Батюня, Александр Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Григорьевич Батюня
Дата рождения

2 июня 1898(1898-06-02)

Место рождения

деревня Курганы, Бобруйский уезд, Минская губерния, Российская империя

Дата смерти

21 марта 1976(1976-03-21) (77 лет)

Место смерти

Ростов-на-Дону, РСФСР, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19161917
19181961

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Генерал-полковник
Командовал

32-я стрелковая дивизия
48-й стрелковый корпус
57-я армия

Сражения/войны

Первая мировая война
Гражданская война
Великая Отечественная война

Награды и премии

Иностранные награды

</td></tr> </table> Алекса́ндр Григо́рьевич Батю́ня (2 июня 1898, дер. Курганы, Российская империя — 21 марта 1976, Ростов-на-Дону) — советский военачальник, генерал-полковник (1958 год).





Биография

Родился в деревне Курганы — ныне Кировского района Могилёвской области Республики Белоруссия.

Служил в Русской императорской армии с 1916 года по 1917 год, курсант — Псковской школы прапорщиков, прапорщик. Участник Первой мировой войны, командир полуроты гренадерского полка Западного фронта.

В Красной Армии с 1918 года. В Гражданскую войну А. Г. Батюня воевал на Западном фронте, командовал взводом, ротой, батальоном в стрелковом полку 17-й стрелковой дивизии (1918—1921 годы). В 1921 году окончил Высшие стрелковые повторные курсы комсостава в городе Смоленск.

После войны командир батальона, роты, помощник начальника штаба стрелкового полка, начальник отделения штаба 4-й стрелковой дивизии в Белорусском военном округе. С ноября 1930 года начальник штаба этой дивизии. По окончании Военной академии имени М. В. Фрунзе с мая 1934 года в Московском военном округе — начальник 1-й части штаба 84-й стрелковой дивизии, а с марта 1938 года — начальник штаба 55-й стрелковой дивизии. С августа 1938 года начальник штаба 39-я стрелковой дивизии 1-й Отдельной Краснознамённой армии на Дальнем Востоке. А с ноября — командир 32-й стрелковой дивизии там же. В марте 1941 года назначен начальником штаба 48-го стрелкового корпуса Одесского военного округа.

Участие в Великой Отечественной войне

Начало Великой Отечественной войны встретил на занимаемой должности. С 25 июля корпус в составе 9-й отдельной армии Южного фронта участвовал в приграничном сражении по восточному берегу реки Прут, отражал вместе с главными силами армии наступление румынских войск северо-западнее города Кишинёв.

С 21 августа по 1 сентября временно исполняющий должность командира этого корпуса, затем начальник штаба сформированной на его базе 6-й армии, входившей в состав сначала Южного, затем Юго-Западного фронтов. Участвовал в разработке и планировании боевых действий армии на левом берегу реки Днепр северо-западнее города Днепропетровск. 9 ноября 1941 года А. Г. Батюне присвоено звание генерал-майор.

С апреля 1942 года — заместитель командующего 6-й армией, которая в мае в составе Юго-Западного фронта участвовала в Харьковском сражении и попала в окружение. Части войск 6-й армии под командованием А. Г. Батюни удалось выйти из окружения.

В мае-июне 1942 года А. Г. Батюня — исполняющий должность командующего 57-й армии Юго-Западного фронта, войска которой вели тяжёлые оборонительные бои южнее и юго-восточнее города Лозовая на реках Северский Донец и Дон, после чего были выведены в резерв фронта.

С июля А. Г. Батюня — начальник штаба 9-й армии, которая в составе Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского фронтов отражала наступление превосходящих сил противника в Донбассе и большой излучине реки Дон. В конце июля был ранен.

После излечения в декабре 1942 года направлен на учёбу в Высшую военную академию им. К. Е. Ворошилова.

С февраля 1943 года начальник штаба 38-й армии Воронежского фронта, которая участвовала в Воронежско-Касторненской и Харьковской наступательных операциях и освобождении городов Касторное, Тим, Обоянь. С апреля 1943 года — начальник штаба 40-й армии Воронежского (с 20 октября 1-й Украинского) фронта. А. Г. Батюня принимал участие в разработке боевых действий войск армии в Белгородско-Харьковской наступательной операции, освобождении Левобережной Украины, при форсировании реки Днепр в районах населённых пунктов Стайки и Ржищев, а также захвате и удержании плацдармов на её правом берегу.

С ноября — заместитель командующего 38-й армией 1-го Украинского фронта. Её войска особо отличились в Киевской наступательной и Киевской оборонительной, Житомирско-Бердичевской, Проскуровско-Черновицкой наступательных операциях, за что А. Г. Батюня был награждён орденом Богдана Хмельницкого 1-й степени и орденом Суворова 2-й степени. 17 ноября 1943 года А. Г. Батюне присвоено звание генерал-лейтенант.

С апреля 1944 года и до конца войны — начальник штаба 1-й гвардейской армии 1-го Украинского (с 5 августа 4-го Украинского) фронта. А. Г. Батюня обеспечил командарму бесперебойное управление соединениями армии в ходе Львовско-Сандомирской, Восточно-Карпатской, Западно-Карпатской и Пражской наступательных операций.

После войны на штабных и командных должностях: начальник штаба 40-й армии Одесского военного округа (1945-1946 год), начальник штаба Западно-Сибирского военного округа (1946-1947 год), начальник штаба — первый заместитель командующего этого же округа (1947-1950 год). В 1951 году окончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова. С августа 1951 года начальник штаба — 1-й заместитель командующего Донского военного округа. В ноябре 1953 года начальник штаба — заместитель командующего войсками Северо-Кавказского военного округа. 18 февраля 1958 года А. Г. Батюне присвоено звание генерал-полковник. С 1961 года в запасе. Скончался 21 марта 1976 года в Ростове-на-Дону.

Награды

Иностранные награды:

Напишите отзыв о статье "Батюня, Александр Григорьевич"

Примечания

  1. [www.podvignaroda.ru/?#id=20214299&tab=navDetailDocument Сайт Подвиг народа — Указ ПВС СССР о награждении Батюня А. В.]

Литература

Отрывок, характеризующий Батюня, Александр Григорьевич

– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.


Навигация