристера, вскоре стал известным не только как талантливый адвокат, но и как политик-националист, стоящий на протестантских и консервативных позициях и находящийся в оппозиции к другому известному ирландскому националисту того времени, О’Коннелу: Батт поддерживал существование Соединённого королевства Великобритании и Ирландии с предоставлением последней широкого самоуправления и был одним из основателей «лиги гомруля».

В 1844 году Батт был произведён в королевские адвокаты. Он участвовал в разборе многих важных судебных дел Ирландии в течение многих лет, занимался, в частности, защитой Смита О’Брайена в 1848 году и фениев между 1865 и 1869 годами. В 1852 году он вернулся в парламент будучи депутатом от тори, и сохранял это место до 1865 года, но его взгляды постепенно стали более либеральными, что привело к отходу от некоторых прежних идей.

Его карьера в парламенте была омрачена его привычной расточительной жизнью, в результате чего он постоянно испытывал денежные затруднения и между 1865 и 1870 годами был вынужден снова вернуться к своей адвокатской работе в суде. В результате, ́кризис ирландской церкви привёл Батта и других ирландских протестантов к союзу с националистами, которые всегда отвергали унию с Англией, и 19 мая 1870 года на большом совещании в Дублине он произнёс ставшую знаменитой речь, в которой потребовал учреждения ирландского парламента для решения местных вопросов. На этой почве он был избран в 1871 году от Лимерика и стал во главе Ирландской партии самоуправления, насчитывавшей пятьдесят семь членов. Но этот союз был слишком разношёрстным, и Батт вскоре обнаружил, что у него не было почти никакого контроля над своими более агрессивно настроенными, чем он, последователями. Он не имел пристрастия к насильственным методам или учинению «препятствий» в парламенте, а его руководство партией постепенно стало недействительным. Его формальное положение сказалось на ухудшении его здоровья, и он умер в Дублине 5 мая 1879 года.

Литература

• Doran, Michael (2003), Movements for political and Social Reform, 1870–1914 (Irish Leaving Cert History Textbook), Weidenfeld & Nicolson 
• Jackson, Alvin (2003), Home Rule: An Irish History 1800–2000, Weidenfeld & Nicolson 
• Lyons, F. S. L. (1978), Charles Stewart Parnell, Fontana/Collins, ISBN 0-00-635324-X 
• Stanford, Jane (2011) , That Irishman: The Life and Times of John O'Connor Power, Part One pp. 39–40, 43–46, Part Two, 'Parliamentary Manoeuvres,' pp. 43–46. The History Press Ireland. ISBN 978-1-84588-698-1

Ссылки

• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Отрывок, характеризующий Батт, Исаак

Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.