Бахрам II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бахрам II
пехл. Warahrān, Wahrām; парф Warθagn<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Бахрама II на серебряной драхме</td></tr>

шахиншах Ирана и не-Ирана
276 — 292
Предшественник: Бахрам I
Преемник: Бахрам III
 
Род: Сасаниды
Отец: Бахрам I

Бахрам (Варахран) II — царь царей (шахиншах) Ирана, правил приблизительно в 276 — 293 годах. Из династии Сасанидов. Сын Бахрама I.





Биография

Приход к власти

До смерти отца Бахрам II был царём Сакастана. Фирдоуси воспел любовь Бахрама II к отцу, рассказывая, что из-за горечи утраты после смерти родителя он сорок дней провёл в трауре и не принимал власть. Другой возможной причиной столь длительного промедления мог быть дядя Бахрама II, Нарсе, считавший, что он как старший в роде имел больше законных прав на престол Ирана, чем его племянник. При дворе происходила борьба группировок обоих претендентов, а трон пустовал. Но, так или иначе, в конце концов юный Бахрам II на нём утвердился и пробыл достаточно долго. Нарсе остался царём Армении. Возможно, Бахрама поддерживал фанатичный и властолюбивый верховный жрец Картир и группа его единомышленников, причём не только среди духовных лиц. Боясь потерять своё влияние после прихода к власти Нарсе — а влиять на него, зрелого человека, было бы явно труднее, чем на неопытного юношу, — они всеми силами поддержали Бахрама II. Борьба за власть сопровождалась определёнными внутриполитическими мероприятиями. Заинтересованный в поддержке знати, новый шах шёл ей на значительные уступки. Аль-Масуди писал, что при Бахраме II многие земли перешли к приближённым шахиншаха, с правом налогового иммунитета, вследствие чего оскудела казна и «бедность стала уделом народа и войска».[1]

Усиление власти Картира

В правление Бахрама II значительно возросла власть верховного жреца зороастрийцев Картира. Картир высекал надписи подобно царям, — случай уникальный для Сасанидского Ирана. Видимо, Бахрам II, обязанный властью Картиру, который получил также титул «Хранитель души Бахрама», полностью попал под власть верховного жреца. Картир действовал фанатично и неуклонно. Он активно обращал иноверцев в зороастризм, яростно боролся с адептами иных религий, в то же время повышая благосостояние жреческого сословия зороастрийцев и основывая новые храмы огня. Постепенно Картир стал главой всех жрецов и верховным судьёй государства. Естественно, что человек такого положения, способностей и честолюбия был чрезвычайно значимой политической фигурой своего времени. Надпись Картира на «Каабе Зороастра» в Накше-Рустаме гласит:

«…он (Бахрам II) дал мне в стране более высокое место и власть, он мне пожаловал ранг и власть великих (вузургов), он сделал меня при дворе, (каждом) шахре, (каждом) месте, во всей стране в отношении богоугодных дел более авторитетным и могущественным, так как я был первым, и меня во всей стране сделал мобедом и судьей, и сделал меня владыкой и распорядителем храма огня Анахит-Ардашир и Анахит-госпожи в Стахре, и дали мне имя „Картир, хранитель души Бахрама, мобед Ахурамазды“. В (каждом) шахре, в (каждом) месте во всей стране деяния Ахурамазды и богов возвысились, и маздаяснийская вера и маги в стране получили великое господство, и боги, и вода, и огонь, и скот в стране достигли великого удовлетворения, а Ахриман и, дэвы натолкнулись на великий удар и мучения и вера Ахримана и дэвов изгнана из страны, и неверие… и иудеи, и буддийские жрецы, и брамины, и назареи, и христиане и мандеи и зиндики (манихеи) в стране были разбиты, и (их) идолы разбиты, убежища дэвов разрушены, обители богов (храмы) воздвигнуты. И в каждом шахре и в каждом месте многие религиозные деяния возросли, было установлено много Варахрановых огней и многие маги стали довольными и преуспевающими. И многие храмы огня и маги были государственно установлены и в государственных записях и книгах, которые при Бахраме, царе царей, сыне Бахрама велись.»[2]

В 90-х годах III века Бахрам II приказал казнить преемника основателя манихейства Мани Сисинния.

Памятники правления Бахрама II

Ни Фирдоуси, ни арабо-мусульманские историки никак не освещают события царствования Бахрама II; его история восстановлена по раннесасанидским надписям, монетам, рельефам того периода. В большой чести при новом шахе оказалась его жена царица Шапурдухтак — дочь Шапура, царя Месены, следовательно двоюродная сестра Бахрама II. Он единственный из официально правивших царей-сасанидов изображал на монетах жену. Впрочем, его монеты необычны ещё по одной причине. За короткий период — всего 17 лет — чеканиться около двадцати типов монет с разными изображениями. Это беспрецедентный во всей Сасанидской нумизматике случай. На коронах жены шаха и наследника престола (Бахрам II помещал на монетах и его портрет), в зависимости от варианта изображения, попеременно представлен целый зверинец — головы кабана, коня, медведя, хищной птицы и даже сказочного Сенмурва. Все эти животные (символы зороастрийских язатов) были призваны показать благоволение небес к шаху и его семье, а монеты в те годы являлись одним из основных способов официальной пропаганды. Нужно также отметить, что за время правления Бахрама II в Иране появилось десять наскальных рельефов — больше, чем у кого-либо из правивших Сасанидов.[3]

Войны с Римом и подавление мятежей

На время правления Бахрама II (283 год) пришёлся поход римского императора Кара, в результате чего осаждённой или даже захваченной оказалась столица Ктесифон. Правда, спустя несколько недель после вторжения Марк Аврелий Кар скончался (говорили, что император якобы был убит молнией). Римляне оставили Ктесифон и отступили, удовлетворившись отторжением от Ирана приграничных территорий и возвратив, таким образом, контроль над Северной Месопотамией и Арменией. С этого времени между императорами Рима и шахами Ирана были установлены формальные отношения «братства», и в официальных письмах владыки обеих стран именовали друг друга «брат». Таким образом, гордый Рим, несмотря на свои успехи, был вынужден признать равенство державы Сасанидов. Нашествие римлян при императоре Каре вряд ли оказалось случайным, ибо, по словам одного из авторов «Жизнеописаний августов», Флавия Вописка, «персы были заняты мятежом, поднявшимся внутри их государства».[4] В начале 280-х годов против Бахрама II поднял восстание царь Мешана, один из внуков Шапура I. Мятеж был подавлен, и царём Мешана был назначен некий Атурфарнбаг; впоследствии — один из главных противников Нарсе. Второй крупный мятеж потряс страну, когда в Хорасане, при содействии кушан, смуту начал Ормизд брат Бахрама II, который попытался создать своё обособленное царство. Этот мятеж также был подавлен и Бахрам II приказал запечатлеть свои победы на рельефе в Накше-Рустаме.[5] Отпавший Сакастан был присоединён к государству Сасанидов и шахом туда был поставлен сын и наследник Бахрама II Бахрам III[6].

Есть разные мнения о том, как долго он правил: по одному, он правил 18 лет, по другому — 17.[7][8]

Напишите отзыв о статье "Бахрам II"

Примечания

  1. [www.vostlit.info/Texts/rus5/Masudi/frametext.htm Аль-Масуди. Золотые россыпи. VI]
  2. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Persien/III/Aufschrift_Kaaba_zoroastr/text.phtml?id=7513 Надпись Картира на «Каабе Зороастра» в Накше-Рустаме, 8—11]
  3. Дашков С. Б. Цари царей — Сасаниды. — С. 87—88.
  4. [ancientrome.ru/antlitr/sha/sirkkn.htm Авторы жизнеописаний августов. XXX. Флавий Вописк Сиракузянин. Кар, Карин и Нумериан, VIII, 1]
  5. Дашков С. Б. Цари царей — Сасаниды. — С. 88.
  6. [www.vostlit.info/Texts/rus17/Agat_Mirin_2/text4.phtml?id=12487 Агафий Миринейский. О царствовании Юстиниана. Книга IV, 24]
  7. [www.vostlit.info/Texts/rus5/Tabari/per1.phtml?id=1374 Мухаммад ат-Табари. Истории пророков и царей. N46]
  8. [www.vostlit.info/Texts/rus17/Biruni_2/text5.phtml?id=15764 Аль-Бируни Памятники минувших поколений. Часть 5. 121—129]

Ссылки

  • [www.iranicaonline.org/articles/bahram-the-name-of-six-sasanian-kings#pt2 Энциклопедия Ираника: Бахрам II]
  • [www.livius.org/sao-sd/sassanids/sassanid-reliefs.html Скальные рельефы Сасанидов]

Литература

  • Дашков С. Б. Цари царей — Сасаниды. История Ирана III — VII вв. в легендах, исторических хрониках и современных исследованиях. — М.: СМИ-АЗИЯ, 2008. — 352 с. — 4000 экз. — ISBN 978-5-91660-001-8.
Правители раннесредневекового Ирана (Сасаниды¹)

СасанПапакАрдашир ПапаканШапур IОрмизд IБахрам IБахрам IIБахрам IIIНарсеОрмизд IIШапур IIАрташир IIШапур IIIБахрам IVЙездигерд IБахрам VЙездигерд IIОрмизд IIIПерозБалашКавад IЗамаспХосров I АнуширванОрмизд IVБахрам VIХосров II ПарвизКавад IIАрташир IIIШахрваразБорандохтАзармедохтЙездигерд III
¹выделенные шрифтом маленького размера не относятся к этой династии

Отрывок, характеризующий Бахрам II

Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.