Башенная артиллерийская установка

Башенная артиллерийская установка — корабельная или береговая артиллерийская установка, объединяющая, как правило, от 1 до 4 орудий и смонтированная в поворотной башне, у которой все механизмы, пути подачи боеприпасов и личный состав защищены замкнутой бронёй.

Состоит из боевого отделения, подбашенного отделения и погреба боеприпасов.

Боевое отделение башни — верхняя часть башенной артиллерийской установки, в которой находятся орудия, механизмы наведения и заряжания, башенные приборы управления стрельбой и личный состав, обслуживающий эти механизмы.

Подбашенное отделение — часть башенной артиллерийской установки, расположенная под боевым отделением башни. В нём располагаются некоторые вспомогательные механизмы башни и системы подачи боеприпасов, а также могут быть размещены кранцы первых выстрелов.

В современной башенной артиллерийской установке процессы заряжания орудий и производства выстрела автоматизированы.

Впервые такие установки появились на созданном под руководством Г. Эриксона в США в 1862 г. корабле «Монитор», на котором двухорудийная башня вращалась особой паровой машиной. В дальнейшем с 1870-х годов артиллерийские башни получают все большее распространение на броненосцах, где на них размещалась орудия главного калибра, а затем и среднего. Первые трёхорудийные башни были созданы для итальянского дредноута «Данте Алигьери», а четырёхорудийные — для недостроенного французского сверхдредноута «Нормандия». Наибольшими артиллерийскими башнями обладали японские линкоры типа «Ямато»: каждая башня несла по 3 гигантских 460-мм орудия.

См. также

• Бронебашенная батарея
• Артиллерийские системы противокатерной обороны

Литература

• Башенная установка // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• Башня судовая // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>

Отрывок, характеризующий Башенная артиллерийская установка

Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.