Башкиры

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Башкир»)
Перейти к: навигация, поиск
Башкиры
Башҡорттар
Самоназвание

башҡорт

Численность и ареал

Всего: 1,6 млн (оценка на 2010 год)[15]
Россия Россия: 1 584 554 (перепись 2010 г.)[1][2]

Казахстан Казахстан:
17 263 (перепись 2009 г.)[5]
Украина Украина:
4 253 (перепись 2001 г.)[6]
Туркмения Туркмения:
3 820 (перепись 1995 г.)[7]
Узбекистан Узбекистан:
53 000 (оценка 2016 г.)[8][неавторитетный источник? 2855 дней]
Киргизия Киргизия:
1 111 (перепись 2009 г.)[9]
Белоруссия Белоруссия:
607 (перепись 2009 г.)[10]
Латвия Латвия:
264 (оценка 2013 г.)[11]
Таджикистан Таджикистан:
143 (перепись 2010 г.)[12]
Эстония Эстония:
112 (перепись 2011 г.)[13]
Литва Литва:
84 (перепись 2011 г.)[14]

Язык

башкирский, русский[16]

Религия

ислам суннитского толка ханафитского мазхаба

Расовый тип

неоднороден, смешение европеоидной и монголоидной рас[17][18][19][18][20]

Входит в

тюркские народы

Происхождение

тюркское[21][22]

Башки́ры (башк. башҡорттар) — тюркский народ, коренной автохтонный народ Республики Башкортостан и одноимённой исторической области, говорящий на башкирском языке западнотюркской подгруппы тюркской группы алтайской языковой семьи[23].

Численность в мире около 1,6 миллиона человек. В России, по данным Всероссийской переписи населения 2010 года, проживает 1 584 554 башкира, из них 1 172 287 — в Башкортостане[1].

Национальный язык — башкирский. Письменность в начале XX в. была на основе арабской графики, в 1929 году её перевели на латиницу, а с 1939 года — на кириллицу[23]. Традиционная религия — ислам суннитского толка.





Содержание

Этноним

Существует несколько толкований этнонима башҡорт:[24]

  • По версии исследователей XVIII века В. Н. Татищева, П. И. Рычкова, И. Г. Георги, слово башҡорт означает главного волка[25][26][27];
  • В 1847 году историк-краевед В. С. Юматов писал, что башҡорт означает пчеловода, хозяина пчёл[28];
  • Согласно «Исторической записки о местности прежней уфимской провинции, где был центр древней Башкирии», изданной в Санкт-Петербурге в 1867 году, слово башҡорт означает главу Урала[29];
  • Российский историк и этнограф А. Е. Алекторов в 1885 году выдвинул версию, по которой башҡорт означает отдельный народ[30];
  • Согласно Д. М. Данлопу (англ.) этноним башҡорт восходит к формам beshgur, bashgur, то есть пять племён, пять угров. Так как Sh в современном языке, соответствует L в булгарском, следовательно, по мнению Данлопа, этнонимы башҡорт (bashgur) и булгар (bulgar) эквивалентны[31];
  • У башкирского историка Р. Г. Кузеева дано определение этнонима башҡорт в значении баш — главный, основной и ҡор(т) — род, племя[32];
  • По мнению учёного-этнографа Н. В. Бикбулатова, этноним башҡорт берёт начало от имени известного по письменным сообщениям Гардизи (XI в.) легендарного военачальника Башгирда, обитавшего между хазарами и кимаками в бассейне реки Яик[33];
  • Антрополог и этнолог Р. М. Юсупов считал, что этноним башҡорт, интерпретируемый в большинстве случаев как главный волк на тюркской основе, в более раннее время имел ираноязычную основу в форме бачагург, где бача — потомок, ребёнок, дитя, а гург — волк[34]. Другой вариант этимологии этнонима башҡорт, по мнению Р. М. Юсупова, связан также с иранским словосочетанием бачагурд, и переводится как потомок, дитя богатырей, витязей. В этом случае бача переводится так же как дитя, ребёнок, потомок, а гурд — богатырь, витязь. После эпохи гуннов этноним мог изменяться до современного состояния следующим образом: бачагурд — бачгурд — бачгорд — башҡорд — башҡорт[35].

История

Ранняя история

Советский филолог, историк античности С. Я. Лурье считал, что предшественники современных башкир упоминаются в V веке до н. э. в «Истории» Геродота под именем аргиппеев[36].

«Отец истории» Геродот сообщал, что аргиппеи обитают «у подножия высоких гор»[37]. Описывая образ жизни аргиппеев, Геродот писал: «…Говорят они на особом языке, одеваются по-скифски, а питаются древесными плодами. Имя дерева, плоды которого они употребляют в пищу, понтик, …плод его похож на бобовый, но с косточкой внутри. Спелый плод выжимают через ткань, и из него вытекает чёрный сок под названием „асхи“. Сок этот они …пьют, смешивая с молоком. Из гущи „асхи“ они приготовляют лепёшки»[37]. С. Я. Лурье соотносил слово «асхи» с тюркским «ачи» — кислый[36]. По версии башкирского языковеда Дж. Г. Киекбаева, слово «асхи» напоминает башкирское әсе һыуы — кислая жидкость[38].

О менталитете аргиппеев Геродот написал: «…Они улаживают распри соседей, и если у них найдет убежище какой-нибудь изгнанник, то его никто не смеет обидеть»[37].

Знаменитый востоковед Заки Валиди предполагал, что башкиры упоминаются в труде Клавдия Птолемея (II век н. э.) под именем скифского рода пасиртаев[39].

Интересные сведения о башкирах встречаются и в китайских хрониках дома Суй. Так, в «Книге Суй» (VII в.) в «Повествовании о теле» перечисляются 45 племён, названных составителями телесскими, и среди них упоминается и племена алан и башукили[40]. Башукили отождествляют с этнонимом башҡорт, то есть с башкирами. В свете того, что предки теле были этническими наследниками гуннов, представляет интерес и сообщение китайских источников о потомках старых гуннов»в бассейне Волги в VIII—IX веках. В числе этих племён перечисляются Бо-хан и Бей-дин, которые, предположительно, отождествляются, соответственно, с волжскими булгарами и башкирами[41].

Крупный специалист по истории тюрков М. И. Артамонов считал, что башкиры также упоминаются в «Армянской географии» VII века под именем бушков[42].

К IX веку восходят первые письменные сведения о башкирах арабских авторов. Саллам ат-Тарджуман (IX в.), Ибн Фадлан (X в.), Аль-Масуди (X в.), Аль-Балхи (X в.), Саид аль Андалузи[en] (XII в.), Идриси (XII в.), Ибн-Саид (XIII в.), Якут аль-Хамави (XIII в.), Казвини (XIII в.), Димашки (XIV в.), Абу-ль-Фида (XIV в.) и другие писали о башкирах.

Первое сообщение арабских письменных источников о башкирах принадлежит путешественнику Салламу ат-Тарджуману. Около 840 года он посетил страну башкир и указал её примерные пределы[43]. Ибн Русте (903 год) сообщал, что башкиры — «народ самостоятельный, занимавший территорию по обеим сторонам Уральского хребта между Волгою, Камою, Тоболом и верхним течением Яика»[44].

Впервые этнографическое описание башкир дал Ибн Фадлан — посол багдадского халифа аль Муктадира к правителю волжских булгар. Он побывал среди башкир в 922 году. Башкиры, по утверждению Ибн Фадлана, были воинственными и могущественными, которых он и его спутники (всего «пять тысяч человек», включая военную охрану) «остерегались… с величайшей опасностью». Они занимались скотоводством. Башкиры почитали двенадцать богов: зимы, лета, дождя, ветра, деревьев, людей, лошадей, воды, ночи, дня, смерти, земли и неба, среди которых главным был бог неба, который объединял всех и находился с остальными «в согласии и каждый из них одобряет то, что делает его сотоварищ». Некоторые башкиры обожествляли змей, рыб и журавлей. Наряду с тотемизмом Ибн-Фадлан отмечает у башкир и шаманизм. Видимо, среди башкир начинает распространяться ислам. В составе посольства был один башкир мусульманского вероисповедания. По свидетельству Ибн Фадлана, башкиры — тюрки, живут на южных склонах Урала и занимают обширную территорию до Волги, их соседями на юго-востоке были печенеги, на западе — булгары, на юге — огузы[45].

Другой арабский автор Аль-Масуди, повествуя о войнах вблизи Аральского моря, среди воюющих народов упоминал башкир. Средневековый географ Шариф Идриси сообщал, что башкиры жили у истоков Камы и Урала. Он говорил о городе Немжан, расположенном в верховьях Лика. Башкиры занимались плавкой меди в печах, добывали лисьи и бобровые меха, ценные камни. В другом городе Гурхане, расположенном в северной части реки Агидели, башкиры делали предметы искусства, седла и оружие[46].

Другие авторы Якут, Казвини и Димашки сообщали «о горном хребте башкир, находящемся в седьмом климате», под которым они, как и другие авторы, имели в виду Уральские горы. «Земля башкард лежит в седьмом климате» — писал Ибн-Саид[47]. У Рашид-ад-Дина башкиры упоминаются три раза и всегда в числе крупных народов. «Точно также народы, которых с древнейших времен и до наших дней называли и называют тюрками, обитали в степях…, в горах и лесах областей Дешт-и-Кипчака, русов, черкесов, башкир Таласа и Сайрама, Ибира и Сибира, Булара и реки Анкары»[48]. Махмуд ал-Кашгари в своём энциклопедическом «Словаре тюркских языков» (1073/1074 гг.) в рубрике «об особенностях тюркских языков» перечислял башкир в числе двадцати «основных» тюркских народов. «А язык башкир», — писал он, «очень близкий к кипчакскому, огузскому, киргизскому и другим, то есть тюркский»[49].

Башкиры в Венгрии

В IX веке вместе с древними мадьярами предгорья Урала покинули родовые подразделения нескольких древнебашкирских родов, таких как Юрматы, Еней, Кесе и ряда других. Они вошли в состав древневенгерской конфедерации племён, которая располагалась в стране Леведии, в междуречье Дона и Днепра. В начале X века венгры вместе с башкирами под предводительством князя Арпада перешли через Карпатские горы и завоевали территорию Паннонии, основав Венгерское королевство.

В X веке первые письменные сведения о башкирах Венгрии встречаются в книге арабского учёного Аль-Масуди «Мурудж аз-захаб». Он называет и венгров, и башкир башгирдами или баджгирдами. По мнению известного тюрколога Ахмад-Заки Валиди, численное доминирование башкир в венгерской армии и переход политической власти в Венгрии в руки верхушки башкирских племен Юрматы и Еней в XII в. привели к тому, что этноним башгирд (башкир) в средневековых арабских источниках стал служить для обозначения всего населения Венгерского королевства.

В XIII веке Ибн Саид аль-Магриби в книге «Китаб баст аль-ард» делит жителей Венгрии на два народа: башкир (башгирд) — тюркоязычных мусульман, которые проживают южнее реки Дунай, и венгров (хункар), которые исповедуют христианство. Он пишет, что у этих народов разные языки. Столицей страны башкир был город Керат, расположенный на юге Венгрии.[50] Абу-ль-Фида в произведении «Таквим аль-булдан» пишет, что в Венгрии башкиры жили на берегах Дуная по соседству с германцами. Они служили в знаменитой венгерской коннице, наводившей ужас на всю средневековую Европу[50].

Средневековый географ Закарийа ибн Мухаммед ал-Казвини (1203—1283) пишет, что башкиры живут между Константинополем и Болгарией. Он так описывает башкир: «Один из мусульманских богословов башкир рассказывает, что народ башкир очень велик и что большая часть их использует христианство; но есть между ними и мусульмане, которые должны платить дань христианам, как христиане у нас мусульманам. Башкиры живут в избах и не имеют крепостей. Каждое местечко предоставлялось в ленное владение знатной особе; когда же царь заметил, что эти ленные владения давали повод ко многим спорам между владельцами, он отнял у них эти владения и назначил определённое жалованье из государственных сумм. Когда царь башкир во время набега татар вызывал этих господ на войну, они отвечали, что будут повиноваться, только с тем условием, чтобы данные владения были им возвращены. Царь отказал им в том и сказал: выступая в эту войну, вы ведь защищаете себя и детей своих. Магнаты же не послушались царя и разошлись. Тогда напали татары и опустошили страну мечом и огнём, не находя нигде сопротивления»[51].

Польский историк Т. Левицкий в статье «Madjar, Madjarstan»[52] приводит информацию о башкирах, принявших в 1241 г. активное участие в вооружённом сопротивлении венгров татаро-монголам из армии Бату-хана. Т. Левицкий приводит сведения об участии башкир в составе объединённого германо-венгерского войска в разгроме одного из отрядов татаро-монголов возле города Шибеника на берегу Адриатического моря[53].

Эпоха монгольского нашествия

Первое сражение башкир с монголами произошло в 1219—1220 годах, когда Чингисхан во главе огромного войска провел лето на Иртыше, где были летние пастбища башкир. Противостояние двух народов продолжалось долго[54]. С 1220 по 1234 годы башкиры беспрерывно воевали с монголами, фактически, сдерживая натиск монгольского нашествия на запад.

Л. Н. Гумилёв в книге «Древняя Русь и Великая Степь» писал: «Монголо-башкирская война тянулась 14 лет, то есть значительно дольше, чем война с Хорезмийским султанатом и Великий западный поход… Башкиры неоднократно выигрывали сражения и наконец заключили договор о дружбе и союзе, после чего монголы объединились с башкирами для дальнейших завоеваний…»[55].

Башкиры получают право бийства (ярлыки), то есть, фактически, территориальную автономию в составе империи Чингисхана. В правовой иерархии Монгольской империи башкиры занимали привилегированное положение как народ, обязанный каганам прежде всего военной службой, и сохраняющий собственную родоплеменную систему и управление. В правовом отношении возможно вести речь лишь об отношениях сюзеренитета-вассалитета, а не союзных[56].

Башкирские конные полки приняли участие в рейдах Батый-хана на северо-восточные и юго-западные русские княжества в 1237—1238 и 1239—1240 годах, а также в Западном походе 1241—1242 годов[57].

В составе Золотой Орды

В XIII—XIV веках вся территория расселения башкир находилась в составе Золотой Орды[57].

18 июня 1391 года при реке Кондурче состоялась Битва народов». В сражении столкнулись армии двух мировых держав того времени: хана Золотой Орды Тохтамыша, на стороне которого выступили башкиры, и эмира Самарканда Тимура (Тамерлана). Битва закончилась поражением золотоордынцев[56].

После распада Золотой Орды территория исторического Башкортостана входила в состав Казанского, Сибирского ханств и Ногайской Орды.

Вхождение в состав Российского государства

Установление московского сюзеренитета над башкирами не было единовременным актом. Первыми (зимой 1554 года) московское подданство приняли западные и северо-западные башкиры, подвластные ранее казанскому хану. Вслед за ними, в 1554—1557 годах, связи с Иваном Грозным установили башкиры центральной, южной и юго-восточной Башкирии, которые сосуществовали тогда на одной территории с Ногайской Ордой. Зауральские башкиры были вынуждены пойти на соглашение с Москвой в 80—90-х годах XVI века, после развала Сибирского ханства.

Разгромив Казань, Иван Грозный обратился к башкирскому народу с призывом добровольно прийти под его высочайшую руку. Башкиры откликнулись и на народных собраниях родов решили перейти под московский вассалитет на основе равноправного соглашения с царём. Это был второй случай в их многовековой истории. Первым был договор с монголами (XIII в.)[58]. В соглашении чётко были оговорены условия. Московский государь сохранял за башкирами все их земли и признавал вотчинное право на них (примечательно, что кроме башкир, ни один народ, принявший российское подданство, не имел вотчинного права на землю). Московский царь обещал также сохранять местное самоуправление, не притеснять мусульманскую религию («…дали слово и поклялись башкир, исповедующих ислам, никогда не насиловать в другую религию…»). Таким образом, Москва пошла на серьёзные уступки башкирам, что, естественно, отвечало её глобальным интересам. Башкиры, в свою очередь, обязались нести военную службу за свой счёт и платить казне ясак — поземельную подать.

О добровольном присоединении к России и получении башкирами жалованных грамот говорится и в хронике старшины Кидраса Муллакаева сообщенной П. И. Рычкову и опубликованной затем в его книге «История Оренбургская»: «…не только те земли, где они прежде подданства своего …жили, а именно — за Камою рекою и около Белой Волошки (коя после Белою рекою названа), им, башкирцам, подтверждены, но сверх того и другими многими, на которых они ныне жительствуют, пожалованы, как это свидетельствуют и жалованныя грамоты, которыя у многих поныне имеются». Рычков в книге «Топография Оренбургская» писал: «Башкирский народъ въ подданствожъ Россiйское пришелъ»[59].

Исключительность отношений башкир и России отражено в «Соборном Уложении» 1649 года, где у башкир под страхом конфискации имущества и государевой опалы запрещалось «…бояром, околничим, и думным людям, и стольникам, и стряпчим и дворяном московским и из городов дворяном и детям боярским и всяких чинов русским людям поместным всяких земель не покупать и не менять и в заклад, и сдачею и в наём на многие годы не имать».

Согласно «Книге Большому чертежу» (1627): «...А ниже Белыя Воложки 40 верст пала в Каму Ик река, а Ик река вытекла с верху реки Са­мара за 200 верст от Самары, протоку Ик реки 350 верст. А усть реки Бе­лыя Воложки вверх и по реке по Уфе, по обеим сторонам и до Оральтовы горы и дале, все живут башкирцы...»[60]

С 1557 до 1798 годы, в течение более чем двухста лет, башкирские конные полки воевали в рядах Русской армии. Будучи в составе ополчения Минина и Пожарского, башкирские отряды приняли участие в освобождении Москвы от польских интервентов в 1612 году.

Башкирские восстания

При жизни Ивана Грозного условия соглашения соблюдались, и он, несмотря на свою жестокость, в памяти башкирского народа остался как «Хороший царь» (башк. Аҡ батша). С приходом к власти дома Романовых в XVII веке политика царизма в Башкортостане сразу же стала меняться в худшую сторону. На словах власти заверяли башкир в своей верности условиям соглашения, на деле встали на путь их нарушения. Это выразилось, в первую очередь, в расхищении вотчинных башкирских земель и строительстве на них застав, острогов, слобод, христианских монастырей, линий. Видя массовое расхищение своих земель, нарушение исконных прав и свобод, башкиры поднимались на восстания в 1645, 1662—1664 гг., 1681—1684 гг., 1704—11/25 гг. Царские власти были вынуждены удовлетворить многие требования восставших. После башкирского восстания 1662—1664 гг. правительство ещё раз официально подтвердило вотчинное право башкир на землю. В период восстания 1681—1684 гг. — свободу исповедания ислама.

После восстания 1704—11 гг. (посольство от башкир вновь присягнуло на верность императору только в 1725 г.) подтвердило вотчинные права и особый статус башкир и провело судебный процесс, закончившийся осуждением за превышение полномочий и казнью правительственных «прибыльщиков» Сергеева, Дохова и Жихарева, требовавших с башкир налоги, не предусмотренные законодательством, что и послужило одним из поводов к восстанию. В ходе восстаний башкирские отряды достигали Самары, Саратова, Астрахани, Вятки, Тобольска, Казани (1708 г.) и гор Кавказа (при неудачном штурме своими союзниками — кавказскими горцами и русскими казаками-раскольниками, Терского городка, был пленен и позже казнён один из предводителей башкирского восстания 1704—1711 гг., Мурат Султан). Людские и материальные потери были огромны.

Самым тяжёлым по потерям для самих башкир является восстание 1735—1740 гг., в ходе которого был избран хан Султан-Гирей (Карасакал). В ходе данного восстания многие наследные земли башкир были отняты и переданы служилым мещерякам[61]. По подсчётам американского историка А. С. Доннелли, из башкир погиб каждый четвёртый человек.[62][63]

Следующее восстание разразилось в 1755—1756 гг. Поводом послужили слухи о религиозных гонениях и отмена лёгкого ясака (единственного налога на башкир, который брался только с земли и подтверждал их статус вотчинных землевладельцев) при одновременном запрете бесплатной добычи соли, которую башкиры считали своей привилегией. Восстание было блестяще спланировано, но сорвалось из-за спонтанного преждевременного выступления башкир рода Бурзян, убивших мелкого чиновника Брагина. Из-за этой нелепой и трагической случайности, планы одновременного выступления башкир всех четырёх дорог, на этот раз в союзе с мишарями, и, возможно, татарами и казахами, оказались сорваны. Наиболее известным идеологом этого движения был ахун Сибирской дороги Башкортостана, мишарь Габдулла Галиев (Батырша). В плену мулла Батырша написал своё знаменитое «Письмо императрице Елизавете Петровне», дошедшее до наших дней как интересный образец анализа причин башкирских восстаний их участником. При подавлении восстания, ряд участвовавших в восстании эмигрировали в Киргиз-Кайсацкую Орду.[61]

Последним крупным башкирским восстанием принято считать участие в Крестьянской войне 1773—1775 гг. Емельяна Пугачёва: один из руководителей этого восстания Салават Юлаев остался в народной памяти и считается башкирским национальным героем[64].

Башкирское войско

Самой значительной из реформ по отношению к башкирам, проведённых царским правительством в XVIII в., было введение кантонной системы управления, действовавшей с некоторыми изменениями вплоть до 1865 года. По указу от 10 (21) апреля 1798 года башкирское и мишарское население края было переведено в военно-служилое сословие и обязывалось нести пограничную службу на восточных рубежах России[65]. В административном отношении были созданы кантоны. Зауральские башкиры оказались в составе 2-го (Екатеринбургский и Шадринский уезды), 3-го (Троицкий уезд) и 4-го (Челябинский уезд) кантонов. 2-й кантон находился в Пермской, 3-й и 4-й — в Оренбургской губерниях. В 1802—1803 гг. башкиры Шадринского уезда были выделены в самостоятельный 3-й кантон. В связи с этим изменились и порядковые номера кантонов. Бывший 3-й кантон (Троицкий уезд) стал 4-м, а бывший 4-й (Челябинский уезд) — 5-м.

Крупные изменения системы кантонного управления были предприняты в 30-х годах XIX в. Из башкирского и мишарского населения края было образовано Башкиро-мещерякское войско, включавшее 17 кантонов. Последние были объединены в попечительства. Башкиры и мишари 2-го (Екатеринбургский и Красноуфимской уезды) и 3-го (Шадринский уезд) кантонов входили в первое, 4-го (Троицкий уезд) и 5-го (Челябинский уезд) — во второе попечительства с центрами соответственно в Красноуфимске и Челябинске. Законом «О присоединении тептярей и бобылей к Башкиро-мещерякскому войску» от 22 февраля 1855 г. тептярские полки были включены в кантонную систему Башкиро-Мещерякского войска. Позднее название было изменено на Башкирское войско Законом «О именовании впредь Башкиро-мещерякскаго войска Башкирским войском. 31 октября 1855 г.»

С присоединением казахских земель к России Башкортостан стал одним из многих внутренних областей империи, и необходимость привлечения башкир к пограничной службе отпала.

14 мая 1863 было принято «Положение о башкирах», определявшее и закреплявшее правовое положение башкир. В соответствии с положением башкирское войско упразднялось, кантоны и юрты реорганизовывались и укрупнялись. Было создано 808 сельских и 130 волостных обществ, в которых старостами и старшинами стали в основном зажиточные башкиры.

2 июля 1865 года было принято высочайшее утверждённое мнение Государственного Совета «О передаче управления башкирами из военного в гражданское ведомство». Башкиры окончательно переходили из военного в гражданское ведомство, гражданские и некоторые уголовные суда могли разрешаться в общегражданских судах по «обычаям сего народа» и шариату.

Участие башкир в Отечественной войне 1812 года

Всего в войне 1812 года и заграничных походах 1813—1814 гг. участвовало 28 пятисотенных башкирских полков. Кроме того, башкиры выделили для армии 4139 лошадей и 500 000 рублей. Во время заграничного похода в составе русской армии в Германии, в городе Веймере с башкирскими воинами встретился великий немецкий поэт Гёте, которому башкиры подарили лук со стрелами. Девять башкирских полков вошли в Париж. Французы прозвали башкирских воинов «северными амурами»[66]. В памяти башкирского народа Отечественная война 1812 года сохранилась в народных песнях «Баик», «Кутузов», «Эскадрон», «Кахым туря», «Любизар». Последняя песня основана на подлинном факте, когда главнокомандующий русской армией М. И. Кутузов благодарил башкирских воинов за проявленную в бою храбрость словами: «любезники, молодцы». Имеются данные по некоторым воинам, награждённым серебряными медалями «За взятие Парижа 19 марта 1814 года» и «В память войны 1812—1814 гг.» Это Рахмангул Бараков (д. Биккулово), Сайфутдин Кадыргалин (д. Байрамгулово), Нурали Зубаиров (д. Кулуево), Кундузбай Кулдавлетов (д. Субхангулово-Абдырово)[67].

Башкирская конница, подоспевшая в составе отряда князя Кудашева предотвратила взрыв Кремля[68][69].

Башкирское национальное движение начала XX века

После революций 1917 года прошли Всебашкирские курултаи (съезды) на которых было принято решение о необходимости создания национальной республики в составе федеративной России. В итоге, 15 ноября 1917 года Башкирское областное (центральное) шуро (совет) провозгласило создание на территориях с преимущественно башкирским населением Оренбургской, Пермской, Самарской, Уфимской губерний территориально-национальной автономии Башкурдистан.

В декабре 1917 года делегаты III Всебашкирского (учредительного) съезда, представлявшие интересы народонаселения края всех национальностей, единогласно проголосовали за утверждение постановления (Фармана № 2) Башкирского областного шуро о провозглашении национально-территориальной автономии (республики) Башкурдистан. На съезде было образовано правительство Башкортостана, предпарламент — Кесе-Курултай и другие органы власти и управления, а также были приняты решения о дальнейших действиях.

В марте 1919 г. в соответствии с Соглашением Российского рабоче-крестьянского правительства с Башкирским правительством была образована Автономная Башкирская Советская Республика.

Образование Республики Башкортостан

11 октября 1990 года Верховным Советом республики была провозглашена Декларация о государственном суверенитете. 31 марта 1992 года Башкортостан подписал федеративный договор о разграничении полномочий и предметов ведения между органами государственной власти Российской Федерации и органами власти суверенных республик в её составе и приложение к нему от Республики Башкортостан, определившие договорной характер отношений Республики Башкортостан и Российской Федерации.

Этногенез башкир

Этногенез башкир чрезвычайно сложен. Южный Урал и прилегающие степи, где произошло формирование народа, издавна были ареной активного взаимодействия разных племён и культур. В литературе об этногенезе башкир можно увидеть, что существуют три основные гипотезы происхождения башкирского народа: тюркская, финно-угорская, иранская[70].

Британские генетики из Оксфорда Брайан Сайкс и Сти́вен О́ппенгеймера по частоте распространения гаплогруппы R1b установили родство британцев и башкир[71].

Родо-племенное деление

Антропологические типы башкир

Антропологический состав башкир неоднороден, представляет собой смешение европеоидных и монголоидных признаков. М. С. Акимова выделила у башкир четыре основных антропологических типа[72]:

Наиболее древними расовыми типами башкир считаются светлый европеоидный, понтийский и субуральский, а наиболее поздним — южно-сибирский[73]. Южно-сибирский антропологический тип в составе башкир появился довольно поздно и тесно связан с тюркскими племенами IX—XII веков и кыпчаками XIII—XIV веков. Памиро-ферганский, закаспийский расовые типы, также присутствующие в составе башкир, связаны с индоиранскими и тюркскими кочевниками Евразии[74].

Этногеномика башкир

Основная доля Y-хромосом башкир относится к гаплогруппе R1b (заменившая в последние несколько тысячелетий почти всю Западную Европу R1b-M269 и азиатская R1b-M73), гаплогруппам R1a (R1a-SRY10831.2, индо-европейская, распространившаяся в Восточной Европе и Средней Азии) и N1c-TAT, финно-угорская, распространившаяся в северной Евразии. Частота гаплогруппы R1b варьируется в значительных пределах и составляет, в среднем, 47,6 %. Доля гаплогруппы R1a составляет 26,5 %, N1c — 17 %. С меньшей частотой встречаются гаплогруппы: J2, C, O, E1b, G2a, L, N1b, I, T[75].

Большинство типов мтДНК башкир (65 %) соответствует линиям мтДНК Восточной Евразии. Высокая частота линий G, D, С, Z и F указывает на значительное участие сибирского и центральноазиатского компонента в этногенезе башкир. С другой стороны, уровень распространения линий мтДНК, специфичных для Европы и Ближнего Востока, специфичных для европейцев также достигает больших значений (до 35 %)[76][77].

Башкирская культура

Традиционные занятия и ремёсла

Основным занятием башкир в прошлом было полукочевое (йяйляжное) скотоводство, которое сочеталось с земледелием, охотой, бортничеством, пчеловодством, птицеводством, рыболовством, собирательством и др. Из ремёсел применялись ткачество, выделка войлока, производство безворсовых ковров, шалей, вышивка, обработка кожи (кожевничество), обработка дерева, металла. Башкиры занимались производством наконечников стрел, копий, ножей, элементов конской сбруи из железа[78]. Из свинца отливали пули и дробь для ружей. Башкиры имели своих кузнецов и ювелиров. Из серебра производились подвески, бляшки, украшения для женских нагрудников и головных уборов. Металлообработка базировалась на местном сырье[79]. Металлургия и кузнечное дело попали под запрет после восстаний. Русский историк М. Д. Чулков в своей работе «Историческое описание Российской коммерции» (1781—1788 гг.) отмечал: «В прежних годах башкирцы из сей руды плавили в ручных печах самую лучшую сталь, что после учинившегося в 1735 г. бунта им уже не позволялось». Примечательно, что горное училище в Санкт-Петербурге, первое высшее горно-техническое учебное заведение в России, предложил создать башкирский рудопромышленник Исмагил Тасимов[80].

Жилище и быт

В XVIIXIX веках башкиры от полукочевого хозяйствования полностью перешли к земледелию и оседлой жизни, так как многие земли были заняты переселенцами из центральной России и Поволжья. Среди восточных башкир частично ещё сохранялись полукочевой уклад жизни. Последние, единичные выезды аулов на летовку (летнее кочевье) были отмечены в 20-х годах XX века. Типы жилища у башкир разнообразны, преобладают срубные (деревянные), плетнёвые и саманные (глинобитные), у восточных башкир на летовках была ещё распространена войлочная юрта (тирмә).

Башкирская кухня

Полукочевой образ жизни способствовал формированию самобытной культуры, традиций и кухни башкир: зимовка в деревнях и проживание на летних кочевьях вносило разнообразие в рацион и возможности приготовления пищи.

Традиционное башкирское блюдо бишбармак готовится из отварного мяса и халмы, обильно посыпается зеленью с луком и сдабривается курутом. Это другая заметная особенность башкирской кухни: к блюдам часто подаются молочные продукты — редкое застолье обходится без курута или катыка (кефира). Большинство блюд башкирской кухни отличается питательностью и простотой приготовления.

Национальная одежда и украшения

Традиционная одежда башкир весьма вариативна в зависимости от возраста и конкретного региона. Одежду шили из овчины, домотканых и покупных тканей. Были широко распространены различные женские украшения из кораллов, бисера, раковин, монет. Это нагрудники (яға, һаҡал), чересплечные украшения-перевязи (эмейҙек, дәғүәт), наспинники (иңһәлек), различные подвески, накосники, браслеты, серьги.

Женские головные уборы в прошлом весьма разнообразные, это и чепцеобразный ҡашмау, девичья шапочка таҡыя, меховой ҡама бүрек, многосоставный кәләпүш, полотенцеобразый таҫтар, часто богато украшенный вышивкой. Весьма красочно украшенное головное покрывало ҡушъяулыҡ. Среди мужских: меховые шапки-ушанки (ҡолаҡсын), лисьи шапки (төлкө ҡолаҡсын), капюшон (көләпәрә) из белого сукна, тюбетейки (түбәтәй), войлочные шляпы.

Оригинальная обувь восточных башкир: ҡата и сарыҡ, кожаные головки и суконное голенище, завязки с кистями. Ҡата и женские сарыки украшались на заднике аппликацией. Повсеместно были распространены сапоги (итек, ситек), и лапти (сабата) (за исключением ряда южных и восточных регионов).

Обязательным атрибутом мужской и женской одежды являлись штаны с широким шагом. Весьма нарядна верхняя женская одежда. Это часто богато украшенный монетами, позументами, аппликацией и немного вышивкой халат елән, аҡ саҡман (который к тому же нередко служил и головным покрывалом), безрукавные камзулы, украшенные яркой вышивкой, и обшитые по краям монетами. Мужские казакины и чекмени (саҡман), полукафтаны (бишмәт). Башкирская мужская рубаха и женские платья резко отличались по покрою от таковых русских, хотя они также украшались вышивкой, лентами (платья). У восточных башкирок также было распространено украшать платья по подолу аппликацией. Пояса были исключительно мужской деталью одежды. Пояса были шерстяные тканные (до 2,5 м в длину), ременные, матерчатые и кушаки с медными или серебряными пряжками. У правого бока на ремне всегда была привешена большая прямоугольная кожаная сума (ҡаптырга или ҡалта), а с левого бока — нож в деревянных, обшитых кожей, ножнах (бысаҡ ҡыны).

Народные праздники, обычаи и обряды

Помимо свадебного празднества (туй) известны религиозные (мусульманские): ураза-байрам, курбан-байрам, мавлид и другие, а также народные праздники — праздник окончания весенне-полевых работ сабантуй и каргатуй.

Национальные виды спорта

К национальным видам спорта башкир относятся: борьба куреш, стрельба из лука, метание копья и охотничьего кинжала, конные скачки и бега, перетягивание каната (аркана) и другие. Среди конных видов спорта популярны: байга, джигитовка, конные пробеги. В Башкортостане популярны конноспортивные народные игры: аузарыш, кот-алыу, кук-буре, кыз кыуыу. Спортивные игры и состязания являются неотъемлемой частью физического воспитания башкир, и на протяжении множества веков входят в программу народных праздников[81].

Башкирские народные песни, музыка и танцы

Башкирское народное творчество разнообразно и богато. Оно представлено различными жанрами, среди которых имеются героический эпос, баиты, сказки и песни. Одним из древних видов устной поэзии был кубаир. Среди башкир нередко встречались певцы-импровизаторы — сэсэны, соединяющие в себя дар поэта и композитора.

Среди песенных жанров встречались народные песни (йырҙар), обрядовые песни (сеңләү). В зависимости от мелодии башкирские песни разделяются на протяжные узун-кюй и короткие кыска-кюй, в котором выделяются плясовые (бейеү көй), частушки такмак (таҡмаҡ).

У башкир имеется традиция горлового пения узляу.

Наряду с песенным творчеством у башкир развита музыка. Среди музыкальных инструментов наиболее распространены кубыз и курай. Кое-где встречался трехструнный музыкальный инструмент думбыра.

Танцы башкир отличаются своеобразием. Пляски всегда совершаются под звуки песни или курая с частым ритмом. Присутствующие отбивают такт ладонями и время от времени восклицали: «Эйе!».

Эпические произведения башкир

Ряд эпических произведений башкир под названием «Урал-батыр», «Акбузат» сохранили пласты древней мифологии индоиранцев и древних тюрков, и имеет параллели с Эпосом о Гильгамеше, Ригведой, Авестой. Так, эпос «Урал-батыр» по мнению исследователей несёт в себе три пласта: архаичный шумерский, индоиранский и древнетюркский языческий[82]. Некоторые мотивы и образы «Урал-батыра» встречаются и в других башкирских эпосах («Заятуляк и Хыухылу», «Кунгыр-буга», «Алпамыша», «Кузыйкурпяс и Маянхылу»), а эпосы «Акбузат» и «Бабсак и Кусэк», продолжая сюжетную линию «Урал-батыра», образуют единый цикл башкирских эпических сказаний.

Башкирская литература

Башкирская литература своими корнями уходит в глубокую древность. Истоки восходят к древнетюркским руническим и письменным памятникам типа орхоно-енисейских надписей, к рукописным произведениям XI века на языке тюрки и древнебулгарским поэтическим памятникам (Кул Гали и др). В XIII—XIV веках башкирская литература по типу складывалась как восточная. В поэзии преобладали традиционные жанры — газель, мадхия, касида, дастан, канонизированная поэтика. Самым характерным в развитии башкирской поэзии является её тесное взаимодействие с фольклором.

С XVIII века по началу XX века развитие башкирской литературы связано с именем и творчеством Баик Айдарa (1710—1814), Шамсетдина Заки (1822—1865), Гали Сокороя (1826—1889), Мифтахетдина Акмуллы (1831—1895), Мажита Гафури (1880—1934), Сафуана Якшигулова (1871—1931), Даута Юлтыя (1893—1938), Шайхзады Бабича (1895—1919) и многих других.

Театральное искусство

В начале XX века в Башкортостане имелись лишь самодеятельные театральные коллективы. Первый профессиональный театр от­крылся в 1919 году почти одновременно с образованием Башкир­ской АССР. Это был нынешний Башкирский государственный академический театр драмы им. М. Гафури. В 30-х годах в Уфе появилось ещё несколько театров: кукольный, театр оперы и балета. Позднее го­сударственные театры открылись в других городах Башкортостана.

Башкирское просветительство и наука

Период, который охватывает историческое время с 60-х годов XIX столетия до начала ХХ века можно назвать эпохой башкирского просвещения. Наиболее известными деятелями башкирского просвещения того периода были

М. Бекчурин, М. Куватов, Г. Кииков, Б. Юлуев, Г. Сокорой, М. Уметбаев, Акмулла, М.-Г. Курбангалиев, Р. Фахретдинов, М. Баишев, Ю. Бикбов, С. Якшигулов и другие.

В начале XX века сформировались такие деятели башкирской культуры, как Ахметзаки Валиди Тоган, Абдулкадир Инан, Галимьян Таган, Мухаметша Бурангулов.

Религия

Мечеть в башкирской деревне Яхъя. Фотография С. М. Прокудина-Горского, 1910 год

По религиозной принадлежности башкиры мусульмане суннитского направления.

С X века среди башкир распространяется ислам. Арабский путешественник Ибн Фадлан ещё в 921 году встретил одного башкира, исповедующего ислам.

По мере утверждения ислама в Волжской Булгарии (в 922 году) ислам распространился и у башкир. В шежере башкир племени Мин, проживающих по реке Дёме, говорится о том, что они «посылают в Булгарию от своего народа девять человек, чтобы узнать, что такое вера Магометанская». В предании об излечении ханской дочери говорится, что булгары «послали своих учеников-табигинов к башкирам. Так ислам распространился среди башкир в долинах Белой, Ика, Дёмы, Таныпа».

Заки Валиди приводил сообщение арабского географа Якута аль-Хамауи о том, что в Халбе (в первой половине XIII века) тот встретил башкира, прибывшего на учёбу.

Окончательное утверждение ислама среди башкир произошло в 20-30-е годы XIV века и связано с именем золотоордынского хана Узбека, который утвердил ислам в качестве государственной религии Золотой Орды.

Венгерский монах Иоганка, побывавший в 1320-е годы среди башкир, писал о башкирском хане, фанатично преданном исламу[83].

К древнейшим свидетельствам введения ислама в Башкортостане относятся развалины памятника близ посёлка Чишмы, внутри которого лежит камень с арабской надписью, гласящей, что здесь покоится Хусейн-Бек, сын Измера-Бека, скончавшийся в 7 день месяца мухаррем 739 года хиджры, то есть в 1339 году. Есть также свидетельства того, что ислам на Южный Урал проникал и со Средней Азии. Например, в башкирском Зауралье, на горе Ауштау в окрестностях деревни Старобайрамгулово (Аушкуль) (ныне в Учалинском районе) сохранились захоронения двух древних мусульманских миссионеров, датируемые XIII веком.

Язык и письменность

Национальный язык — башкирский. Относится к кыпчакской группе тюркских языков. Основные диалекты: восточный, северо-западный и южный. Распространён на территории исторического Башкортостана.

Согласно Всероссийской переписи населения 2010 года башкирский язык является родным для 1 133 339 башкир (71,7 % от общего числа башкир, указаваших родные языки). Татарский язык назвали родным 230 846 башкир (14,6 %). Русский язык является родным для 216 066 башкир (13,7 %)[16].

Башкирские племена в древности пользовались древнетюркским руническим письмом. После принятия ислама, которое началось в X веке и продолжалось в течение нескольких столетий, башкиры начали пользоваться арабской письменностью. На основе этой письменности образовался так называемый письменно-литературный язык тюрки и его локальный вариант поволжский тюрки, на котором писали с XIII по начало XX века[84][85][86].

С середины XIX века начинается формирование национальной башкирской письменности. В 1923 году утверждается алфавит на основе арабской графики. В 1929 году появляется башкирский алфавит на основе латиницы (яналиф). В 1940 году введен алфавит на основе кириллицы. Современный алфавит башкирского языка состоит из 42 букв.

Численность и расселение

Численность башкир в мире около 2 млн. человек. В России, по данным переписи 2010 года, проживает 1 584 554 башкир, из них 1 172 287 чел. в Башкортостане. Башкиры составляют 29,5 % населения Республики Башкортостан[1][2][3].

Помимо собственно Республики Башкортостан, башкиры живут во всех субъектах Российской Федерации, а также в государствах ближнего и дальнего зарубежья. За пределами республики в настоящее время проживает до трети всех башкир.

Численность башкир по данным переписей населения (человек):
1897[87] 1926 1939 1959 1970 1979 1989 2002 2010
Российская империя, СССР 713 693 843 648 989 040 1 239 681 1 371 452 1 449 157
РСФСР СССР, Российская Федерация 1 321 363 712 366 824 679 953 801 1 180 913 1 290 994 1 345 273 1 673 389 1 584 554
Башкирская АССР РСФСР СССР, Республика Башкортостан Российской Федерации 899 910 625 845 671 188 737 711 892 248 935 880 863 808 1 221 302 1 172 287

См. также

Напишите отзыв о статье "Башкиры"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/perepis_itogi1612.htm Официальный сайт Всероссийской переписи населения 2010 года. Информационные материалы об окончательных итогах Всероссийской переписи населения 2010 года]
  2. 1 2 [www.gks.ru/free_doc/new_site/population/demo/per-itog/tab5.xls Всероссийская перепись населения 2010. Национальный состав населения РФ 2010]
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 [www.gks.ru/free_doc/new_site/population/demo/per-itog/tab7.xls Всероссийская перепись населения 2010 г. Национальный состав регионов России]
  4. 1 2 www.gks.ru/free_doc/new_site/population/demo/perepis_krim/tab-krim/pub-04-15.xlsx
  5. [www.stat.kz/p_perepis/Documents/Нац%20состав.rar Агентство Республики Казахстан по статистике. Национальный состав, вероисповедание и владения языками в Республике Казахстан]
  6. [unstats.un.org/unsd/demographic/products/dyb/dybcensus/V2_table4.xls Population by national and/or ethnic group, sex and urban/rural residence: each census, 1985—2003]  (англ.)
  7. [asgabat.net/turkmenistan/itogi-vseobschei-perepisi-naselenija-turkmenistana-po-nacionalnomu-sostavu-v-1995-godu.html Итоги всеобщей переписи населения Туркменистана по национальному составу в 1995 году]
  8. joshuaproject.net/countries/UZ
  9. Национальный статистический комитет Кыргызской Республики. Численность постоянного населения по национальностям по переписи 2009 года
  10. [web.archive.org/web/20110722232346/belstat.gov.by/homep/ru/perepic/2009/publications/national_structure_rb.rar Национальный статистический комитет Республики Беларусь. Национальный состав РБ согласно переписи 2009 года]
  11. [www.pmlp.gov.lv/lv/statistika/dokuments/2013/ISVN_Latvija_pec_TTB_VPD.pdf Latvijas iedzivotaju sadalijums pec nacionala sastava un valstiskas piederibas  (латыш.)]
  12. [www.stat.tj/ru/img/526b8592e834fcaaccec26a22965ea2b_1355501132.pdf Перепись населения и жилищного фонда Республики Таджикистан 2010 года. Национальный состав, владение языками и гражданство населения Республики Таджикистан. Том III]
  13. [pub.stat.ee/px-web.2001/Dialog/varval.asp?ma=PCE04&lang=1 PCE04: ENUMERATED PERMANENT RESIDENTS BY ETHNIC NATIONALITY AND SEX, 31 DECEMBER 2011]  (англ.)
  14. [web.stat.gov.lt/uploads/docs/gyv_kalba_tikyba.pdf GYVENTOJAI PAGAL TAUTYBĘ, GIMTĄJĄ KALBĄ IR TIKYBĄ (Национальный, языковой и религиозный состав Литвы)]
  15. [www.ethnologue.com/language/bak Ethnologue: Languages of the World. Bashkort]
  16. 1 2 [www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/Documents/Vol4/pub-04-08.pdf Население наиболее многочисленных национальностей по родному языку]
  17. Бикбулатов Н.В., Мурзабулатов М.В. [www.башкирская-энциклопедия.рф/index.php/component/content/article/2-statya/8895-bashkiry Башкиры] // [www.башкирская-энциклопедия.рф/ Башкирская энциклопедия]. — Уфа: НИК «Башкирская энциклопедия», 2013. — ISBN 978-5-88185-143-9.
  18. 1 2 Юсупов Р. М. Антропологические типы //Башкирская энциклопедия. В 7 т.: Т.1. A-Б. — Уфа: Башкирская энициклопедия, 2005, С.169.
  19. Юсупов Р. М. [www.башкирская-энциклопедия.рф/index.php/component/content/article/2-statya/7280-antropologicheskie-tipy Антропологические типы] // [www.башкирская-энциклопедия.рф/ Башкирская энциклопедия]. — Уфа: НИК «Башкирская энциклопедия», 2013. — ISBN 978-5-88185-143-9.
  20. [img1.liveinternet.ru/images/attach/c/1//3779/3779863_ANTROPOLOGICHESKIY_SOSTAV_BASHKIR_I_EGO_FORMIROVANIE_1CHAST.pdf Бикбулатов Н. В. Башкиры: этническая история и традиционная культура. — Уфа: Научное Изд-во «Башкирская энциклопедия», 2002. — 246 с. — c. 22.]
  21. Курманаева З.Д., Юсупов Р. М. [www.башкирская-энциклопедия.рф/index.php/component/content/article/2-statya/1776-etnogenez Этногенез] // [www.башкирская-энциклопедия.рф/ Башкирская энциклопедия]. — Уфа: НИК «Башкирская энциклопедия», 2013. — ISBN 978-5-88185-143-9.
  22. Курманаева З. Д., Юсупов Р. М. Этногенез //Башкирская энциклопедия. В 7 т. Т.7. Ф-Я. — Уфа: Башкирская энциклопедия, 2011, С.383—384.
  23. 1 2 [www.vokrugsveta.ru/encyclopedia/index.php?title=%D0%91%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%B8%D1%80%D1%8B Башкиры]. Вокруг света. Проверено 27 марта 2015.
  24. [encycl.bash-portal.ru/bashkort.htm Башкорт в краткой энциклопедии Башкортостана]
  25. «История Российская». Т. 1. М.-Л., 1962. С. 252
  26. «История Оренбургская». СПб., 1759. С. 10
  27. «Описание всех обитающих в Российском государстве народов и их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей». СПб., 1799. С.85
  28. «Оренбургские губернские ведомости». «О названии башкирцев» (№ 24). С.297
  29. Историческая записка о местности прежней уфимской провинции, где был центр древней Башкирии, Санкт-Петербург, 1867, стр.1
  30. «Оренбургский листок» (№ 46)
  31. Danlop D.M. The History of Jewish khazars. New Gersey, P.34.
  32. Кузеев Р. Г. Происхождение башкирского народа. М., Наука, 1974, С.448.
  33. Бикбулатов Н. В. Этноним «башҡорт» / Башкирская этнонимия
  34. Юсупов Р. М. Башкиры на рубеже тысячелетий//Проблемы этногенеза и этнической истории башкирского народа. Уфа, 2006, С.95-101
  35. [soraman.livejournal.com/71362.html Юсупов Р. М. К семантике родовой символики башкир и этимологии этнонимов башкорт, иштяк//Городские башкиры: проблемы языка и демографии. Материалы VI Межрегиональной научно-практической конференции, посвященной III Всемирному курултаю башкир. Уфа, 2010, С.30-31]
  36. 1 2 Лурье, С. Я. История Древней Греции / С. Я. Лурье. — Л., 1940. — Ч. 1. — 685 с.
  37. 1 2 3 [www.vehi.net/istoriya/grecia/gerodot/04.html Геродот. «История». Книга Четвёртая. «Мельпомена»]
  38. Киекбаев Дж. Г. Некоторые вопросы изучения башкирских и татарских диалектов, с. 19.
  39. Заки Валиди Туган. Башкорттарзын тарихы, с. 4, 5
  40. Вэй Чжэн. Хроника государства Суй. Пекин, Бона, 1958, Гл. 84, С 18б, 3.
  41. Кузеев Р. Г. Происхождение башкирского народа. М., Наука, 1974, С. 428.
  42. Янгузин Р.3. Этнография башкир (история изучения). — Уфа: Китап, 2002. — 192 с.
  43. История Башкортостана с древнейших времен до XVI века [Текст] / Мажитов Н. А., Султанова А. Н. — Уфа : Китап, 1994. — 359с. : ил. — Библиогр.в примеч.в конце глав. — ISBN 5-295-01491-6
  44. [www.bashkortostan.ru/republic/history.php Республика Башкортостан. История]
  45. [www.vostlit.info/Texts/rus16/Fadlan/text.phtml?id=6123 Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. Перевод, комментарий и редакция академика И. Ю. Крачковского. М.; Л., 1939]
  46. Заки Валиди Тоган. История башкир
  47. (Хвольсон. С. 109)
  48. Рашид-ад-Дин «Сборнике летописей» (Т. 1. Кн. 1. М.; Л., 1952)
  49. «Девону луготит турк». 1 том. Тошкент. С. 66 б
  50. 1 2 Бартольд В. В. География Ибн Сайда // Сочинения. Т. VIII. Работы по источниковедению. — М., 1973.
  51. (Хвольсон. С. 107—108)
  52. T. Lewicki «Madjar, Madjarstan». The Encyclopaedia of Islam. New ed. Leiden-London
  53. Насыров И. «Башкирды» в Паннонии // Ислам. — М., 2004. — № 2 (9). С. 36-39.
  54. [www.bashkortostan450.ru/history/before1574 История башкир. Статья на сайте «Башкортостан 450»]
  55. [www.i-u.ru/biblio/archive/gumilev_drevnaja/03.aspx Л. Н. Гумилёв. «Древняя Русь и Великая Степь» (135. Схема хода событий)]
  56. 1 2 Мажитов Н. А., Султанова А. Н. История Башкортостана с древнейших времен до XVI в. Уфа, 1994.
  57. 1 2 Зарипов А. Б. «Об истории башкирской государственности», 2007
  58. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. С. 459.
  59. Рычков Пётр Иванович: «Топография Оренбургская» СПб., 1762 стр. 67
  60. Псянчин А. В. Из истории отечественной этнической картографии (по ма­териалам ИРГО и КИПС). — Уфа, 2008. — С. 3. — 52 с. — ISBN 978-5-7501-0992-0.
  61. 1 2 Кеппен П. И. «Хронологическій указатель матеріаловъ для исторіи инородцевъ Европейской Россіи», 1862
  62. The Russian Сonguest of Bashkiria. 1552—1740 A Case Study in Imperialism By Alton S. Donnelly. New Haven and London, Vale University Press, 1968.
  63. Доннелли А. Завоевание Башкирии Россией, 1552—1740. Уфа: Издательство «Башкортостан». 1995. — 287 с. Пер. с английского Л. Р. Бикбаевой.
  64. [uic.bashedu.ru/encikl/s/sal_yul.htm Салават Юлаев в Краткой энциклопедии Башкортостан]
  65. [www.runivers.ru/bookreader/book9833/#page/188/mode/1up Указ Императора Павла I. — Именный данный генералу отъ Инфантерiи Барону Игельстрому, съ приложенiемъ примѣчанiя на описанiе Оренбургской линiи].10 (21) апреля 1798 года
  66. Рахимов Р. Н. Башкиры в наполеоновских войнах: «северные амуры» в отечественной войне 1812 года.// История башкирского народа: в 7 т./ гл. ред. М. М. Кульшарипов. — С.-Пб.: Наука, 2011. — Т. IV. — С. 74—84. — 400 с. — ISBN 978-5-02-038276-3.
  67. [www.kurultai74.ru/znamenatelnyie-datyi/200-letie-pobedyi-rossii-v-otechestvennoj-vojne-1812goda.html «Северные амуры»: взгляд очевидца]
  68. В. В. Путин Выступление на торжественном собрании, посвященном 450-летию вхождения Башкирии в состав России.
  69. [kremlin.ru/events/president/transcripts/24590 Выступление на торжественном собрании, посвященном 450-летию вхождения Башкирии в состав России]
  70. Башкирская энциклопедия. В 7 т. / Гл. редактор М. А. Ильгамов. Т.1: А—Б. Уфа: Башкирская энциклопедия, 2005.
  71. [old.archeo-news.ru/2012/07/blog-post_24.html Археология. НОВОСТИ Мира Археологии: Родственники англичан и французов - башкиры?]
  72. Акимова М. С. Антропологические исследования в Башкирии //Антропология и геногеография. М., 1974
  73. Предположение выдвинуто в результате экспедиции Института антропологии МГУ под руководством М.С. Акимовой в 1963—1965 годах на территории БАССР и Челябинской области.
  74. Р. М. Юсупов «Башкиры: этническая история и традиционная культура»
  75. [ftp.anrb.ru/molgen/Lobov_AS.PDF Лобов А. С. Структура генофонда субпопуляций башкир. Диссертация кандидата биологических наук. — Уфа, 2009.- 131 с.]
  76. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/VRAN/03_07/ETHNOGENE.HTM С. А. Лимборская, Э. К. Хуснутдинова, Е. В. Балановская. Этногеномика и геногеография народов Восточной Европы. Институт молекулярной генетики РАН. Уфимский научный центр. Медико-генетический научный центр РАМН. М. Наука. 2002. С.179-180]
  77. Антропология башкир/Бермишева М. А., Иванов В. А., Киньябаева Г. А. и др. СПб., Алетейя, 2011, 496 с., С.339.
  78. Руденко С. И. Башкиры: Историко-этнографические очерки. — Уфа: Китап, 2006, С. 136.
  79. История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. Уфа: Китап, 1996. 520 с., под редакцией Х. Ф. Усманова
  80. [proufu.ru/istoriya/item/23038-ismail-tasimov-%E2%80%93-zachinatel-gornogo-dela-rossii.html Исмаил Тасимов — зачинатель горного дела России]
  81. Статья «Народные виды спорта» в «Башкортостан. Краткая энциклопедия»
  82. [www.bashculture.ru/archives/56 Кирэй Мерген. Урал-батыр.]
  83. Мажитов Н. А., Султанова А. Н. История Башкортостана с древнейших времен до XVI века. — Уфа, 1994.
  84. [башкирская-энциклопедия.рф/index.php/prosmotr/2-statya/4235-tyurki-uralo-povolzhya Галяутдинов И. Г. Тюрки урало-поволжья.// Статья в Башкирской энциклопедии.]
  85. [башкирская-энциклопедия.рф/index.php/prosmotr/2-statya/4962-pismennost-bashkirskaya Статья «башкирская письменность» в статье Башкирской энциклопедии]
  86. * Халикова Р. Х. Тюрки урало-поволжья.// Башкортостан: краткая энциклопедия. — Уфа: Научное издательство «Башкирская энциклопедия», 1996.— 672 с. — С.579.
  87. Данные по переписи 1897 г. приведены по территории Российской империи и Уфимской губернии

Литература

Ссылки

  • Бикбулатов Н. В., Мурзабулатов М. В. [www.башкирская-энциклопедия.рф/index.php/component/content/article/2-statya/8895-bashkiry Башкиры] // [www.башкирская-энциклопедия.рф/ Башкирская энциклопедия]. — Уфа: НИК «Башкирская энциклопедия», 2013. — ISBN 978-5-88185-143-9.
  • [www.kunstkamera.ru/kunst-catalogue/items/items-cs.seam?ethnos=башкиры&c=PHOTO Фотографии башкир и их быта в фондах Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамеры)]
  • [www.loc.gov/pictures/search/?q=bashkirs&st=gallery Фотографии башкир и их быта в фондах Библиотеки Конгресса]  (англ.)
  • [www.youtube.com/user/Bashkirica «Историческая среда»]
  • [www.youtube.com/watch?v=dE1Vr7XXRKQ Башкирская культура в фильме «Всадник на золотом коне» (1980)]
  • [www.vokrugsveta.ru/encyclopedia/index.php?title=%D0%91%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%B8%D1%80%D1%8B Башкиры] — энциклопедия на «Вокруг света».

Отрывок, характеризующий Башкиры

Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.