Башмаки рыбака

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Башмаки рыбака
The Shoes of the Fisherman
Жанр

драма

Режиссёр

Майкл Андерсон

Автор
сценария

Моррис Уэст

В главных
ролях

Энтони Куинн
Лоуренс Оливье
Витторио де Сика
Лео Маккерн

Оператор

Эрвин Хиллер

Композитор

Алекс Норт

Кинокомпания

Metro-Goldwyn-Mayer

Длительность

162 мин

Бюджет

$

Страна

США США

Год

1968

IMDb

ID 0063599

К:Фильмы 1968 года

«Башмаки рыбака» (англ. The Shoes of the Fisherman) — фильм 1968 года, основанный на одноименном романе 1963 года австралийского писателя Морриса Уэста.

Книга достигла первой позиции в списке бестселлеров New York Times для взрослой беллетристики 30 июня 1963 года, и стала самым продаваемым романом в Соединённых Штатах Америки в этом году, согласно Publishers Weekly.





Сюжет

В начале фильма, снятого в разгар «холодной войны», главного героя, Кирилла Павловича Лакоту, Верховного митрополита Львовского, после 20-летнего пребывания в сибирском трудовом лагере неожиданно освобождают. Делает это его бывший тюремщик, а ныне — Генеральный секретарь ЦК КПСС Пётр Ильич Каменев (в фильме его время от времени называют «премьер-министром»).

Кирилл Лакота отправляется в Рим, где престарелый папа Пий ХIII (вымышленный персонаж) возводит его в сан кардинала Церкви святого Афанасия. Кирилл пытается отказаться, но позднее смиренно принимает новый чин.

После внезапной кончины понтифика созывается конклав для выборов нового папы. В конклаве на правах выборщика участвует и кардинал Лакота. В течение периода «вакантного престола» наиболее вероятными кандидатами на нового папу представляются кардинал Леоне и кардинал Ринальди. После семи безуспешных голосований кардинал Ринальди, в качестве компромиссной, предлагает кандидатуру Лакоты. Кирилл пытается возражать, но его кандидатура вызывает шумное одобрение других кардиналов, впечатлённых рассказами бывшего заключённого ГУЛАГа о годах, проведенных в Сибири, о борьбе с гонениями, рассуждениями Лакоты о вере и Боге, его высокими идеалами и глубоким гуманизмом. На следующем заседании конклава кардинала Лакоту единодушно избирают новым папой. Он принимает результаты голосования и оставляет имя, данное ему при крещении, — теперь у Папы славянское имя Кирилл.

Тем временем в Китае нарастает массовое недовольство голодом, явившееся следствием торговых ограничений США против КНР. Отношения между Китаем и СССР резко ухудшаются. Мир приближается к пропасти термоядерной войны.

Вечером после избрания Папой Кирилл, сопровождаемый своим помощником Джелазио, незаметно покидает священные чертоги Ватикана и, никем не узнанный, отправляется на прогулку по Риму с целью ознакомления с жизнью города, епископом которого он теперь является. Во время прогулки он общается с простыми людьми и получает бесценный опыт.

Какое-то время спустя Папа посещает Советский Союз и проводит встречу с генсеком Каменевым и председателем КНР Пенгом, в ходе которой стороны пытаются предотвратить надвигающийся кризис.

Вторая сюжетная линия романа и кинофильма — отношения Папы с отцом Телемондом, теологом и учёным, который страдает от тяжёлого хронического заболевания. Они становятся близкими друзьями. К своему глубокому сожалению, Папа вынужден позволить Священной Канцелярии цензуру еретических рукописей Телемонда. Потрясение от разбирательств в комиссии Священной Канцелярии резко ухудшает состояние отца Телемонда и приводит его к смерти. Папа тяжело переживает потерю.

Во время церемонии папской коронации Кирилл, в качестве жеста гуманности, снимает свою тиару и, обращаясь к собравшимся на площади Святого Петра, произносит проникновенные слова: «Я стою перед вами с непокрытой головой, ибо я слуга ваш. У меня сейчас достаточно власти, чтобы сдвинуть горы, но без милосердия я ничто». Толпа с ликованием встречает обещание Кирилла отказаться от всех церковных ценностей (земель, строений и произведений искусства) в пользу голодающих. Папа также призывает богатых делиться с нуждающимися.

В ролях

Актёр Роль
Энтони Куинн Кирилл Лакота
Лоуренс Оливье Пётр Ильич Каменев
Оскар Вернер Отец Дэвид Телемонд
Дэвид Янссен Джордж Фабер
Витторио де Сика Кардинал Ринальди
Лео Маккерн Кардинал Леоне
Джон Гилгуд Пий ХIII, папа римский
Фрэнк Финлей Игорь Бунин
Пол Роджерс Августинец
Джордж Правда Горшенин

Производство

Фильм был первоначально проектом британского режиссёра Энтони Асквита, но он заболел и был заменен Майклом Андерсоном (Асквит умер в год выхода ленты на экраны).

Награды

Фильм был номинирован на две премии «Оскар» за лучшую музыку к фильму и за лучшую работу художника-постановщика (Джордж Дэвис, Эдвард Карфагно).[1]

Реальные мировые события

На создание образа Кирилла Лакоты Морриса Уэста вдохновила история жизни Верховного предстоятеля Украинской грекокатолической церкви Иосифа Слипого (1892—1984). Иосиф Слипый провёл 18 лет в сибирских лагерях и, благодаря вмешательству Папы римского и президента США Джона Кеннеди, был освобождён в 1963 году (год публикации романа М. Уэста). Вскоре после освобождения Иосиф Слипый прибыл в Рим для участия во Втором Ватиканском соборе.

Папа римский Иоанн XXIII умер в день, когда роман был опубликован, 3 июня 1963.[2]

Через десять лет после выпуска фильма, 16 октября 1978 года, славянский кардинал из социалистической страны, кардинал Кароль Юзеф Войтыла из Польши, был избран папой римским Иоанном Павлом II.

Напишите отзыв о статье "Башмаки рыбака"

Ссылки

Примечания

  1. [movies.nytimes.com/movie/44428/The-Shoes-of-the-Fisherman/awards NY Times: The Shoes of the Fisherman]. NY Times. Проверено 27 декабря 2008.
  2. Tony Stephens, «Last Writes», Sydney Morning Herald, Spectrum, 3 June 2000

Отрывок, характеризующий Башмаки рыбака

Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.