Батюто, Анатолий Иванович
Анатолий Иванович Батюто | |
Учёная степень: |
---|
Анато́лий Ива́нович Батю́то (1920—1991) — советский литературовед, филолог, специалист по русской литературе XIX века, исследователь творчества Тургенева и Достоевского.
Круг интересов будущего учёного сформировался в юношеские годы во время посещения творческого кружка при ленинградском Доме комсомола. В 1945 году (после участия в боевых действиях, лечения в вологодском госпитале, пребывания в эвакуации и недолгой учёбы в Ростовском университете) поступил на филологический факультет Ленинградского государственного университета. По окончании вуза и аспирантуры пришёл работать в Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук[1].
Кандидатская диссертация Батюто, защита которой состоялась в 1952 году, была посвящена роману «Отцы и дети» и общественно-политической борьбе 1860-х годов (научный руководитель — профессор ЛГУ Григорий Бялый). В 1956 году учёный участвовал в работе над фундаментальным 10-томным изданием «История русской литературы», выпускавшимся АН СССР; в 1962 году, имея репутацию опытного тургеневеда, привлекался к написанию разделов о романах «Накануне» и «Отцы и дети» в двухтомнике «История русского романа»[2].
Научная биография Анатолия Батюто включала, помимо изучения творчества Тургенева, подготовку текстов и комментарии к романам и письмам Достоевского, анализ наследия Гончарова, Толстого, Солженицына и других писателей. В сферу деятельности литературоведа входили аналитические работы, связанные с происхождением слова «нигилизм», исследование парижских рукописей Тургенева, сбор и систематизация материалов по полемике Тургенева с Толстым, комментарии к дневникам Достоевского, сравнение этико-эстетического опыта в романах «Отцы и дети» и «Обрыв»[3].
Анатолий Батюто — автор многочисленных статей и книг.
- Ю. Сорокин, Марина Касторская, Борис Городецкий, А. И. Батюто, Т. Чирковская, Наталия Гердзей-Капица, Ксения Муратова. Изучение языка и стиля художественных произведений в школе. — М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства Просвещения РСФСР. — Т. 1953. — 204 с.
- А. И. Батюто К вопросу о происхождении слова «нигилизм» в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. — М, 1953. — Т. VII, вып. 6. — С. 520—525.
- А. И. Батюто. Примечания к романам «Накануне», «Отцы и дети» // Тургенев И. С. Собрание сочинений. — М., 1954. — Т. 3. — С. 373—411.
- А. И. Батюто. Подготовка текста и примечания // Русские повести XIX в. 60-х годов. — М., 1956. — Т. 1. — С. 491—507.
- А. И. Батюто. Подготовка текста и примечания // Русские повести XIX в. 60-х годов. — М., 1956. — Т. 2. — С. 535—542.
- А. И. Батюто Парижская рукопись романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» // Русская литература. — 1961. — № 4. — С. 57—78.
- А. И. Батюто. Тургенев — романист. — Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1972. — 390 с.
- А. И. Батюто. Творчество И. С. Тургенева и критико-эстетическая мысль его времени. — М.: Наука, 1990. — ISBN 5-02-027874-2.
- А. И. Батюто. Избранные труды. — Нестор, 2004. — 960 с. — ISBN 5-98187-042-7.
- А. И. Батюто. А.И. Солженицын и отечественная литература XIX-XX веков. Записки филолога. — Нестор-История, 2006. — С. 136. — ISBN 5-98187-111-3.
- А. И. Батюто. Дневник: 1936—1952 годы; Стихи. — СПб.: Скифия-принт, 2012. — 440 с. — ISBN 978-5-98620-070-5.
- А. И. Батюто. Тургенев и другие. — СПб.: Петрополис, 2014. — 880 с. — ISBN 978-5-9676-0561-1.
Напишите отзыв о статье "Батюто, Анатолий Иванович"
Примечания
- ↑ Битюгова И. А. [magazines.russ.ru/voplit/2013/1/b36.html А. И. Батюто. Дневник (1936—1952 годы). Стихи] // Вопросы литературы. — 2013. — № 1.
- ↑ Битюгова И. А. О жизни и творчестве А. И. Батюто (1920—1991) // [web.archive.org/web/20141112214330/nestorbook.ru/mod_cat/files/bat.pdf А. И. Батюто. Избранные труды]. — Спб.: Нестор-История, 2004. — С. 7—34. — 960 с. — ISBN 5-98187-042-7.
- ↑ Хронологический список трудов Анатолия Ивановича Батюто // [web.archive.org/web/20141112214330/nestorbook.ru/mod_cat/files/bat.pdf А. И. Батюто. Избранные труды]. — Спб.: Нестор-История, 2004. — С. 942—949. — 960 с. — ISBN 5-98187-042-7.
Отрывок, характеризующий Батюто, Анатолий Иванович
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…