Бауер, Николай Павлович

Николай Павлович Бауер

Николай Павлович Бауер (Бауэр) (4 сентября 1888, Санкт-Петербург — 18 сентября 1942, Ленинград) — советский учёный, историк, исследователь. Один из самых выдающихся российских нумизматов XX века.

Биография

Происходил из дворян. Отец — Павел Васильевич Бауер, учившийся в 3-й Санкт-Петербургской гимназии (вып. 1865; золотая медаль) и на естественном отделении физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, имел образование химика-агронома и работал управляющим крупными имениями. Мать — Елена Александровна (в девичестве Ферсман), занималась воспитанием детей, которых в семье было пятеро.

Учился в столичной классической гимназии Святой Анны. В 1906—1910 годах обучался на историческом отделении историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета — получил диплом первой степени. В университете увлекся изучением европейской истории Нового времени. Преподавал историю в одной из гимназий Риги, позже — в немецких школах Санкт-Петербурга. В 1912 году был принят на работу инвентаризатором в Минцкабинет (Отдел нумизматики) Эрмитажа. Уже в 1914 году подготовил к изданию свою первую нумизматическую работу — описание клада западноевропейских монет X—XI веков, найденных близ Санкт-Петербурга (статья была опубликована лишь в 1926 году в Германии).

В сентябре 1917 вступил в партию кадетов, за причастность к которой по революции некоторое время находился в тюрьме. Летом 1919 Н. П. Бауер скрывался от повторного ареста и осенью того же года вместе с семьей бежал из Петрограда в г. Ливны (Орловская область). После того, как Ливны заняли белогвардейцы, начал сотрудничать с ними. Работал начальником городского пункта «Осведомительного агентства белых», в задачи агентства входила работа по белогвардейской агитации среди гражданского населения. В конце 1919 вместе с отступающими частями Белой армии, перебрался в Харьков, где работал ученым специалистом в городском художественном музее. В сентябре 1920 ему удалось вернуться в Петроград и снова поступить на службу в Эрмитаж.

В Отделе нумизматики Эрмитажа Н. П. Бауер проработал 18 лет — до августа 1938 года. Сначала — помощником хранителя, с 1924 — хранителем отделения западноевропейских монет. В 1930—1935 исполнял обязанности заведующего Отделом нумизматики, в 1935—1938 числился «действительным членом и профессором Государственного Эрмитажа».

Будучи заведующим Отделом нумизматики, Н. Бауер, как мог, возражал и противился изъятию монет из основного собрания Эрмитажа для последующей продажи их властями СССР за границей.

Одновременно с работой в Эрмитаже, как совместитель, сотрудничал и с другими учреждениями. В 1920—1929 годах был научным сотрудником секции нумизматики и глиптики, созданной в 1919 при Академии истории материальной культуры. В 1920—1924 — профессор Петроградского Археологического института, а после его закрытия и объединения с Ленинградским университетом — доцент университета (1924—1927 гг.).

Был активным членом Ленинградского Общества экслибрисистов. На заседаниях Общества в конце 1928—1929 годов прочёл доклады «Экслибрисы военных библиотек», «Книгопродавческие знаки В. И. Клочкова», «Знаки, родственные экслибрисам», «Юмор, lapsus и карикатура в экслибрисистике» и др.

В августе 1938 было обнаружено членство Бауэра в кадетской партии и сотрудничество с белогвардейцами, после чего его уволили из Эрмитажа. После увольнения нумизмат в течение года зарабатывал на жизнь частными уроками немецкого языка. Одновременно с этим продолжал писать масштабное исследование «История древнерусского денежного обращения», в котором на основе нумизматических и письменных источников пытался изложить своё представление о развитии всех древнерусских монетных систем за 700 лет. В отечественной историографии можно назвать лишь одно подобное по масштабу исследование — книгу С. де Шодуара «Обозрение русских денег и иностранных монет, употреблявшихся в России с древнейших времен».

Летом 1941 года Бауер был принят на работу в качестве старшего научного сотрудника в Институт истории материальной культуры (ИИМК) АН СССР. Здесь он принял участие в написании главы о древнерусских денежных системах для двухтомной коллективной монографии «История культуры Древней Руси» и подготовил статью, посвященную свидетельствам немецких источников о русском денежном обращении XV века.

После начала Великой Отечественной войны остался в блокадном Ленинграде.

10 июля 1942 года, в стадии тяжелой дистрофии, Бауэр был арестован, обвинён в антисоветских взглядах и пораженческих настроениях и 18 сентября 1942 — расстрелян.

Реабилитирован в августе 1989 года.

Отец О. Н. Бауэра, биолога, основателя российской ихтиопатологии.

Научная деятельность

Учёный-энциклопедист, который умел работать одинаково успешно в разных областях науки. Он был специалистом по западноевропейской, русской, византийской, восточной монетной чеканке, внёс большой вклад в развитие каждого из упомянутых разделов нумизматики.

Автор ряда ценных трудов по различным разделам древнерусской нумизматики, в частности: исследование о древнейшем русском чекане; топография западноевропейских и византийских монет X—XI вв. на территории Восточной Европы; классификация и датировка русских серебряных и золотых слитков; сводка всех цитат из летописей, юридических документов и других письменных памятников XII — начала XVI в., с упоминаниями денежных знаков; рецензии на нумизматические труды; научно-популярные очерки об античных и средневековых монетах.

Его опубликованные труды напечатаны, в основном, за границей, поскольку в СССР в то время не было ни одного нумизматического периодического издания.

Избранные труды

• Древнерусский чекан конца X и начала XI в. // Известия Гос. Академии материальной культуры. — Л., 1927. — Вып. 5.
• Der Fund von Spanko bei St. Petersburg // Zeitschrift fuer Numismatik. Bd. 36. Berlin, 1926. S. 75-94. Taf. V.
• Die russiachen Funde abendländischer Münzen des 11. und 12. Jahrhunderts / Zeitschrift für Numismatik. Bd. 39. — Berlin, 1929; Bd. 40, 1930;
• Die Silber-Goldbarren des russischen Mittelalters. Eine archäologische Studie / Numismatische Zeitschrift. Bd. 62 — Wien, 1929; Bd. 64.

Литература

• Гурулёва В. В. Н. П. Бауер и его вклад в византийскую нумизматику // Византия и Ближний Восток: Памяти А. В. Банк: Сб. науч. тр. — СПб., 1994. — С. 117—126.
• Бауер (Bauer), Николай Павлович // Немцы России: Энциклопедия. — M. 1999. — Т. 1. — ISBN 5-93227-002-0.

Ссылки

• Фенглер Х., Гироу Г., Унгер В. [www.numizm.ru/html/b/bauer_nikolay_pavlovi4.html Николай Павлович Бауер] // Словарь нумизмата / Пер. с нем. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Радио и связь, 1993.
• [www.hermitagemuseum.org/wps/portal/hermitage/what-s-on/news/news-item/news/2015/news_75/?lng=en Издание книги Н. П. Бауер «История древнерусских денежных систем IX в. — 1535 г.» (Москва, «Русское Слово», 2014)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Бауер, Николай Павлович

– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…