Батурин
Город
|
Бату́рин (укр. Батурин) — город, расположенный на территории Бахмачского района (Черниговская область, Украина) на левом берегу реки Сейм (левый приток Десны). Название происходит от имени польского короля Стефана Батория, который является основателем города[2]. Главная резиденция гетмана Войска Запорожского в XVIII веке. Батурин считался городом в период 1625-1923 гг. и с 2008 года снова обрёл статус города.
История
Первые свидетельства существования поселений в месте современного Батурина относятся к эре Неолита, существуют также много археологических экспонатов Бронзового Века и времён Скифов. По мнению некоторых современных историков, первоначальная крепость на месте нынешнего Батурина была построена в ХI веке Черниговским князем.
Город Батурин основан был в 1575 г. польским королём и великим князем Литовским Стефаном Баторием (трансильванским венгром Иштваном Батори) и назван в его честь. Вскоре после смерти Стефана, Батурин запустел…
Городище Батуринское впервые упомянуто в 1625 году. В начале 1630-х годов город принадлежал Стародубскому старосте Павлу Тризне. В начале Смоленской войны 1632-1634 годов Батуринский замок был взят московскими войсками и оставался незаселённым на протяжении всего периода военных действий. Он был снова отстроен в 1635 году людьми Новгород-Северского старосты А. Песочинского, однако в том же 1635 году коронный подскарбий Ежи Оссолинский вынудил А. Песочинского отказаться от своих претензий на Батурин. В 1648 году Батурин сделался трофеем гетмана Зиновия-Богдана Хмельницкого. Город и прилегающие районы получили частичную автономию в рамках организованного Хмельницким казацкого державо-управления. Батурин сначала входил в состав Стародубского казацкого полка, а затем - Нежинского полка.
К 1654 году Батурин с населением в 486 казаков и 274 поселенцев был удостоен Магдебургских Прав. С ростом города, рос приток торговцев и росли ярмарки, проводимые 4 раза в год. Столица Казацкой Гетманщины базировалась в Батурине в 1669—1708 годах и в 1750-1764 гг. Позднейшие раскопки остатков укреплений цитадели крепости показали, что они состояли из двух рвов, валов с внутренними деревянными срубными конструкциями, бастионов, стен и башен из дубовых срубов, забитых глиной. Такие традиционные дерево-земляные казацкие оборонные сооружения, типичные для центральной Украины, лучше выдерживали пушечный обстрел, чем каменные или кирпичные стены. На территории крепости и цитадели открыта сеть подземных потайных ходов шириной 1,2 — 2,5 м и высотой 2 м. Батуринскую твердыню строили поэтапно местные мастера - в целом, согласно древним традициям. Лишь под влиянием ранемодерной европейской фортификации планирование напольных укреплений приблизили к полигональному и насыпали земляные фланкирующие фольверки. Вся крепость имела площадь 26,4 га.
Территория процветала под управлением Гетмана Ивана Мазепы (1687-1708), увеличилась в размерах и в населённости (до 20,000 жителей). В Батурине действовали 40 церквей и молитвенных домов, два монастыря, Коллегия государственных служащих и дипломатов (Канцелярский Курень). Запорожское казачество оказалось, волею Петра I, вовлечёно в события Великой Северной Войны. В 1708 году российский царь Пётр I приказывает Меншикову незамедлительно захватить Батурин и подвергнуть его разорению. Замок был хорошо укреплён, в нём находился значительный казацкий гарнизон. Отважно защищаемый полковником Дмитрием Чечелем и арматным есаулом (инспектором казацкой артиллерии) Фридрихом Кёнигсеком, — Батурин, всё же, был взят Меншиковым 2 ноября 1708 года: измена прилуцкого полковника Ивана Носа помогла Меньшикову занять цитадель. Московские войска захватили крепость и город. Жертвами резни стали 6-7.5 тысяч мирных жителей Батурина и 5-6.5 тысяч защитников города, общее количество погибших 11-14 тысяч человек. Старшины и руководители обороны были отправлены в город Глухов, где их пытали и после казнили. Остальных защитников крепости, по утверждению "История русов", распяли на крестах, установленных на плотах, и пустили вниз по течению реки Сейм.
По имени города назван был один из куреней Сечи. После переселения запорожских казаков на Кубань было основано Батуринское куренное селение — современная станица Батуринская.
Попытку возродить Батурин предпринял гетман Кирилл Разумовский, заложивший здесь свой дворец в барочном стиле. В 1750 году Кирилл Разумовский вновь провозгласил Батурин столицей Гетманщины. Разумовский начал строительство грандиозного дворца и обустройство парка, но не дождался завершения строительства - внезапно умер...
После ликвидации полкового деления на Украине, город вошёл в состав Черниговского наместничества, потом – в состав Малороссийской губернии, а с 1802 года – Черниговской губернии.
Батуринский дворец гетмана Кирилла Разумовского на протяжении многих десятилетий стоял заброшенным и полуразрушенным, его интерьеры пустовали. Комплексная реставрация здания и окружающего его парка в рамках новосозданного заповедника «Гетманская столица» была профинансирована властями независимой Украины к 300-летию разорения Батурина.
Известные люди, связанные с городом
- Кадун, Николай Васильевич — (годы жизни 1919 - 1944) - Герой Советского Союза.
- Орлик, Григор (родился в 1702) — французский военный деятель, генерал-лейтенант, сын гетмана Филиппа Орлика;
- Ярмоленко, Даниил (умер в 1678) — наказной гетман Правобережной Украины.
- Батуринский дворец и парк
- Батурин 1.jpg
- Батурин 2.jpg
Дворец Разумовского.
- Батурин 3.jpg
Дворец Разумовского.
- Батурин 4.jpg
Служебный флигель.
- Батурин 6.jpg
Гостевой флигель.
- Батурин 7.jpg
Гостевой флигель.
- Батурин 9.jpg
Ландшафт парка.
- Батурин 10.jpg
Ландшафт парка.
См. также
[chernigov-foto.com/content/baturin Батурин. Путеводитель по Черниговщине]
Напишите отзыв о статье "Батурин"
Примечания
- ↑ [gska2.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rdat1=20.10.2003&rf7571=39493 Регионы Украины]
- ↑ Батурин // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
</ol>
Литература
- Батурин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Батурин
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
