Батуринский 175-й пехотный полк
Поделись знанием:
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
| 175-й пехотный Батуринский полк | |
 | |
| Годы существования |
31 июля 1877 года - 1918 |
|---|---|
| Страна | |
| Входит в | |
| Тип |
пехота |
| Дислокация |
Умань, с 1913 года — Глухов, Черниговская губерния |
175-й пехотный Батуринский полк — полк русской армии, принимал участие в Первой мировой войне.
Содержание
История
Полк имеет старшинство с 31 июля 1877 года, когда был образован из кадра Тульского местного батальона 35-й резервный пехотный батальон, переименованный 10 октября 1878 года в 66-й резервный пехотный (кадровый) полк. Высочайшей грамотой от 31 марта 1880 года полку было пожаловано знамя. 25 марта 1891 года этот полк был переформирован в Батуринский резервный батальон. 1 декабря 1892 года батальон был вновь переформирован — в двухбатальонный 188-й пехотный резервный Батуринский полк, в котором 1 января 1898 года были сформированы ещё два батальона. Тогда же полк был переведён в действующие войска и получил № 175-й.
188-й пехотный резервный Батуринский полк
Во второй половине 1895 года штаб полка передислоцировался из г. Могилёв-Подольский, Подольская губерния, в г. Умань, Киевская губерния. Офицерский состав полка был в этом году следующим:[1]
- Командир полка — полковник Редигер, Николай Фёдорович.
- Заведующий хозяйством — подполковник Василий Григорьевич Долгов.
- Полковой адъютант - поручик Степан Григорьевич Шихуцкий.
- Полковой казначей — поручик Иван Дмитриевич Зборовский.
- Заведующий учебной командой — штабс-капитан Валериан Феофилович Янткевич.
- Заведующий лазаретом — поручик Степан Васильевич Хохлов.
- Заведующий оружием — поручик Дмитрий Иванович Галицкий.
- Заведующий пересыльной частью — поручик Владимир Николаевич Михайловский.
- Полковой квартирмейстер — подпоручик Николай Митрофанович Затворницкий.
- Делопроизводитель по хозяйственной части — к. рег. Трофим Иванович Павловский.
- Полковые врачи: старший — к. с. Хрисанф Никифорович Тарнавич и младший — лекарь Николай Гавриилович Асауленко.
- Полковой священник — Александр Сергеевич Куминский.
- 1-ый батальон. Командир батальона — подполковник Николай Викторович Радченко. Батальонный адъютант — подпоручик Александр Францович Палькевич.
- Командиры рот: 1-й роты — капитан Николай Семенович Рудевич, 2-й — капитан Александр Петрович Булыгин, 3-й — капитан Семен Иванович Улезко и 4-й — шт.-капитан Иван Васильевич Виноградов.
- 2-й батальон. Командир батальона — подполковник Феодор Евсевиевич Жеребцов. Батальонный адъютант — подпоручик Евгений Александрович Волжин.
- Командиры рот: 5-й роты — шт.-капитан Феодор Феодорович Станюкович, 6-й — шт.-капитан Капитон Яковлевич Архипов, 7-й — капитан Феодор Феодорович Дуброво и 8-й — капитан Пётр Дмитриевич Романович.
- Младшие офицеры: шт.-капитаны: Николай Алексеевич Корнеев и Николай Данилович Жуков; поручики: Николай Михайлович Апостолов, Михаил Николаевич Богаевский, Василий Павлович Ходолей, Иван Яковлевич Дольц, Василий Васильевич Данчич и Иван Гавриилович Маньковский; подпоручики: Владимир Иванович Ковалевокий, Алексей Георгиевич Калмыков, Василий Афанасьевич Минарский, Антон Адамович Ярошевич, Михаил Феодорович Паскудин, Сергей Николаевич Иванов и Илья Иулианович Кугаевский.
Офицерский состав полка на 1-е января 1909 года
В 1908 году офицерский состав полка включал 58 лиц[2], в том числе:
- Командир полка полковник Бояровский, Адам Адамович
- Командиры батальонов — подполковник Макроплио, Сергей Георгиевич; подполковник Евсюков, Николай Фёдорович; подполковник Грушевицкий, Фёдор Эдуардович; подполковник Теплов, Алексей Константинович.
- 15 капитанов — Заблоцкий, Подкопаев, Чернавский, Суходубовский, Ходолей, Онушко, Велижев, Дольц, Колоней, Маньковский, Полянский, Авраменко, Кугаевский, Алексеевский, Щёголев.
- 11 штабс-капитанов — Павлов, Звенигородский, Збутович, Розенберг, Носов, Гермашев, Звегинцев, Буренин, Егоров, Гончаров, Семёнов.
- 12 поручиков — Жолнир-Жолнержевский, Трутенко, Робаковский, Погодин, Подобанский, Бойцун, Ольховский, Литвинов, Корольков, Левандовский, Заварин, Орешкевич.
- 14 подпоручиков — Абрамович, Иванский, Павнеров, Лозинский, Гаврилов, Красицкий, Татарульев, Бояровский, Мячин, Четвериков, Дулин, Иваней, Бакулевский, Сахаров.
Офицерский состав полка на 1-е января 1910 года
В 1909 году офицерский состав полка включал 61 лицо[3], в том числе:
- Командир полка полковник Тишин, Сергей Сергеевич.
- Командиры батальонов — полковник Кривецкий, Александр Михайлович; подполковник Макроплио, Сергей Георгиевич; подполковник Евсюков, Николай Фёдорович; подполковник Грушевицкий, Фёдор Эдуардович.
- 16 капитанов — Заблоцкий, Подкопаев, Чернавский, Суходубовский, Ходолей, Онушко, Велижев, Дольц, Колоней, Маньковский, Полянский, Авраменко, Кугаевский, Алексеевский, Щёголев, Павлов.
- 11 штабс-капитанов — Звенигородский, Збутович, Розенберг, Носов, Гермашев, Звегинцев, Буренин, Егоров, Гончаров, Семёнов, Жолнир-Жолнержевский.
- 15 поручиков — Трутенко, Робаковский, Подобанский, Бойцун, Ольховский, Литвинов, Корольков, Левандовский, Заварин, Орешкевич, Негребецкий, Суходубовский, Абрамович, Иванский, Лозинский.
- 14 подпоручиков — Гаврилов, Красицкий, Татарульев, Бояровский, Мячин, Дулин, Иваней, Бакулевский, Оберемченко, Бужинский, Сагань, Струминский, Голубович, Силин.
Знамя
Полк использовал знамя 66-го резервного батальона, дарованное 31 марта 1880 года (знамя образца 1880 года, со светло-синими медальонами и золотым шитьем). Знамя имело армейское навершие образца 1857 года и чёрное древко.[4]
Марш
Широко известен Марш 175-го пехотного Батуринского полка (композитор — Г. Холева) в исполнении оркестра штаба Ленинградского военного округа (художественный руководитель и главный дирижер заслуженный артист России полковник Николай Ущаповский).[5]
Марш 175-го пехотного Батуринского полка исполнял также Первый Отдельный Показательный Оркестр Министерства Обороны России.[6]
Полковая церковь
Церковь 175-го пехотного Батуринского полка в честь Св. Николая Чудотворца.[7]
Полковой праздник 6(19) декабря.
Походная (при полку) церковь существовала с 1892 года. Церковь эта сопутствовала полку в Русско-японскую войну в 1905 году.
Здания церковного полк не имел, в 1913—1914 годах для удовлетворения религиозных нужд воинских чинов пользовался церковью потомственного почётного гражданина г. Глухов Н. А. Терещенко.
По штату при полковой церкви положен один священник.
Участие полка в Первой мировой войне
К началу Первой мировой войны Батуринский полк находился в составе Киевского военного округа. С июля 1914 г. он вместе с дивизией и корпусом включён в 3-ю армию Северо-Западного фронта. Боевые действия полк вместе с армией вёл в Польше, на реке Сан[8], после Горлицкого прорыва германо-австрийских войск 1915 года — на западе современной Белоруссии.
25-го [августа 1914 г.] наступление развивалось туго. Лишь два левофланговых корпуса 5-й армии, совместно с выходившим в томашовском направлении XXI корпусом 3-й армии разбили у Посадова группу эрцгерцога Иосифа Фердинанда. В боях у Посадова 25 августа нами взято 2400 пленных и 18 орудий (175-м пехотным Батуринским полком). Генерал Плеве обратил сюда главные свои усилия: при дальнейшем развитии успеха он заходил в тыл маневренной группе австрийцев у Равы Русской и Городка.— [militera.lib.ru/h/kersnovsky1/15.html Керсновский А. А. История русской армии]
Осенью 1916 г. полки 44-й пехотной дивизии занимали оборонительные позиции в Икскюльском укреплённом районе на берегу реки Западная Двина, где 25-го сентября были подвергнуты немецким газовым атакам; после этого приказом по 44-й пехотной дивизии № 409/203 от 28 сентября 1916 г., в дополнение к красным ракетам и сигналистам для оповещения о газовой атаке, командиру 175-го пехотного полка предписывалось «немедленно купить и поставить на предмостной позиции три колокола (по одному за правым флангом, центром и левым флангом)».[8]
Герои Первой мировой войны
- Вольский, Иван Николаевич (29.5.1870 – 7.10.1914), капитан 175-го пехотного Батуринского полка. Сын статского советника Харьковской губернии. Окончил Харьковское реальное училище и Чугуевское пехотное юнкерское училище по 1-му разряду. В службу вступил 18.9.1891 г. в Старобельский резервный батальон вольноопределяющимся 1-го разряда. 4.4.1892 г. произведен в младшие унтер-офицеры, а 25.7.1894 г. – в подпрапорщики. 20.2.1895 г. произведен в подпоручики со старшинством с 1.9.1894 г. с переводом в 21-й пехотный Муромский полк. 1.5.1899 г. произведен в поручики со старшинством с 1.9.1898 г. 7.8.1899 г. переведен в 4-й Варшавский крепостной пехотный полк. 1.5.1903 г. произведен в штабс-капитаны со старшинством с 1.9.1902 г. С 24.1.1905 г. – начальник учебной команды, с 4.10.1905 г. – полковой казначей, с 2.4.1908 г. – полковой квартирмейстер, с 18.12.1908 г. – и. д. делопроизводителя по хозяйственной части. С 8.1.1909 г. временно командующий, а с 18.2.1909 г. – командующий 2-й ротой. 28.4.1909 г. произведен в капитаны со старшинством с 1.9.1906 г. 29.9.1910 г. переведен в 175-й пехотный Батуринский полк. Участник Первой мировой войны, командир 3-го батальона 175-го пехотного Батуринского полка, убит в бою 7.10.1914 г. Посмертно награждён орденами Св. Станислава 2-й степени (15.1.1915 г.) и Св. Анны 2-й степени (14.2.1915 г.). Вдове капитана Вере Константиновне Вольской с дочерьми Еленой (род. 30.3.1901 г.) и Валерией (род. 29.4.1905 г.) назначена пенсия. 26.2.1915 г. последовало Высочайшее соизволение на исключение из списков с чином подполковника (Высочайший приказ от 2.3.1915 г.). Кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени. Награждён посмертно «за то, что 4-го, 5-го и 6-го октября 1914 г., в боях на р. Сан, командуя правым боевым участком полка и находясь на наиболее опасном фронте к стороне д. Ниско, неоднократно с беспримерным упорством отбивал сильнейшие атаки противника, нанося ему громадный урон; 7 октября, отбив атаку неприятельского батальона, увлекая нижних чинов личным примером, перешел в контратаку, увенчавшуюся полным успехом, сам же сраженный неприятельской пулей смертью своей запечатлел содеянный им подвиг, давший полку возможность перейти в общее наступление на д. Рословице и занять её северо-восточную окраину» (Высочайший приказ от 19.5.1915 г.).[www.numismat.ru/au.shtml?au=-1&per=0&descr=&material=0&nominal=0&lottype=0&ordername=0&orderdirection=ASC&num=10&page=1122]
- Гармашев, Лев Петрович (13.02.1873 – ?), общее образование получил в Николаевском-Александровском реальном училище с дополнительным курсом. В службу вступил 26.07.1895. Окончил Киевское пехотное юнкерское училище (по 2-му разряду). В офицеры произведён в 188-й пехотный резервный Батуринский полк. Подпоручик (ст. 13.08.1897). Поручик (ст. 13.08.1901). Участник Русско-японской войны 1904–1905 годов. Штабс-капитан (ст. 13.08.1905). Капитан (ст. 13.08.1909). На 01.11.1913 в том же чине в 175-м пехотном Батуринском полку. Участник мировой войны. На 31.10.1916 подполковник того же полка. Полковник (пр. 31.10.1916; ст. 07.04.1916; на основании приказа по ВВ 1915 г. №563 ст. 1 и 9). Награды: ордена Св. Анны 3-й степени (1911); мечи и бант к ордену Святой Анны 3-й степени (Высочайший приказ от 12.1914); Св. Станислава 2-й степени с мечами (Высочайший приказ от 14.02.1915); Георгиевское оружие (ПАФ 09.03.1917).[9]
- Гречаный, Роман Иванович (1876 – 1957), старший унтер-офицер 175-го пехотного Батуринского полка. Родился в с. Бражниково, Васильевской волости, Бобровского уезда, Воронежской губернии. Во время боя 22.07.1915 г. на позиции у м. Рожанов был ранен, забран в плен в Германию. Из лазарета военнопленных г. Альтдам (ныне Щецин) отправлен в Россию для обмена. 1.01.1917 г. поступил на излечение в городской лазарет Петрограда. За храбрость и отличия в сражениях был награждён 2-мя Георгиевскими крестами и Георгиевской медалью. Похоронен на Коминтерновском кладбище Воронежа.[commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%93%D1%80%D0%B5%D1%87%D0%B0%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87_1937_%D1%81%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BA%D0%B0.jpg]
- Жуков, Пётр Иванович (1888 – ?), полный георгиевский кавалер. Пехотные части. Родился в с. Лисичанское, Грайворонского уезда, Курской губернии. В 1909 году зачислен в 8-ю роту 175-го пехотного Батуринского полка. В 1912 году – ст. унтер-офицер, с 1913 года на сверхсрочной службе. 11.10.1914 года попал в плен, откуда бежал и 25.01.1916 года зачислен в списки 11-й роты. 15.04.1916 г. переведён в 19-й Кавказский стрелковый полк, в команду пеших разведчиков. 30.04.1916 года переименован в подпрапорщики. “За боевые отличия” произведён в прапорщики в 1917 г.[10]
Воинские захоронения
В Латвии[voin.russkie.org.lv/2ov_bkm.php]:
- Посёлок Варкава (Vārkava), волость Упмалас (Upmalas), край Варкавас (Vārkavas). Воинская братская могила на территории католического кладбища (katoļu kapsēta). Число и имена похороненных русских воинов (бойцы 173-го Каменецкого и 175-го Батуринского пехотных полков) неизвестны.
- Посёлок Вилцаны (Vilcāni), волость Упмалас (Upmalas), край Варкавас (Vārkavas). Воинская братская могила. Число и имена похороненных русских воинов (бойцы 175-го Батуринского пехотного полка и 14-го сапёрного батальона) неизвестны.
- Посёлок Диманты (Dimanti), волость Ерсикас (Jersikas), Ливанский край (латыш. Līvānu novads). Воинская братская могила. Число и имена похороненных русских воинов (бойцы 175-го Батуринского пехотного полка) неизвестны.
- Воинское братское кладбище около посёлка Пикалне (Pikalne) края Саласпилс (Salaspils novads) Рижского района (Rīgas rajons). На братском кладбище похоронены 1547 русских воинов, в том числе 1542 бойца 173-го Каменецкого, 174-го Роменского, 175-го Батуринского и 176-го Переволочинского пехотных полков, умерших в сентябре—декабре 1916 года от ран и отравлений, полученных в ходе немецких химических атак. Имена неизвестны. Состояние кладбища (июнь 2007 года) неудовлетворительное [voin.russkie.org.lv/pikalne.php].
Командиры полка
- конец 1892 — 01.01.1998 — полковник Редигер, Николай Фёдорович[11]
- 04.02.1898 — 14.05.1901 — полковник Иванов, Михаил Никитич
- 05.06.1901 — 10.05.1904 — полковник Рещиков, Николай Петрович
- 10.05.1904 — после 01.01.1909 — полковник Бояровский, Адам Адамович
- 23.04.1909 — 14.07.1910 — полковник Тишин, Сергей Сергеевич
- 16.11.1911 — 28.10.1914 — полковник фон Коцебу, Павел Аристович. За отличия в 175-м пехотном Батуринском полку награждён орденом Св. Георгия 4-й ст. (ВП 25.04.1916).[12]
- 20.12.1914 — ?.?.1916 — полковник Нечволодов, Михаил Дмитриевич
- ?.?. 1916 — 1918 — подполковник Трутенко, Валентин Максимович
Известные люди, служившие в полку
- Епископ Сергий (в миру Александр Сергеевич Куминский), епископ Русской православной церкви, не позднее 1895 года назначен священником 188-го пехотного резервного Батуринского полка[13] (с 11 марта 1898 года до 1905 года — священник 175-го Батуринского пехотного полка).
- Полковник Симановский, Василий Лаврович служил в чине подпоручика в 175-м пехотном Батуринском полку (07.06.1899—07.01.1900).[14]
- Генерал-майор Жуков, Сергей Васильевич отбывал цензовое командование ротой в 175-м пехотном Батуринском полку (30.09.1900—01.10.1901).[15]
Архивы полка
Документы Батуринского полка с 1918-го г. хранились в Военно-историческом архиве РСФСР в Петрограде (позднее — филиал ЦГВИА СССР в Ленинграде).[commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%93%D1%80%D0%B5%D1%87%D0%B0%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87_1937_%D1%81%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BA%D0%B0.jpg] В 1955 г. филиал ЦГВИА был ликвидирован, и документы из него к 1958 г. сосредоточились в Москве.[16]
Напишите отзыв о статье "Батуринский 175-й пехотный полк"
Примечания
- ↑ Подольскiй адресъ-календарь. Составилъ В. К. Гульдманъ. Изданiе Подольскаго губернскаго статистическаго комитета. — Каменец-Подольскiй. Типография Подольскаго губернскаго правленiя. 1895.[kehilalinks.jewishgen.org/chechelnik/RES_PAC1895.asp?curpag=2]
- ↑ Общий список офицерским чинам Русской Императорской Армии. Составлен по 1-е января 1909 года. С.-Петербург. В Военной Типографии (в Здании Главного Штаба). 1909. - 9, 301, 168 стр.
- ↑ Общий список офицерским чинам Русской Императорской Армии. Составлен по 1-е января 1910 года. С.-Петербург. В Военной Типографии (в Здании Главного Штаба). 1910. 495 стр.
- ↑ [www.vexillographia.ru/russia/index.htm Знамя полка]
- ↑ Марши Русской Армии. 2003. Оркестр штаба Ленинградского военного округа Художественный руководитель и главный дирижер Заслуженный артист России полковник Николай УЩАПОВСКИЙ. — Санкт-Петербург: «Русская Лира». — AudioCD
- ↑ Старинные марши и вальсы. 2004. Первый Отдельный Показательный Оркестр Министерства Обороны РФ. Художественный руководитель Виктор Афанасьев. — Москва: «Международная Книга Музыка». — AudioCD
- ↑ [www.temples.ru/library.php?ID=160 Цитович Г. А. Храмы армии и флота. Пятигорск, 1913, 520+40+XIV с]
- ↑ 1 2 [old-kursk.ru/book/korovin/1914-p014.html Курская губерния и куряне в Первой мировой войне: Курский военно-исторический сборник. Вып. 14. – Курск: ООО «Интеграл плюс», 2014. – 100 с.]
- ↑ [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=7040 Русская армия в Первой мировой войне]
- ↑ Сборник Георгиевский архив, Часть 1, Часть 2 и Часть 3, Екатеринбург, 2004.
- ↑ Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. В двух томах. — М.: Канон-пресс; Кучково поле, 1999. [www.xxl3.ru/belie/rediger/index.html]
- ↑ [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=481 Русская армия в Первой мировой войне]
- ↑ Подольскiй адресъ-календарь. Составилъ В. К. Гульдманъ. Изданiе Подольскаго губернскаго статистическаго комитета. — Каменец-Подольскiй. Типография Подольскаго губернскаго правленiя. 1895.[kehilalinks.jewishgen.org/chechelnik/RES_PAC1895.asp?curpag=2]
- ↑ [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=2725 Русская армия в Первой мировой войне]
- ↑ [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=2823 Русская армия в Первой мировой войне]
- ↑ Краткий справочник. Фонды Российского государственного военно-исторического архива[www.rusarchives.ru/guide/rgvia/fpk_3.shtml]
Источники
- Батуринский, 175-й пехотный, полк // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
- Гренадерские и пехотные полки. Изд. 2-е. Справочная книжка Императорского Главной квартиры. Под ред. В. К. Шенк. СПб., 1909
Литература
- Батуринский 175 пехотный полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Батуринский 175-й пехотный полк
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
