Баффи — истребительница вампиров (сезон 4)
Поделись знанием:
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
| Баффи — истребительница вампиров. Сезон 4 | |
|---|---|
 Обложка DVD-издания четвёртого сезона. | |
| Страна |  США
|
| ТВ-канал | The WB Television Network |
| Первый показ | 5 октября 1999 года — 23 мая 2000 года |
| Количество эпизодов | 22 |
| Дата выхода на DVD | 10 июня 2003 года |
| Хронология сезонов | |
| ← Предыдущий | Следующий → |
| 3 | 5 |
«Баффи — истребительница вампиров» (англ. Buffy the Vampire Slayer) — американский молодёжный телесериал с Сарой Мишель Геллар в главной роли о судьбе американской девушки, обладающей сверхчеловеческими силами. Сериал создан по мотивам одноимённого полнометражного фильма 1992 года. Начинаясь как комедийный фильм ужасов, с каждым сезоном сериал становился всё мрачнее и драматичнее.
Содержание
Сюжет
Баффи, Уиллоу и Оз поступают в колледж, где сталкиваются со всеми проблемами первокурсников. Баффи особенно не повезло с соседкой по комнате, которая впоследствии оказалась злобным демоном. Вскоре эта проблема была решена и соседкой Баффи стала Уиллоу. Баффи пытается вести нормальную личную жизнь, знакомится с парнем, вскоре проводит с ним ночь. Но он лишь хотел переспать с ней, а Баффи потом переживала по этому поводу, как и любая девчонка. Джайлз не спешит искать себе новую работу, его вполне устраивает жить в своей квартире, куда часто заходит его давняя подруга. Хоть он уже и не является Наблюдателем Баффи, он всё же помогает друзьям и они собираются на совещания у него. Ксандер не поступил в колледж, он подрабатывает в разных местах, живёт в подвале дома его родителей, потому что постоянно ссорится с мамой. Аня вернулась и резко предложила ему встречаться, и он не смог отказать её слишком напористой позиции.
Позднее Баффи знакомится с очаровательным старшекурсником Райли Финном (Марк Блукас), работающим, как позже выясняется, на некую организацию под названием «Инициатива», цель которой — уничтожение демонов и другой нечисти. Организацию возглавляла Профессор Мэгги Уолш, которая также преподавала психологию в университете, а Райли и другие из их отряда были под прикрытием помощников Профессора, они жили как и студенты в общежитии, под которым и находилась «Инициатива». Райли начинает проявлять симпатии к Баффи и даже обращается за помощью по знакомству к её подруге Уиллоу. Постепенно их отношения начинают перерастать в роман, но Баффи поначалу не хотела этих отношений, потому что их занятия очень опасны и к добру не приведут, но после совместного сражения с демонами, Баффи всё же делает шаг навстречу их любви.
В «Инициативе» Профессор Мэгги Уолш создала нечто с огромной силой наподобие демона, человека и робота — Адама, который впоследствии убил её саму и планировал создать армию таких же убийц-демонов, как и он сам. Баффи признается Райли в том, что она — Истребительница, он рассказывает об этом своей начальнице и Баффи принимают в «Инициативу», но когда Баффи слишком близко подходит к разгадке тайного проекта, Уолш пытается её убить. После этого Райли переходит на сторону Баффи и её друзей.
Немаловажную роль играет и появление в Саннидейле Спайка с новой подружкой Хармони, которая раньше была одноклассницей Баффи и друзей. Он хочет добыть перстень, дающий вампирам огромную силу и защищающий от всего, что причиняет им вред. Но Баффи отобрала у Спайка этот перстень и попросила Оза передать его Энжелу в Лос-Анджелесе. Позднее организация «Инициатива» вставила Спайку чип, не позволяющий ему причинять вред кому-либо. Он даже жил у сначала у Джайлза, а потом у Ксандера. Но когда узнал, что может бить демонов, то решает уйти в свой личный склеп. Спайк ведёт двойную игру в надежде на то, что Адам поможет ему избавиться от чипа, но в конце он встаёт на сторону друзей.
Подруга Баффи, Уиллоу, продолжает заниматься магией. Она переживает тяжёлые времена. У её парня Оза появляется влечение к Веруке, девушке из рок-группы. Позже выяснилось, что она — тоже оборотень, как и Оз, но она более жестокая и не считает нужным запирать себя в клетке. Однажды Уиллоу обнаружила их вместе и очень расстроилась. Превратившись в полнолуние в оборотней, Оз и эта девушка дерутся, что приводит к её смерти. А Оз решает уехать из Саннидейла, чтобы разобраться в себе. Позже Уиллоу, сблизившись со второкурсницей Тарой Маклей (Эмбер Бенсон), которая также занимается магией, становится лесбиянкой.
В этом сезоне Фэйт выходит из комы, её сознание остановилось на моменте перед входом в кому и она не лишилась своей жестокости, она хочет отомстить Баффи. За Фэйт гоняется и полиция, и «группа зачистки» Совета наблюдателей. Мэр перед Восхождением оставил для Фэйт подарок: предмет в виде костета, который поменял Баффи и Фэйт телами, когда они схватили друг друга. Баффи в теле Фэйт забирает полиция, а затем «группа зачистки» Совета наблюдателей, которым было приказано её убить, но Баффи удалось сбежать. В это время Фэйт живёт в теле Баффи и жизнью Баффи, хотя друзья замечают что-то странное в её поведении, а подруга Уиллоу, Тара, которая обладает сильными магическими способностями, увидела, что в теле Баффи находится не его хозяин, она помогает Уиллоу увидеть то же самое, и они создают нечто, что вернет их в свои тела. Баффи приходит к Джайлзу, рассказывает, что случилось, и они отправляются в церковь, где вампиры взяли заложников. Туда же пошла и Фэйт, частица доброго в ней заставила её пойти и спасти людей. Они с Баффи встречаются, дерутся, и, схватившись за руки, возвращаются в свои тела. Фэйт убегает и уезжает из Саннидейла, как позже выясняется в Лос-Анджелес к Энжелу.
После всего того, что Адам натворил, друзья решают окончательно покончить с ним. Они пробираются в «Инициативу» и одолевают его. Интересным было заклинание, с помощью которого друзья объединили все свои силы и отдали их Баффи, она стала неуязвимой, могла останавливать пули, а ракеты превращать в голубей. С таким могуществом Баффи удалось лишить Адама источника своей энергии, что убило его. Но заклинание забрало у друзей много сил и теперь им всем нужно немного отдохнуть. «Инициатива» была закрыта по решению руководства о том, что проекты были утопичны.
В ролях
Основной состав
- Сара Мишель Геллар — Баффи Энн Саммерс
- Николас Брендон — Александер «Ксандер» Харрис
- Элисон Ханниган — Уиллоу Розенберг
- Энтони Стюарт Хэд — Руперт Джайлз
- Эмма Колфилд — Аня Дженкинс
- Марк Блукас — Райли Финн
- Сет Грин — Дэниэл «Оз» Озборн
- Джеймс Марстерс — Уильям «Спайк» Кровавый
Приглашённые звёзды
- Эмбер Бенсон — Тара Маклэй (12 эпизодов)
- Леонард Робертс — Форрест Гэйтс (12 эпизодов)
- Бэйли Чейз — Грэм Миллер (10 эпизодов)
- Линдсей Краус — Мэгги Уолш (9 эпизодов)
- Джордж Хэтцберг — Адам (9 эпизодов)
- Адам Кауфман — Паркер Абрамс (5 эпизодов)
- Кристин Сазерленд — Джойс Саммерс (5 эпизодов)
- Мерседэс МакНаб — Хармони Кендалл (4 эпизода)
- Пэйдж Мосс — Верука (3 эпизода)
- Конор О'Фаррелл — Полковник МакНамара (3 эпизода)
- Фина Орух — Оливия (3 эпизода)
- Джек Стелин — Доктор Энглмен (3 эпзиода)
- Дэвид Бореаназ — Ангел (2 эпизода)
- Элайза Душку — Фэйт (2 эпизода)
- Дагни Керр — Кэти Ньюман (2 эпизода)
- Элизабет Энн Аллен — Эми Медисон (1 эпизод)
- Итан Эриксон — Перси Уэст (1 эпизода)
- Шерон Фергюсон — Первая истребительница (1 эпизод)
- Гарри Гройнер — Мэр Ричард Уилкинс (1 эпизод)
- Саверио Герра — Стукач Вилли (1 эпизод)
- Джейсон Холл — Девон МакЛиш (1 эпизод)
- Робин Сэйкс — Итан Рейн (1 эпизод)
- Армин Шимерман — Директор Шнайдер (1 эпизод)
- Дэнни Стронг — Джонатан Левинсон (1 эпизод)
- Энди Амбергер — Д’Хоффрин (1 эпизод)
Список эпизодов
| Эпизод | Название[1] | Дата выхода в эфир | Режиссёр | Сценаристы |
|---|---|---|---|---|
| 4x01 (57) | Первокурсница / The Freshman | 5 октября 1999 | Джосс Уэдон | Джосс Уэдон |
| Время летит незаметно, и вот Баффи вместе с Уиллоу и Озом уже поступает в Университет Саннидэйла. Уиллоу полна энтузиазма по поводу предстоящей учёбы, в то время как Баффи испытает эмоциональные проблемы, связанные со сменой привычной обстановки — ведь теперь Истребительница будет жить в студенческом городке и ей придётся заводить себе новых друзей. После своего летнего дорожного путешествия в Саннидэйл возвращается Ксандер, а Джайлз уже несколько месяцев наслаждается беззаботной жизнью безработного человека. Вскоре Баффи узнаёт о таинственных исчезновениях первокурсников из кампуса. За этим может стоять шайка местных вампиров под предводительством блондинки-вампирессы, и Истребительница понимает, что даже в университете для неё найдётся много работы. | ||||
| 4x02 (58) | Условия проживания / Living Conditions | 12 октября 1999 | Дэвид Гроссман | Марти Ноксон |
| Для Истребительницы наступают трудные времена, когда у неё появляется проблема во взаимоотношениях со своей соседкой по комнате Кэти. Постепенно Баффи начинает с большим подозрением относиться к новой знакомой, а в студенческом городке появляются два загадочных демона с зелёными глазами. Уиллоу испытывает похожие проблемы с соседями, но она искренне радуется за Баффи, когда та знакомится с привлекательным студентом Паркером Эйбрамсом. Однако вскоре друзья начинают очень сильно беспокоиться за Истребительницу, которая постепенно становится всё более мнительной. Баффи кажется, что её соседка по комнате на самом деле является настоящим демоном, но Джайлз уверен, что именно Баффи стала одержима духом злобного существа. Пока он пытается найти ответы на вопросы, Истребительнице удаётся сбежать из-под опеки своих друзей, чтобы свести счёты со своей соседкой по комнате.. | ||||
| 4x03 (59) | Резкий свет дня / The Harsh Light Of Day | 19 октября 1999 | Джеймс А. Контнер | Джейн Эспенсон |
| Баффи наслаждается своими романтическими отношениями с Паркером, когда неожиданно сталкивается со своим давним врагом. Спайк снова возвратился в Саннидэйл, но на этот раз он занимается поисками мифического Камня Амара, дарующего любому вампиру абсолютную неуязвимость. Тем временем Уиллоу встречается со своей бывшей одноклассницей Хармони и вскоре выясняет, что та превратилась в вампира. Пока Джайлз вместе с Ксандером, Уиллоу и Озом пытаются определить местонахождение Камня Амара раньше Спайка, Баффи предстоит узнать горькую правду о поступках Паркера. Однако у Истребительницы не остаётся времени на сожаления — она сталкивается со Спайком при ярком свете солнечного дня. Вампир стал абсолютно неуязвим, и теперь он полон решимости отомстить всем своим врагам. | ||||
| 4x04 (60) | Страх, собственной персоной / Fear, Itself | 26 октября 1999 | Такер Гейтс | Дэвид Фьюри |
| В студенческом городке Саннидэйла заканчиваются приготовления к празднованию Хэллоуина. Баффи находится в подавленном настроении из-за своего разрыва с Паркером, поэтому она не хочет веселиться вместе со своими друзьями в праздничную ночь. Но вскоре Истребительница меняет своё решение и отправляется вместе с Ксандером, Уиллоу и Озом на шумную вечеринку. Ребята ещё не догадываются о том, что вскоре им предстоит оказаться в настоящем доме с привидениями и сразиться с ужасным демоном, питающимся человеческими страхами. В то время как Баффи, Уиллоу, Ксандер и Оз лицом к лицу сталкиваются со своими сокровенными переживаниями, Джайлзу и Ане предстоит вызволить друзей из дома, у которого внезапно исчезли все окна и двери. | ||||
| 4x05 (61) | Плохое пиво / Beer Bad | 2 ноября 1999 | Дэвид Соломон | Трейси Форбс |
| Ксандер устраивается барменом в один из баров студенческого городка, а Баффи продолжает надеяться на возвращение Паркера. Вскоре она сталкивается с четырьмя студентами в баре, которые предлагают девушке поделиться своими проблемами за кружкой пива. Тем временем Уиллоу приходится испытать неприятные чувства, когда она замечает неподдельный интерес Оза к новой певице по имени Верука. Вскоре Ксандер обнаруживает, что четверо студентов превратились в настоящих пещерных людей. Всему виной стало пиво и Ксандер понимает, что Истребительница также может превратиться в доисторического человека. Пока Уиллоу пытается понять мотивы странного поведения Паркера, Ксандер и Джайлз спешат найти Баффи, которую также не обошло стороной пагубное влияние пива. Однако «пещерной» Истребительнице придётся повиноваться своим инстинктам, когда жизнь Паркера и её лучшей подруги подвергается смертельной опасности со стороны оставшихся неандертальцев. | ||||
| 4x06 (62) | Дикий сердцем / Wild At Heart | 9 ноября 1999 | Дэвид Гроссман | Марти Ноксон |
| Приближается очередное полнолуние, которое полностью изменит жизни Уиллоу и Оза. Баффи приходится подбадривать свою лучшую подругу, когда она замечает неподдельный интерес Оза к Веруке. В первую ночь перед полнолунием на профессора Мэгги Уолш нападают две «дикие собаки», из чего Истребительница делает вывод, что в городе появился ещё один оборотень. Тем временем Оз узнаёт причину своей неодолимой тяги к Веруке — эта девушка также оказывается оборотнем, но в отличие от него она наслаждается животной страстью зверя, сидящего внутри неё. Вскоре Уиллоу приходится испытать потрясение — она узнаёт о странной связи Оза и Веруки. Ситуация выходит из-под контроля, когда Уиллоу становится невольным свидетелем кровавой схватки двух оборотней, а Баффи сталкивается с одним из таинственных солдат, которым удалось захватить в плен Спайка. После полнолуния Озу предстоит принять самое ответственное и непростое решение в своей жизни. | ||||
| 4x07 (63) | Инициатива / The Initiative | 16 ноября 1999 | Джеймс А. Контнер | Даг Петри |
| Уиллоу продолжает страдать из-за отъезда Оза, а Райли начинает осознавать, что ему нравится Баффи. Тем временем Спайку удаётся сбежать из подземной лаборатории секретного правительственного проекта под кодовым названием «Инициатива». Здесь проводятся различные эксперименты над вампирами и демонами, которыми руководит профессор Мэгги Уолш. По следу сбежавшего вампира отправляется отряд натренированных солдат под командованием лучшего агента «Инициативы» — Райли Финна. Спайк собирается убить Истребительницу вампиров, но обстоятельства складываются иначе, и его очередной жертвой становится Уиллоу. Пока Баффи сражается с солдатами Райли, изумлённый Спайк обнаруживает, что пребывание в подземной лаборатории «Инициативы» не прошло для него бесследно. | ||||
| 4x08 (64) | Страдания / Pangs | 23 ноября 1999 | Майкл Лэнг | Джейн Эспенсон |
| В канун Дня Благодарения Ксандер случайно обнаруживает погребённую под землёй церковь, разрушенную во время землетрясения 1812 года. Он не догадывается, что тем самым освободил могущественного Хуса — Духа Отомщения племени шумашей, призванного отомстить за истребление своего народа, поскольку шумаши являлись коренными жителями земли, на которой был построен Саннидэйл. Баффи решает устроить для своих друзей праздничный ужин в честь Дня Благодарения, но одновременно с этим ей приходится расследовать жестокие убийства, совершённые Хусом. Отчаявшийся Спайк начинает страдать от голода, и он решает прибегнуть к последнему средству — вампир просит Истребительницу о помощи в обмен на информацию о таинственных солдатах. Тем временем в Саннидэйле появляется Энджел, который тайно оберегает Баффи от грозящей ей смертельной опасности. | ||||
| 4x09 (65) | Нечто синее / Something Blue | 30 ноября 1999 | Ник Марк | Трейси Форбс |
| Наступает время, когда всем друзьям Уиллоу приходится испытать на себе последствия её затянувшейся депрессии. Узнав о том, что Оз не собирается возвращаться в Саннидэйл, расстроенная Уиллоу создаёт заклятье, которое должно исполнить любое её желание. Однако её силы слишком расфокусированы, поэтому эффект заклятья оказывается непредсказуемым: у Джайлза внезапно начинает ухудшаться зрение, Ксандера повсюду преследуют демоны, а между Баффи и Спайком происходит невероятное — они собираются пожениться! Вскоре Уиллоу попадает в мир Арашмахар, где демон Д'Хоффрин предлагает ей стать новым Демоном Мести. Девушка понимает, что от её ответа напрямую будут зависеть жизни близких друзей, и она делает свой выбор. | ||||
| 4x10 (66) | Тишина / Hush | 14 декабря 1999 | Джосс Уэдон | Джосс Уэдон |
| В Саннидэйле устанавливается зловещая тишина, когда все его жители странным образом лишаются дара речи. Вскоре город впадает в отчаяние — по ночам начинают происходить жестокие убийства, жертвы которых не имеют возможности даже закричать. Пока солдаты «Инициативы» во главе с Райли пытаются незаметно поддерживать порядок в Саннидэйле, Джайлз догадывается о том, кто может стоять за кровавыми убийствами. Баффи должна найти и уничтожить Джентльменов — загадочных сказочных монстров, которые похитили голоса всех жителей и теперь охотятся за семью человеческими сердцами. В то время как Уиллоу знакомится с девушкой, также увлекающейся магией, Баффи и Райли сталкиваются друг с другом во время схватки с Джентльменами. Истребительница вампиров и солдат «Инициативы» невольно раскрывают самые охраняемые секреты друга друга. | ||||
| 4x11 (67) | Обречённые / Doomed | 18 января 2000 | Джеймс А. Контнер | Джейн Эспенсон, Марти Ноксон и Дэвид Фьюри |
| Узнав, что Райли является одним из загадочных солдат, Баффи решает заново обдумать все последствия отношений с ним. Когда в Саннидэйле происходит очередное землетрясение, Истребительница чувствует приближение беды. Её подозрения усиливаются, когда в общежитии испуганная Уиллоу обнаруживает окровавленное тело студента. Тем временем Спайк собирается покончить с собой, не в силах больше выносить свою беспомощность. Вампир ещё не знает, что вскоре ему выпадет шанс высвободить свою агрессию. Джайлз рассказывает Баффи, Уиллоу и Ксандеру, что за убийством стоят демоны Вахралл, которые собираются снова раскрыть Чёртову Пасть, совершив жертвоприношение. Чтобы остановить очередной Апокалипсис Истребительнице и её друзьям придётся возвратиться в место, откуда начались их приключения — разрушенную школу Саннидэйла. В то время как Баффи принимает окончательное решение относительно Райли, Спайк с восторгом обнаруживает, что он может причинять боль демонам.. | ||||
| 4x12 (68) | Новый человек / A New Man | 25 января 2000 | Майкл Гершман | Джейн Эспенсон |
| Джайлз чувствует себя оскорблённым, самым последним узнав о том, что Баффи встречается с одним из таинственных солдат. Мэгги Уолш рассказывает Баффи о своём проекте, а Джайлзу приходится признать тот факт, что «Инициатива» не хуже него может сражаться с демонами. Ситуация становится ещё более запутанной, когда Джайлз сталкивается со своим давним недругом Итаном Рейном и узнаёт о загадочном номере «3-14», которого страшатся все обитатели «тёмных миров». Но самое ужасное происходит на следующее утро — Джайлз неожиданно превращается в отвратительного демона, который не может разговаривать на человеческом языке. Ничего не подозревающая Истребительница начинает охоту за новым демоном, а тем временем Джайлз выясняет, что его речь понимает только Спайк. Собираясь отомстить Итану, он просит вампира о помощи. | ||||
| 4x13 (69) | Я в команде / The I In Team | 8 февраля 2000 | Джеймс А. Контнер | Дэвид Фьюри |
| Наступает время, когда Баффи всё же получает доступ в штаб-квартиру «Инициативы». Истребительница соглашается сотрудничать с Мэгги Уолш, но в первые же дни пребывания в подземном комплексе начинает задавать слишком много вопросов. Спайк снова убеждается в том, что ему небезопасно находиться в Саннидэйле — солдатам «Инициативы» удалось пометить вампира специальным маячком, и чтобы вытащить его Спайк с неохотой обращается за помощью к Джайлзу. Тем временем, продолжая работу над своим секретным проектом в лаборатории 314, профессор Уолш решает избавиться от Истребительницы вампиров, которую она считает угрозой для своей работы. Ничего не подозревающая Баффи отправляется прямиком в подстроенную ловушку, в то время как Райли вместе с Форрестом и Грэмом пытаются определить местонахождение заключённого №17. Райли ещё не догадывается, что вскоре ему предстоит принять сложное для себя решение, а тем временем в лаборатории 314 происходит убийство — ужасное творение профессора Мэгги Уолш по имени Адам приходит в себя после длительного сна и убивает свою создательницу. | ||||
| 4x14 (70) | Прощай, Айова / Goodbye Iowa | 15 февраля 2000 | Дэвид Соломон | Марти Ноксон |
| Баффи рассказывает своим друзьям о покушении, которое устроила на неё профессор Уолш. Тем временем чудовищное творение Мэгги выходит на поверхность и его первой жертвой становится маленький мальчик. В «Инициативе» доктор Энгелман обнаруживает тело профессора Уолш и получает приказ из Вашингтона прекратить любые операции до прибытия группы военных следователей. Вопреки приказу Райли вместе с остальными начинает самостоятельное расследование убийства своей наставницы. Пока Баффи пытается найти убийцу мальчика, Спайку приходится пережить неприятные минуты когда его избивает группа демонов, недовольных тем, что вампир начал убивать себе подобных. Баффи вместе с Ксандером проникают в штаб-квартиру «Инициативы» в надежде выяснить причины странной болезни, поразившей Райли. Они получают ответы на свои вопросы от Адама — биомеханического демоноида, сконструированного Мэгги Уолш и доктором Энгелманом в лаборатории 314. | ||||
| 4x15 (71) | Девушка года / This Year’s Girl | 22 февраля 2000 | Майкл Гершман | Даг Петри |
| Баффи вместе с Уиллоу и Ксандером находит тело очередного демона, зверски убитого Адамом. В «Инициативе» обостряются отношения между Райли и его лучшими друзьями — Форрестом и Грэмом. Райли больше не хочет никому доверять. Он возвращается к Баффи и её друзьям, которые уже начали готовить план по его спасению. Тем временем в заброшенном крыле городской больницы в сознание приходит Фэйт — Истребительница-ренегат, впавшая в кому после своей последней битвы с Баффи. Девушка с горечью понимает, что мир вокруг неё изменился. Пока Баффи, Уиллоу, Ксандер и Джайлз пытаются разыскать падшую Истребительницу, в руки Фэйт попадает прощальный подарок мэра Ричарда Уилкинса III. С помощью загадочного устройства Фэйт решает отомстить Баффи, и для этого она берёт Джойс Саммерс в заложники. В это же время в Саннидэйле появляются три таинственных англичанина, которые наносят неожиданный визит Руперту Джайлзу. | ||||
| 4x16 (72) | Кто ты? / Who Are You? | 29 февраля 2000 | Джосс Уэдон | Джосс Уэдон |
| При помощи магии Фэйт смогла поменяться телами с ничего не подозревающей Баффи. После этого она наслаждается новой жизнью в новом теле, в то время как Баффи собираются посадить в тюрьму. Однако на пути полицейских появляются три человека из группы захвата, работающей на Совет Наблюдателей. Они похищают Баффи с целью переправить Истребительницу-ренегата в Англию, чтобы она предстала перед Советом. Тем временем Фэйт начинает разрабатывать план своей мести друзьям Баффи. После того как Уиллоу познакомила её со своей лучшей подругой, Тара выражает своё сомнение в том, что это настоящая Баффи. Стечение обстоятельств приводит к тому, что Фэйт и Баффи снова сталкиваются друг с другом. Они должны ответить на вопрос: кто же они есть на самом деле, но Баффи ещё не догадывается, что перед своим побегом Фэйт нанесла серьёзный ущерб её отношениям с Райли. | ||||
| 4x17 (73) | Суперзвезда / Superstar | 4 апреля 2000 | Дэвид Гроссман | Джейн Эспенсон |
| Жизнь в Саннидэйле продолжается в своём обычном ритме. Баффи и Райли пытаются наладить свои отношения после исчезновения Фэйт, а в городе появляется новый демон, нападающий на беззащитных людей. Но никто не беспокоится об этом — ведь у Саннидэйла есть свой защитник и покровитель. Он — самая популярная и узнаваемая личность в городе. Он — кумир всех девушек и самый красивый парень. Он — воин, чья сила намного превосходит силу Истребительницы вампиров. Кто же он? Дамы и господа, позвольте представить вам Джонатана Левинсона! Тихий и скромный парнишка возвращается, чтобы стать настоящей суперзвездой. Но после того как жертвой демона становится Тара, Баффи и её друзьям предстоит взглянуть на своего бывшего одноклассника в ином ракурсе. Они догадываются, что появившийся в городе демон неким образом связан с их кумиром. Вскоре всех ждёт большое потрясение, когда становится известен секрет невероятной популярности Джонатана. | ||||
| 4x18 (74) | Там, где дикие вещи творятся / Where The Wild Things Are | 25 апреля 2000 | Дэвид Соломон | Трейси Форбс |
| Райли хочет дать своим солдатам небольшую передышку и собирается устроить вечеринку в общежитии Лоуэлл. Баффи узнаёт о том, что Адам собирает вокруг себя различных демонов и вампиров. В то же самое время друзья замечают повышенное внимание Баффи и Райли друг к другу. На вечеринке Ксандер, Уиллоу, Тара и Аня становятся свидетелями непонятных и зловещих событий. Таинственная сила не даёт им пройти в комнату к уединившимся Баффи и Райли. При помощи Джайлза друзья выясняют, что за полтергейстом стоят призраки детей из 60-х годов, которые в прошлом подвергались жестоким наказаниям в детском доме Лоуэлл. Чтобы спасти от смерти Баффи и Райли, страстью которых подпитывается полтергейст, Ксандеру и Ане необходимо пробиться сквозь самые настоящие джунгли, опутавшие общежитие изнутри. | ||||
| 4x19 (75) | Восход молодой Луны / New Moon Rising | 2 мая 2000 | Джеймс А. Контнер | Марти Ноксон |
| Для Уиллоу наступает мучительное время выбора, когда в Саннидэйл возвращается Оз. Путешествуя по миру, ему удалось научиться контролировать зверя внутри себя и теперь он надеется вернуться к своей прежней жизни. Баффи замечает замешательство своей подруги и Уиллоу решает рассказать ей о своих чувствах к Таре. Адам встречается со Спайком, предлагая ему сделку, ценой которой может стать извлечение чипа из головы вампира. Тем временем Озу становится известно о необычных взаимоотношениях Уиллоу и Тары. Не в силах сдержать свой гнев, он превращается в зверя и вскоре попадает в руки «Инициативы». События начинают развиваться стремительно: Райли попадает под арест за попытку помочь Озу, а Баффи вместе с Ксандером, Спайком и Уиллоу проникает в штаб-квартиру «Инициативы» и берёт в заложники полковника МакНамара. Освобождённому Озу и Уиллоу предстоит очень непростой разговор, в то время как Баффи укрывает Райли в развалинах школы Саннидэйла. | ||||
| 4x20 (76) | Фактор Йоко / The Yoko Factor | 9 мая 2000 | Дэвид Гроссман | Даг Петри |
| Ожидая возвращения Баффи из Лос-Анджелеса, Райли с удивлением узнаёт от Ксандера подробности её романа с Энджелом. Адам просит Спайка отделить Истребительницу от её друзей, и, являясь большим экспертом в области подобных интриг, Спайк разрабатывает блестящий план. Тем временем вслед за Баффи в Саннидэйл возвращается Энджел, который желает извиниться за своё поведение в Лос-Анджелесе. Однако перед встречей со своей бывшей возлюбленной вампир сталкивается с Райли Финном. Райли подозревает Энджела в нападении на отряд его бывших солдат и только Баффи может рассудить свою прошлую и настоящую любовь, но до этого момента она становится беспомощной свидетельницей гибели Форреста от рук Адама. В это время Спайк с удовлетворением замечает, что его план приведён в действие: между Уиллоу, Ксандером, Баффи и Джайлзом возникают серьёзные разногласия. Разочаровавшись в своих друзьях, Истребительница решает убить Адама в одиночку. | ||||
| 4x21 (77) | Изначальность / Primeval | 16 мая 2000 | Джеймс А. Контнер | Дэвид Фьюри |
| Управляя «модификатором поведения», вживлённым в грудь Райли, Адам приводит его в секретную лабораторию Мэгги Уолш. Райли узнаёт о финальной стадии эксперимента, в которой Адам собирается приступить к созданию существ по своему образу и подобию. Тем временем Баффи удаётся разгадать интригу Спайка и она находит взаимопонимание со своими друзьями. Теперь Истребительница должна предупредить руководство «Инициативы» о грозящей опасности — Адам собирается устроить настоящую резню в комплексе, чтобы получить достаточно материала для создания своей армии. В то время, как чиновники в Пентагоне решают закрыть проект «Инициатива», Истребительница вампиров готовится сразиться с кибернетическим монстром, используя первобытную силу своих предшественниц. Уиллоу, Ксандер и Джайлз объединяют свои силы для создания могущественного и опасного Заклятья Изначальности, которое должно наделить Баффи огромной мощью. | ||||
| 4x22 (78) | Беспокойство / Restless | 23 мая 2000 | Джосс Уэдон | Джосс Уэдон |
| В то время как Райли уезжает на правительственный допрос, связанный с выяснением событий, произошедших в «Инициативе», Баффи вместе с Джайлзом, Уиллоу и Ксандером засыпает крепким сном. Друзьям снятся очень разные и очень странные сны, которые объединяют только две вещи — странный человек с сыром и загадочное первобытное существо, которое охотится на Уиллоу, Ксандера, Джайлза и Баффи. Однако вскоре Истребительница понимает, что неуловимое существо является нечто большим, нежели простым ночным кошмаром. | ||||
Напишите отзыв о статье "Баффи — истребительница вампиров (сезон 4)"
Примечания
- ↑ Поскольку названия серий на русском языке не были озвучены при показе на каналах ОРТ, Ren-Tv и ТВ-3, в данной таблице используются переводы от The Initiative Group.
Ссылки
- [www.tv.com/buffy-the-vampire-slayer/show/10/episode.html?season=4&tag=list_header;paginator;4 Четвёртый сезон на сайте TV.Com]
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Баффи — истребительница вампиров (сезон 4)
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
