Батурский, Борис Соломонович
Поделись знанием:
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
| Борис Соломонович Батурский | |
 С женой Флорой Герценберг. | |
| Имя при рождении: |
Борис Соломонович Цетлин |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
Борис Соломонович Батурский (1 января 1879 — 5 декабря 1920, Витебск) — деятель российского социал-демократического и профессионального движения, литератор.[1][2] Настоящие имя и фамилия — Борис Соломонович Цетлин (иногда ошибочно «Цейтлин»). Партийные и литературные псевдонимы — Г. Б., Г. Батурский, Г. Бат, Б-ский, Георгий, Громов, Г. Смолин.
Содержание
Биография
Социал-демократ, член РСДРП с конца 1900. По образованию юрист. Член ЦК РСДРП, руководитель профдвижения, член ВЦСПС[3]. Во время первой мировой войны был членом Организационного Комитета Российской социал-демократической рабочей партии, взгляды менялись от оборончества до интернационализма. Принимал участие в работе над резолюциями по рабочему вопросу, которые были приняты Всероссийским совещанием Советов рабочих и солдатских депутатов.
После октября 1917
Член Временного Демократического Совета (Предпарламента). К большевистскому Октябрьскому перевороту отнёсся отрицательно, назвал его преступной авантюрой.
- 2 ноября 1917 вышел из состава ЦК РСДРП(о) вместе с ещё 13-тьяю членами из-за решения большинства вступить в переговоры с большевиками.
- 10 ноября 1917 вернулся в ЦК "оборонцев" после прекращения переговоров.
- В конце ноября 1917 один из создателей клуба меньшевиков-оборонцев "Рабочее знамя", начиная с 25 ноября 1917 член его правления.
- В ноябре -декабре 1917 делегат Чрезвычайного съезда РСДРП(о). Поддержал А. Н. Потресова, считавшего допустимым использование любых средств для свержения "самодержавия Смольного".
- С декабря 1917 член Временного Бюро социал-демократов оборонцев.
- В январе 1918 делегат 1-го Всероссийского съезда профессиональных союзов от Самарского Союза торгово-промышленных служащих. Инициатор группы "единства и независимости профдвижения", тогда же член инициативной группы по созыву беспартийных рабочих конференций в Петрограде.
- В январе-июле 1918 один из организаторов антисоветского движения Рабочих Уполномоченных.
Критиковал левоцентристское большинство ЦК РСДРП(о) за соглашательство с большевиками. После разгрома движения отошёл от партийной работы и уехал в Витебск.
В конце 1920 арестован чекистами в Витебске, отправлен в распоряжение Особого отдела 14-й армии. В том же году, сидя в арестантском подвале, заболел сыпным тифом. За 2 дня до смерти освобождён "на поруки"[3]. Умер 5 декабря 1920 в Витебске (по сведениям семьи умер в тюремном госпитале[4]).
В день его похорон состоялись стачка и демонстрация рабочих.
Семья
- Отец — Соломон Александрович (Сендерович) Цетлин (1855—1925) происходил из религиозной хасидской семьи, до 12—13 лет не говорил по-русски, в дальнейшем торговый служащий, автор кратких воспоминаний[4]
- Брат — Лев Соломонович Цетлин (1877—1962)[5], член РСДРП, глава Московского комитета партии в 1902–1903 годах, делегат II съезда РСДРП (под кличкой Белов), меньшевик, затем отошёл от революционной работы, занимался редактированием и переводами. Отец Михаила Львовича и Бориса Львовича Цетлиных.
- Брат — Эмиль Соломонович Цетлин (2.1880 — 15.09.1937), член Бунда[6], примыкал к РСДРП, в советские времена в ссылках, в 1937 году расстрелян.
- Сестра — Мария Соломоновна Цетлина (1885 — ?)[7].
- Брат — Михаил Соломонович Цетлин (1887 — 24.08.1937[6]), эсер, член ЦК, с 1918-го в лагерях и ссылках, в том числе в Соловецком лагере. Его жена Н. А. Бауэр погибла во время Соловецкого расстрела 19 декабря 1923 г. Сам он расстрелян в 1937 году.
- Брат — Семён Соломонович Цетлин (7.10.1888 — 15.06.1938[6]), член РСДРП(м), вместе с братом Михаилом был в Соловецком лагере, затем в ссылке, расстрелян в 1938.
- Сестра — Дарья Соломоновна (Годасса Залмановна) Цетлина (7.02.1891 — 24.03.1935[6]), член РСДРП(м), замужем за меньшевиком М. И. Бабиным, была с ним в Соловецком лагере, умерла в ссылке. М. И. Бабин расстрелян в 1937 году.
- Сестра — Ревекка Соломоновна Цетлина (1892 — ?)[7].
- Сестра — Елизавета Соломоновна Цетлина (1893 — ?)[7].
- Сестра — Любовь Соломоновна Цетлина (10.1896 — 8.05.1966[6]), член РСДРП(м), в советское время в ссылках[4].
- Жена — Флора Григорьевна Герценберг[8]
Напишите отзыв о статье "Батурский, Борис Соломонович"
Примечания
- ↑ Ильящук Г. И., Миллер В. И. // Политические деятели России 1917:. Биографический словарь / Гл. ред. П. В. Волобуев. — М.: Большая Росс. энциклопедия, 1993. — С. 29-30.
- ↑ Поляков С. [биогр. справка на Батурского] // Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX века. Энциклопедия. — М.: РОССПЭН, 1996. — С. 56-57.
- ↑ 1 2 [www.politike.ru/dictionary/471/word/baturskii-nastojaschaja-familija-cetlin-ceitlin-izvesten-takzhe-kak-baturskii-cetlin-cetlin-baturskii-boris-solomonovich-part-i-lit-psevd-g-b-g-baturskii-g-bat-b-skii-georgii-gromov-g-smolin Национальная ПОЛИТИЧЕСКАЯ энциклопедия]
- ↑ 1 2 3 [www.lechaim.ru/ARHIV/190/cetlin.htm Соломон Цетлин. Детство в Шкловском хедере]
- ↑ [www.istprof.atlabs.ru/818.html История профсоюзов]
- ↑ 1 2 3 4 5 [socialist.memo.ru/lists/slovnik/ Список социалистов и анархистов]
- ↑ 1 2 3 [mishpoha.org/n18/18a06.php Цетлин Соломон. Из дневника. // Мишпоха № 18]
- ↑ [socialist.memo.ru/photoalbum/gal4/gallery.html "Из коллекции семьи Цетлиных"]
Ссылки
- [hrono.ru/biograf/bio_b/baturskibs.php Батурский Борис Соломонович]
- [www.istprof.atlabs.ru/788.html Батурский Борис Соломонович (1879 – 1920)]
Отрывок, характеризующий Батурский, Борис Соломонович
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
