Баум, Эдуард Оттонович
| Эдуард Оттонович Баум | |
 | |
| Род деятельности: |
учёный-лесовод, лесной ревизор Семиреченской области |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
Эдуард Оттонович Баум (1850—1921) — учёный-лесовод, лесной ревизор Семиреченской области, в течение 25 лет председатель Семиреченского сельскохозяйственного общества. После установления Советской власти возглавлял Семиреченский лесной подотдел.
Деятельность
По окончании Петровской земледельческой и лесной академии и Санкт-Петербургского земледельческого института в 1874 году приехал в Верный, где работал областным лесничим при генерал-губернаторе Семиреченской области. Работая на этой должности, он вёл селекционную работу, был организатором зелёного строительства, отбирал в России посадочный материал, завёз и интродуцировал 44 лиственных, 17 хвойных пород и 52 вида кустарников, им доставлено 74 сорта яблонь, 49 сортов груш и других плодовых растений. Под руководством Баума, предвидевшего необходимость зелёного строительства развивающегося города, в Верном и других городах Семиречья были заложены лесные питомники.[1] По его инициативе был издан приказ об обязательной посадке жителями Верного и других поселений Семиречья не менее 20 декоративных и плодовых насаждений (саженцы выдавались бесплатно). По его инициативе в 1871 году была создана Верненская школа садоводства (сейчас на её территории — Центральный парк культуры и отдыха).[2]
По предложению Баума вдоль основных трактов были заложены рощи из карагача, вяза, дуба, берёзы, ясеня и других, сохранившиеся до сих пор. В 1892 году он в своей записке в городскую управу попросил отвести землю, принадлежащую казачьей станице, для закладки «увеселительного парка». Согласие было дано, расселение деревьев в роще, которую впоследствии назвали именем Баума, получилось парковое.[1]
Учёный-путешественник П. П. Семёнов-Тян-Шанский писал:
|
Я помню, как на голом предгорье, на берегу Алматинки, стояло несколько срубов и юрт. Теперь там утопает в зелени прекрасный город… Свидетельствую о том, что когда я был в Верном, там не росло ни единого кустика… | 
|
В 1906—1907 годах Баум руководил Верненским обществом ревнителей просвещения, которое организовывало бесплатные народные чтения, читальни, публичные библиотеки, концерты, спектакли, народные гуляния.[3]
Дом Баума
Дом, в котором в 1880-1921 годах жил Баум (ул. Амангельды, 68а), является памятником архитектуры, образцом деревянного зодчества индивидуальной жилой застройки конца XIX века. Автором проекта и строителем выступил П. М. Зенков. Дом Баума — в плане крестообразный, одноэтажный, рубленный из брёвен, на кирпичном цоколе с мезонином. Окна прямоугольные, спаренные по фасаду, обрамлены деревянными наличниками. Карнизы и треугольники фронтонов декорированы резными подзорами. Здание охраняется государством.[4]
Напишите отзыв о статье "Баум, Эдуард Оттонович"
Примечания
- ↑ 1 2 Алма-Ата. Энциклопедия / Под ред. М. К. Козыбаева. — Алма-Ата: Гл. ред. Казахской советской энциклопедии, 1983. — С. 143-144. — 608 с. — 60 000 экз.
- ↑ Алма-Ата. Энциклопедия / Под ред. М. К. Козыбаева. — Алма-Ата: Гл. ред. Казахской советской энциклопедии, 1983. — С. 176. — 608 с. — 60 000 экз.
- ↑ Алма-Ата. Энциклопедия / Под ред. М. К. Козыбаева. — Алма-Ата: Гл. ред. Казахской советской энциклопедии, 1983. — С. 180. — 608 с. — 60 000 экз.
- ↑ Алма-Ата. Энциклопедия / Под ред. М. К. Козыбаева. — Алма-Ата: Гл. ред. Казахской советской энциклопедии, 1983. — С. 238. — 608 с. — 60 000 экз.
Отрывок, характеризующий Баум, Эдуард Оттонович
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
