Баштанка

Город Баштанка укр. Баштанка Флаг Герб Страна УкраинаУкраина Статус районный центр Область Николаевская областьНиколаевская область Район Баштанский район Координаты 47°24′00″ с. ш. 32°27′00″ в. д.47.40000° с. ш. 32.45000° в. д. / 47.40000; 32.45000    Внутреннее деление 5 микрорайонов Основан 1806 Прежние названия пос. Полтавка (1909), пос. Баштанка (1928) Город с 1987 Площадь 7,14 км² Тип климата умеренно-континентальный Официальный язык украинский, русский Население ▼12 696 человек (2011) Плотность 1830 чел./км² Национальный состав украинцы-93%,русские-5% Названия жителей башта́нец, башта́нцы Часовой пояс UTC+2, летом UTC+3 Телефонный код +380 5158 Почтовый индекс 56100 Автомобильный код BE, НЕ / 15 КОАТУУ 4820610100 Официальный сайт [bashtanka.pp.net.ua/ ka.pp.net.ua]

К:Населённые пункты, основанные в 1806 году

Башта́нка (укр. Баштанка) — город районного значения в Николаевской области Украины, административный центр Баштанского района. Город расположен на трассе национального значения Н-11. Николаев — Днепр, в 63 километрах от областного центра и в 7 километрах от железнодорожной станции Явкино на маршруте Николаев — Долинская.

Физико-географическая характеристика

Географическое положение

Баштанка находится на юге степной зоны Украины. Территория города составляет 7,14 км². Баштанка находится во 2-м часовом поясе (восточноевропейское время).

Климат

Климат города умеренно континентальный с мягкой зимой и жарким летом.

Среднегодовая температура воздуха составляет 10 °C. Наиболее низкая среднемесячная температура — в январе (−3,1 °C), наиболее высокая — в июле (22,3 °C).

В среднем за год в Баштанке выпадает 472 миллиметров атмосферных осадков, меньше всего их в октябре, больше всего — в июле. Ежегодно образуется снежный покров, но его высота незначительна.

Относительная влажность воздуха в среднем за год составляет 73 %, наименьшая она в августе (60 %), наибольшая — в декабре (86 %).

Наименьшая облачность наблюдается в августе, наибольшая — в декабре.

Наибольшую повторяемость в городе имеют ветры с севера, наименьшую — с юго-востока. Наибольшая скорость ветра — в феврале, наименьшая — в июле-сентябре. В январе она в среднем равна 4,1 м/с, в июле — 3,1 м/с.

Экология

Экологические проблемы Баштанки типичны для многих городов Украины: загрязнение водных объектов, атмосферы, подземных вод, качество питьевой воды, управление отходами, сохранение биологического разнообразия на территории города

Население

• 5 100 (1959)
• 13 072 (2001)
• 12 696 (2011)

Официальная символика

Современный герб утверждён 15марта 1999 года. За основу был принят герб 1983 года.

Современный флаг утверждён 15 июля 1999 года. Он представляет собой полотнище с изображением герба и тремя горизонтальными полосами.

Экономика

В структуре промышленности Баштанки основное место занимает пищевая промышленность среди которых выделяются такие предприятия, как Баштанский сырзавод, Баштанский хлебо-булочный комбинат.

Кроме этого, в городе расположены предприятия электротехнической и электронной промышленности. Функционирует цех ро ремонту электрооборудования. Предприятие «Баштанская сельхозтехника» изготавливает многопрофильные пластиковые трубы, которые используются как для прокладки водопроводов, так и для газопроводов.

Транспорт

Через Баштанку проходят трасса национального значения Николаев — Днепр. В городе расположен аэродром, с ВПП длинной 750 метров, способный принимать лёгкие пассажирские и грузовые самолёты.

Основу городского транспорта составляют такси.

История

Территория, где ныне находится Баштанка и вблизи от неё, была заселена с древних времен. Об этом свидетельствуют археологические находки. В кургане обнаружено парное скифское погребение (IV в. до н. э.). Среди различных изделий из дерева и камня, выявленных здесь, особую ценность представляют деревянные шкатулки. На одной из них сохранилась яркая миниатюра, на другой — часть надписи греческими буквами. Основано село в начале XIX в. переселенцами — преимущественно государственными крестьянами и казаками с Полтавщины и Черниговщины. Позднее здесь оседало немало беглых крепостных крестьян. Происхождение названия населенного пункта связывают с первыми поселенцами, среди которых большинство будто бы было с Полтавщины.

В 1817 г. население Полтавки составляло 798 человек. Основными занятиями жителей села были скотоводство и земледелие. Оброчная и подушная подати, которые платили государственные крестьяне, составляли 12 руб. 30 коп. с ревизской души. Жители Полтавки страдали от частых неурожаев, нередко на полях все уничтожала саранча.

В конце 20-х годов XIX в. село стало военным поселением и вошло в 1-й полк Бугской уланской дивизии. В 1830 г. здесь насчитывалось 214 дворов, где проживало 1216 человек. За поселением закрепили 18,5 тыс. десятин земли, из которых около 17 тыс. составляла целина.

Власти не заботились о благоустройстве Полтавки, о медицинском обслуживании населения. Часто здесь вспыхивали инфекционные заболевания. В 1812 г. в селе свирепствовала эпидемия чумы, а в 1830 г. — холеры. В 1861 г. начала работать одноклассная приходская школа, которую посещали 20 детей.

После перевода военных поселенцев на положение государственных крестьян они получили в пользование по 8 десятин земли на ревизскую душу. Согласно закону от 24 ноября 1866 г. о поземельном устройстве государственных крестьян эти наделы были закреплены за 935 хозяйствами. Жители села платили за них государственную оброчную подать, которая была больше прежних оброчных платежей. Права полной собственности на землю государственные крестьяне получили по закону 1886 г. об обязательном выкупе земельных наделов. В соответствии с этим законом жители Полтавки, начиная с 1887 г., за землю выплачивали выкуп государству. Выкупные платежи превышали оброчную подать на 45 процентов.

В послереформенный период усилился процесс классового расслоения крестьянства. Кулаки обогащались за счет обнищания основной части населения. При последующих переделах земли на ревизскую душу приходился такой же надел, как и раньше, а неревизским хозяевам выделяли уменьшенные наделы. Местные богачи, скупая казенные земли, числившиеся за селом, основали хутора. В 1887 г. беднота Полтавки за десятину арендованной земли платила ежегодно до 10 руб. В 1903 г. арендная плата достигла 12 руб. В 1906 г., несмотря на высокие цены, 513 хозяйств все же арендовали землю у зажиточных крестьян, имевших большие наделы. В то время в Полтавке насчитывалось 1198 хозяйств. 16 проц. из них были безземельными или малоземельными, 18 проц. имели по 3—7 десятин, 6 проц.— по 20—30 десятин, а у 25 хозяйств насчитывалось по 40— 50 и более десятин. В том же году 21 проц. крестьянских дворов не имел никакого скота, у 40 проц. не было плугов и другого инвентаря. Жители Полтавки должны были отбывать различные повинности: дорожную, гужевую, квартирную, арестантскую и др. Если же крестьянин не мог их выполнять, то он дополнительно платил по 7 руб. 91 коп. в год с каждой десятины. Часть бедняков постоянно уходила из села на заработки в близлежавшие экономии, батрачила у богачей-колонистов и кулаков, нанималась к владельцам торговых и мелких промышленных предприятий.

В конце XIX — начале XX в. в Полтавке, которая как центр волости входила в состав Херсонского уезда Херсонской губернии, проживало свыше 7 тыс. человек. Еженедельно собирались базары, трижды в год — ярмарки. В 1887 г. действовало 44 мелких (преимущественно мукомольных) предприятия, имелось 27 лавок. По данным 1905 г., в селе насчитывалось 9 кузнецов, 5 сапожников, 12 столяров и 30 ткачей.

Жестокая эксплуатация, малоземелье и безземелье, частые неурожаи, голод стали причиной крестьянских волнений. Пробуждению классового сознания трудящихся масс села способствовал рост рабочего движения в стране. Немало бедняков, уходивших на заработки в город, были свидетелями, а часто и непосредственными участниками революционных выступлений рабочих. Некоторые из них, возвратившись в село, включались в активную борьбу против кулаков и помещиков. В 1903 г. жители Полтавки разгромили имение помещика Бало. В селе произошло столкновение крестьян с жандармами. Активное участие в этих событиях принимала группа местной интеллигенции, в частности учителя П. X. Алейников и П. В. Поляков. В начале 1906 г. жандармы арестовали П. X. Алейникова, К. С. Гливенко, П. В. Полякова и других, проводивших революционную работу среди жителей Полтавки.

В результате столыпинской аграрной реформы уже в 1909 г. выделились на отруба 27 кулацких хозяйств Полтавской волости. Они располагали 2307 десятинами пахотной земли, их укреплению способствовали кредитное и потребительское товарищества, организованные в 1904 г. земством. Пользуясь кредитами этих товариществ, кулаки расширяли торговые операции. В то же время 163 из 1352 дворов Полтавки не имели земли, треть — рабочего скота, четвёртая часть — коров. Практически бедняки не могли приобрести землю. В 1909 г. десятина стоила 187 руб. Из-за безземелья и малоземелья только в 1910 г. 34 семьи вынуждены были переселиться в Тургайские степи и Приморский край. В 1914 г. из Полтавской волости, в том числе и из Полтавки, выехало ещё 264 человека в Акмолинскую и Оренбургскую губернии. Часть переселенцев, полностью разорившись, возвратилась в село.

Для того, чтобы получить медицинскую помощь, местным жителям приходилось обращаться в больницы сел, расположенных в 25—30 верстах от Полтавки. В 1904 г. земство открыло в селе амбулаторию, где работали врач, два фельдшера и акушерка, обслуживавшие 22 тыс. жителей из 16 населенных пунктов. В 1904 г. земский врач организовал здесь детские ясли, где в период напряженных сельскохозяйственных работ находилось 30—70 крестьянских детей. Спали они на полу, застеленном рядном, грудные дети — в люльках, которые приносили родители. В 1912 г. в селе построили участковую больницу на 10 коек. Однако получить медицинскую помощь все нуждающиеся в лечении не имели возможности. Особенно высокой была смертность среди детей. Так, в 1912 г., не дожив до одного года, умерли 72 ребёнка. В 1866 г. в селе открылась первая земская школа, через два года — вторая, а в 1897 г.— третья. Ежегодно до 30 проц. детей бедняков из-за тяжелого материального положения вынуждены были прекращать обучение, а более 500 детей школьного возраста ежегодно оставались вне школы. Школьные помещения были тесными и сырыми, плохо отапливались. В частности, одноклассная церковно-приходская школа, где в 1887 г. обучалось 30 учеников, размещалась в церковной сторожке. Для учителей не хватало квартир, мизерной явилась и оплата их труда.

Первая мировая война привела к дальнейшему разорению крестьянских хозяйств. Поднялись цены на товары первой необходимости. В июне 1915 г. мука стала дороже на 20 проц. по сравнению с довоенным периодом, сахар — на 58, а керосин — на 41 проц. К 1916 г. население Полтавки по сравнению с 1913 г. уменьшилось на 900 человек. В село начали возвращаться инвалиды войны, которые рассказывали о революционных выступлениях солдат. Росло недовольство трудящихся масс существующим строем.

Революционные времена

После свержения самодержавия в феврале 1917 г. в Полтавке был организован сельский комитет, в котором преобладали представители кулаков. Надежды крестьян на получение земли и прекращение войны не осуществились.

Весть о победе Великой Октябрьской социалистической революции, о первых декретах Советской власти принесли в село в ноябре 1917 г. солдаты-фронтовики. Некоторые из них, в том числе Е. X. Прядко, С. Е. Дубяга, были непосредственными участниками октябрьских событий в Петрограде. В декабре 1917 г. в Полтавке установлена Советская власть, создан волостной революционный комитет, а в январе следующего года избран волостной Совет крестьянских депутатов, который приступил к разделу помещичьих земель и имущества среди малоземельных и безземельных крестьян.

Но эти революционные преобразования были прерваны вторжением германо-австрийских захватчиков. В марте 1918 г. в Полтавку вступил отряд кайзеровских войск, а вместе с ними вернулись местные помещики и кулаки. Оккупанты отбирали землю и имущество у крестьян и возвращали богачам. Им всячески помогали ставленники Центральной рады, а затем — гетманская администрация. 9 ноября 1918 г. трудящиеся села под руководством М. В. Прядко и В. Ф. Гайдука разгромили находившийся в Полтавке отряд гетманской варты. Вскоре из Херсона прибыли каратели, но повстанцы дали им решительный отпор, а также разоружили и взяли в плен отряд германо-австрийских оккупантов. Лишь после того, как прибыла подмога, враги захватили Полтавку. Они жестоко расправились с жителями села и заставили их уплатить контрибуцию в размере 200 тыс. руб. В декабре на смену кайзеровцам пришли англо-французские интервенты, «хозяйничавшие» здесь до весны следующего года.

В марте 1919 г. части Красной Армии при поддержке местных партизан освободили Полтавку. В селе создали волревком, председателем его стал В. Ф. Гайдук. Земельная комиссия волревкома провела, согласно аграрным законам Советской власти, перераспределение земли между крестьянами. На едока было выделено по 2,5 десятины.

Сформированные ревкомом боевые дружины в середине мая приняли участие в борьбе против григорьевцев. В июне в селе создана первая партячейка, которая к августу насчитывала в своем составе более 30 человек. Председателем её был избран В. Ф. Гайдук. Коммунисты развернули большую разъяснительную работу среди крестьян, организовали обеспечение транспортом, хлебом и фуражом советских войск, проходивших через Полтавку. Во время наступления деникинцев многие сельские активисты вступили в ряды Красной Армии.

18 августа 1919 г. Полтавку захватили деникинцы. Установленный ими режим террора, грабежи, восстановление помещичьего землевладения вызвали возмущение крестьян. Члены партячейки и ревкома, ушедшие в подполье, начали готовить вооруженное восстание. Вскоре был организован партизанский отряд из 50 человек. Для установления связи сюда прибыл представитель Николаевского временного большевистского подпольного комитета. В ночь на 16 сентября колокола двух церквей ударили в набат. Это был сигнал к восстанию. На сельском сходе жители Полтавки избрали повстанческий комитет. В его состав вошли шесть коммунистов и пять беспартийных крестьян-бедняков. Повстанческий комитет направил своих представителей в Балацкое, Привольное, Пески, Христофоровку, Сергеевку и другие окрестные села. Вскоре их жители присоединились к восставшим. Так возникла Баштанская республика (по названию балки, у которой раскинулось село), на её территории была восстановлена Советская власть. В рядах повстанцев насчитывалось более 4 тыс. вооруженных бойцов. Два месяца Баштанская республика героически противостояла белогвардейцам. В селах возобновились занятия в школах, в Полтавке работал самодеятельный театр. Повстанцы поддерживали тесную связь с Николаевским временным большевистским подпольным комитетом, от которого получали оружие, деньги, листовки. По приказу деникинского генерала Шиллинга для подавления восстания в село несколько раз посылали карательные отряды, но они не смогли захватить Полтавку. В конце октября 1919 г. Николаевский временный большевистский подпольный комитет принял решение о совместных действиях николаевских рабочих и повстанцев. Около 4 тыс. вооруженных бойцов выступили в направлении Николаева. Они намеревались помочь боевым группам города в освобождении политзаключенных. Повстанцы с боями заняли села Калиновку, Воскресенск, Гороховку, станцию Водопой. После этого в Николаев была направлена группа разведчиков. Один из них, молодой партизан Н. Рец, попал в руки врага. После жестоких пыток деникинцы казнили его. Повстанцы начали бои за Николаев, но внезапности достигнуть не удалось — предатели выдали врагу план действий наступавших партизан. Деникинские войска отразили натиск баштанцев. Повстанцы вернулись в село и начали готовиться к обороне.

Для того, чтобы подавить восстание крестьян, белогвардейцы бросили крупные силы. 12 ноября 1919 г. части деникинской армии окружили Полтавку. Двое суток продолжался неравный бой. Не добившись успеха, деникинское командование прислало с фронта подкрепление. Восставшие крестьяне мужественно защищали свою республику. За неё отдали жизнь П. Ф. Вилкул, К. Ф. Балдук, П. И. Гапишко, П. И. Смола, женщины Ф. А. Яценко, М. Ф. Семилет, а также многие другие.

19 ноября белогвардейцы ворвались в село. Началась зверская расправа над восставшими. Каратели усердно исполняли приказ генерала Слащева: «Уничтожить все, только два храма оставить». На площади они установили виселицу, согнав сюда все население Полтавки. Озверевшие палачи привели раненых пулеметчиков Ф. Я. Змиевского и А. Е. Костырко и приказали, чтобы кто-нибудь из односельчан казнил их. Никто не двинулся с места. Палачи пустили над головами людей очередь из пулемета. Тогда А. Е. Костырко крикнул: «Отомстите за нас!» и сам набросил себе петлю на шею. Белогвардейцы казнили и Ф. Я. Змиевского [2390]. Они зарубили саблями старика В. Д. Прядко — отца одного из участников восстания, сожгли его избу. Только в Полтавке деникинские каратели расстреляли и замучили 852 повстанца, сожгли 350 дворов. Позднее по доносам кулаков были арестованы и приговорены к смерти ещё около 100 партизан. Так называемый отряд самообороны, организованный кулаками, чинил самосуд. Были замучены активные участники восстания П. М. Руденко, Я. И. Змиевский, В. К. Гапон и К. К. Гапон, И. М. Тур и др. Немногим повстанцам удалось спастись. Находясь в подполье, они продолжали борьбу против врага.

Баштанская республика вошла в историю героической борьбы украинского народа против деникинцев бессмертной страницей. В 1925 г. за заслуги перед революцией IX Всеукраинский съезд Советов по предложению председателя ВУЦИК Г. И. Петровского наградил Полтавку почетным Красным знаменем. В 1928 г. Полтавка была переименована в Баштанку, так как под этим названием село вошло в историю революционной борьбы. Ныне одна из улиц Баштанки носит имя разведчика Николая Реца, другая — Красных партизан (ныне переименована в ул. Баштанской Республики). По материалам восстания писатель Ю. И. Яновский написал пьесу «Дума про Британку», а местные авторы сложили песни о героях-партизанах. Учитель из Баштанки Г. И. Иваненко в 1926 г. в стихотворении «Повстанці» писал:

Там сонце в блакиті
всміхається вранці,
І щастя буя,
де вмивались слізьми.
Там мужньо боролись
баштанські повстанці
і пам"ять про них
не помре між людьми.

Героические образы баштанцев ожили в кинофильме «Дума про Британку», поставленном в 1969 г. на Киевской киностудии художественных фильмов им. А. П. Довженко.

26 января 1920 г. части 122-й стрелковой бригады 41-й дивизии освободили Полтавку от деникинцев [507, л. 23]. После освобождения села развернул работу волревком, председателем которого стал В. Ф. Гайдук [282, л. 50, 51]. В конце марта ревком передал полномочия волисполкому (председатель Е. X. Прядко) [820, л. 66]. Тогда же был избран Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, который возглавил К. Ф. Пляка [784, л. 4]. В феврале 1920 г. в селе возобновила работу партячейка, в которой насчитывалось 10 коммунистов, а позднее в Полтавке организовали комсомольскую ячейку, состоявшую из 30 юношей и девушек. В числе первых комсомольцев были К. Д. Павленко, Е. П. Чернуха, А. Д. Самойленко и др. Большинство их стало бойцами ЧОН. Коммунисты возглавили борьбу с бандитизмом, помогали продотрядам выявлять у кулаков хлеб и заготовлять его для армии и голодавшего населения. Их надежными помощниками были комсомольцы. Только В. Г. Верба и Н. И. Балдук нашли спрятанные кулаками 162 пуда хлеба.

В июне, с приближением врангелевских войск, Николаевский уездный исполком обратился к трудящимся с призывом помочь Красной Армии отразить натиск врага. Полтавка откликнулась на этот призыв одной из первых. Из волости на фронт ушло 258 человек. В проведении этой работы активное участие принимали сельский КНС, созданный в июле 1920 г., и волостной КНС, организованный в августе того же года. В конце года сельский комнезам состоял из 84 человек, в том числе трех коммунистов. Комнезам распределял между бедняками конфискованные помещичьи и излишки кулацких земель, инвентарь, скот, зерно, помогал бедноте обрабатывать землю и убирать урожай.

Согласно закону Всеукрревкома от 5 февраля 1920 г. безземельные и малоземельные крестьяне Полтавки получили около 8 тыс. десятин земли (по 2,5 десятины на едока). Большую помощь оказывали труженикам села рабочие Николаева. Так, в сентябре 1920 г. во время «Недели крестьянина» они передали жителям Полтавки 184 пуда соли, 14 ящиков стекла и т. п. В ноябре 1920 г. здесь открылась мастерская по ремонту сельскохозяйственных машин и инвентаря, где было занято 39 рабочих.

По окончании гражданской войны правительство Советской Украины выделило значительные средства для восстановления села. Переход к новой экономической политике способствовал оживлению торговли, укреплению бедняцко-середняцких хозяйств. В течение 1921—1924 гг. в Полтавке были восстановлены довоенные посевные площади. Коммунисты и комсомольцы всячески противодействовали стремлению кулаков и далее эксплуатировать крестьянскую бедноту. Только за 1923—1924 гг. комсомольцы выявили в районе около 400 батраков, работавших без договоров. Выполнение нанимателями условий договоров контролировала созданная в селе организация «Всеработземлес».

Уже в 1922 г. в Полтавке возникли небольшие сельскохозяйственные артели — «Нове життя», «Воля» и «Червоний орач» [719, л. 24, 27—30]. Сначала в них вступили активные участники восстания против деникинцев. Организатором и первым председателем артели «Червоний орач», в которую записалось 16 бедняцких хозяйств, стал член комнезама коммунист П. С. Семенов. Артель получила от государства трактор, три плуга, две сеялки, молотилку, три косилки. В 1925 г. в селе уже насчитывалось восемь трудовых коллективов, объединявших 107 дворов и имевших свыше 1180 десятин земли.

В 1924 г. при участии комсомольцев в Полтавке организовали ТОЗ «Веселий гай». Комсомолец Д. И. Цариковский был первым трактористом, обрабатывавшим землю этого ТОЗа. В течение 1924—1927 гг. созданы ТОЗы «Незаможник», «Червоний трудовик» и др. Партийная ячейка с помощью комсомольцев, всего сельского актива проводила среди крестьян широкую массово-политическую работу по пропаганде ленинского кооперативного плана, убеждала их в необходимости перехода на путь коллективного хозяйствования. 28 марта

1927 г. общее собрание сельского КНС в принятой резолюции заявило: «Общую линию, взятую Коммунистической партией и Советской властью в отношении незаможного крестьянства Украины по поднятию сельского хозяйства, считать правильной».

Налаживалась работа школ. Уже в 1920 г. действовали три начальные школы, в них 22 учителя обучали 700 учеников. Рабочие Николаева передавали школам книги, тетради. Для детей-сирот открыли детдом. Коммунисты села вместе с комсомольцами и учителями развернули большую работу по ликвидации неграмотности среди взрослого населения.

Важным событием в культурной жизни Полтавки стало открытие в 1921 г. народного клуба им. Т. Г. Шевченко, при котором были созданы драматический и хоровой кружки.

В 1924 г. в Полтавке побывал член ЦКК ВКП(б) Н. И. Подвойский. Ознакомившись с работой женоргов, он в письме в редакцию газеты «Красный Николаев» писал: «При объезде сел Николаевского округа мы встретили 5 замечательных крестьянок. Считаем, что о них нужно рассказать всем рабочим и крестьянам. Пусть все знают, как в рабоче-крестьянском государстве из крестьянок создается крестьянская интеллигенция».

Благодаря массово-политической и организаторской работе партийной ячейки все больше жителей села вступало в различные коллективные объединения. В 1929—1930 гг. в Баштанке возникли колхозы им. Коминтерна, им. Правды, «Червона Баштанка», «Політвідділ», им. Чапаева и им. Сталина. Были созданы два машинно-тракторных товарищества — «Прогрес» (1926 г.) и «Шлях до соціалізму» (1928 г.). Получая от государства помощь машинами, кредитами и семенами, сельскохозяйственные артели повышали культуру земледелия, укреплялись экономически. Весной 1929 г. начала работать тракторная колонна. Молодёжь села организовала при ней первую комсомольскую бригаду механизаторов.

В 1929 г. на базе тракторной колонны была создана одна из первых на Николаевщине Баштанская МТС. Вначале она имела 85 тракторов, а в 1930 г.— уже 225. МТС обслуживала 29 колхозов Баштанского района (центром района село стало в 1926 г.), 1800 крестьянских хозяйств 11 населенных пунктов. Кадры механизаторов готовили на действовавших в Баштанке курсах трактористов. Для ознакомления с опытом работы МТС из разных концов страны в село приезжали делегации. Только в 1929 г. здесь их побывало свыше 20.

Члены комсомольской ячейки организовывали сбор среди населения семенного материала для колхозов, заготовляли корма для артельного скота, принимали участие в подготовке к посевным кампаниям, шефствовали над избами-читальнями. Баштанская комсомольская организация была наиболее многочисленной в Николаевском округе. В ней насчитывалось 126 комсомольцев. В феврале 1930 г. за активное участие в колхозном движении и воспитании сельской молодёжи комсомольцы Баштанки получили от ЦК ВЛКСМ денежную премию, а от ВУЦИК — комбайн.

Строительство новой жизни на селе проходило в условиях острой классовой борьбы. Кулаки всячески препятствовали коллективизации. В январе 1930 г. в Баштанке состоялся районный съезд колхозников-активистов, наметивший мероприятия по дальнейшему развертыванию колхозного движения. Когда его участники возвращались домой, кулаки в селе Пески ранили председателей колхозов К. X. Лященко, Ф. С Трегуба и сельскую активистку М. В. Остапенко. Бандиты сожгли помещение правления ТОЗа, несколько домов колхозников. По требованию населения семьи богачей были раскулачены и высланы из села.

Часть баштанцев трудилась на промышленных предприятиях. В 1929 г. в селе построили мельницу, позднее начали работать райпромкомбинат, выпускавший томатный сок и подсолнечное масло, промышленная артель им. Н. К. Крупской по ремонту и пошиву обуви, комбинат коммунальных предприятий. В 1936 г. дала ток электростанция.

Об общественно-политической активности населения свидетельствовал рост партийных рядов. В 1939 г. в Баштанке было 14 первичных парторганизаций, объединявших 146 членов партии. В 1941 г. в них уже насчитывалось 157 коммунистов. Они проводили большую работу по интернациональному воспитанию трудящихся. Ещё в мае 1928 г. участники 2-го районного съезда КНС выступили с гневным протестом против выдачи буржуазии деятеля венгерского и международного рабочего движения Бела Куна и призвали бедноту объединиться вокруг МОПР, чтобы общими силами помогать трудящимся капиталистических стран в их борьбе за свои права. Участники слета трактористов МТС, состоявшегося в Баштанке в сентябре 1936 г., приняли решение об отчислении в фонд помощи детям испанских республиканцев своего однодневного заработка.

Накануне войны в селе проживало 8 тыс. человек. Сельский Совет уделял много внимания благоустройству Баштанки, вопросам здравоохранения, развитию просвещения, культуры. Были построены здания неполной средней школы, лечебный корпус районной больницы и др. Жители Баштанки возводили новые жилые дома и перестраивали старые. По инициативе комсомольцев молодёжь села разбила парк им. Т. Г. Шевченко, соорудила стадион. В селе работали универмаг, три продовольственных магазина, столовая.

Много внимания уделялось улучшению медицинского обслуживания населения. В 1940 г. расширена районная больница. О здоровье трудящихся заботились 38 медработников, в том числе семь врачей. Имелись аптека, санэпидстанция, два медпункта.

Значительные изменения произошли в культурной жизни села. Здесь работали две средние и неполная средняя школы, в 1936 г. открыла двери вечерняя средняя школа. Согласно данным переписи населения 1939 г., в Баштанке насчитывалось 87,6 проц. грамотных. Малыши воспитывались в четырёх детских яслях. Для детей в селе построили санаторий, пионерский лагерь, детскую площадку.

В мае 1939 г. в Баштанке открылся кинотеатр. К 18-й годовщине Октября гостеприимно распахнул двери районный Дом культуры им. Т. Г. Шевченко. При нём работала районная библиотека с читальным залом. В 1939 г. в Доме культуры состоялся вечер, посвященный 125-летию со дня рождения Т. Г. Шевченко. Перед баштанцами выступили писатели, артисты Украинской государственной филармонии. Кроме Дома культуры им. Т. Г. Шевченко, в Баштанке имелись колхозные клубы, в которых действовали кружки художественной самодеятельности, читались лекции, проводились беседы. В селе работал радиоузел. В 1930 г. в Баштанке некоторое время находился украинский писатель И. К. Микитенко, изучавший жизнь крестьян, их борьбу за победу колхозного строя. Собранные материалы были положены в основу ряда созданных им произведений.

Когда началась Великая Отечественная война, сотни жителей Баштанки с оружием в руках встали на защиту социалистической Родины. Ушедших на фронт заменили женщины, подростки, люди преклонного возраста. По инициативе работниц молочного пункта во время жатвы в помощь колхозам было создано 10 бригад. Уже к 1 августа колхоз «Політвідділ» выполнил план хлебозаготовок и сдал государству зерно сверх плана. Годовые планы поставок государству молока и мяса перевыполнили все хозяйства села. С приближением врага был сформирован отряд народного ополчения. 21 июля 1941 г. в нём насчитывалось 2677 человек. Организовали также истребительные батальоны для охраны предприятий, токов и складов. Началась эвакуация в глубь страны населения, техники, имущества колхозов.

12 августа 1941 г. гитлеровцы ворвались в Баштанку. С первых же дней они установили режим жесточайшего террора, грабежа. Враги замучили коммунистов Н. И. Реца, В. М. Гондилова, X. А. Костюка и других — всего 37 человек, отправили на каторжные работы в Германию свыше 470 юношей и девушек.

Ни виселицы, ни расстрелы не остановили советских патриотов в их борьбе против оккупантов. В годы войны в селе действовала подпольная организация, возглавляемая бывшим инструктором Баштанского райкома КП(б)У И. А. Калиниченко [1341, с. 155—163]. Вместе с И. З. Ткачевым, оставленным Привольненским райкомом КП(б)У для подпольной работы, патриоты постепенно начали привлекать население к борьбе против врага. За непродолжительное время удалось создать подпольные группы в селах Баштанке, Новогеоргиевке, Плющевке, Новополтавке, Новоивановке, Зелёном Клине и др. Ядром подполья являлись 10 коммунистов и 27 комсомольцев — в основном выпускники Баштанской средней школы.

Во второй половине 1942 г. И. А. Калиниченко предпринял меры по объединению усилий подпольщиков с целью создания подпольной организации Баштанского района. Большую помощь в этом ему оказали коммунист Ф. С. Гапон и Т. С. Кирюшко, входившие в состав руководящей тройки. Члены подпольной организации проводили антифашистскую работу среди местного населения и военнопленных; организовывали саботаж во время полевых работ, совершали диверсионные акты на железнодорожном транспорте и в автотракторном парке. С помощью активной участницы подпольной организации учительницы А. П. Пивень удалось освободить из плена 25 советских воинов. Попав в руки врагов, 19 апреля 1943 г. отважная патриотка погибла [1341, с. 158].

В октябре 1943 г., когда войска Красной Армии приближались к Николаевской области, все подпольные группы сел Баштанского района объединились в партизанский отряд, базировавшийся в каменоломнях в 3 км от райцентра. В его составе насчитывалось 150 патриотов. Этим отрядом руководили командир И. А. Калиниченко, комиссар Ф. С. Гапон, начальник штаба Т. С. Кирюшко.

Баштанский партизанский отряд, взаимодействуя с воинами Красной Армии, вступил в борьбу с гитлеровцами 9 марта 1944 г. Прорвавшиеся из Снигиревского окружения подразделения немецко-фашистских частей торопились быстрее оторваться от преследования наступающей Красной Армии. Их путь лежал через Баштанку на Христофоровку к переправам на реке Ингул. Здесь их и встретили партизаны. Они устраивали засады, взрывали мосты на шоссейных дорогах. В боях народные мстители уничтожили 320 фашистских солдат и офицеров, вывели из строя около 150 автомашин, захватили в плен 9 офицеров, 55 солдат. Были взяты трофеи: 27 автомашин, 5 мотоциклов, 150 винтовок, 25 автоматов, 20 тыс. патронов, 800 гранат. Партизанский отряд И. А. Калиниченко в начале марта влился в состав регулярных частей Красной Армии.

Бои за освобождение села вели соединения конно-механизированной группы под командованием генерал-лейтенанта И. А. Плиева, среди них — части 9-й и 10-й гвардейских кавалерийских дивизий 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпуса [1686, с. 82, 84, 88, 103]. 9 марта 1944 г. Баштанна была освобождена от оккупантов. В ожесточенных боях здесь пали смертью храбрых 340 советских воинов.

Жители села внесли весомый вклад в победу над врагом. На фронтах Великой Отечественной войны сражались 1305 баштанцев, 283 из них погибли в боях, 1102 человека отмечены орденами и медалями. За отвагу и мужество, проявленные в боевых операциях при форсировании Одера и во время штурма Берлина, звание Героя Советского Союза присвоено уроженцу Баштанки, бывшему работнику райкома партии майору Н. Я. Железному. Посмертно это звание присвоено также командиру стрелкового полка подполковнику И. А. Бондаренко за героизм, проявленный в боях при форсировании Южного Буга. И. А. Калиниченко, возглавлявший подпольную организацию в Баштанке, награждён орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и медалями, а члены подпольной организации Ф. С. Гапон и Т. С. Кирюшко удостоены ордена Отечественной войны 2-й степени и медалей. Отважная патриотка А. П. Пивень посмертно награждена орденом Отечественной войны 2-й степени.

В болгарском городе Бяла-Слатина воздвигнут памятник советским воинам-освободителям. Установлен он на месте гибели экипажа советского бомбардировщика, стрелком-радистом которого был уроженец Баштанки старший сержант А. С. Гапишко. 26 сентября 1944 г. экипаж советского самолета, выполнив очередное задание, возвращался на свой аэродром. Внезапно в небе появились вражеские истребители. Советский бомбардировщик получил повреждения. Дотянуть до своего переднего края не удалось. Все пять членов экипажа погибли. Впоследствии болгарские друзья перенесли останки героев на городское кладбище. Их имена золотыми буквами написаны на высоком обелиске. Мать воина-героя — Н. А. Гапишко посетила Болгарию и привезла оттуда горсть земли с могилы сына. А во время празднования Дня Победы над фашистской Германией в мае 1971 г. в Баштанке в Доме культуры им. Т. Г. Шевченко состоялось торжественное вручение Н. А. Гапишко памятной медали в честь освобождения советскими воинами братской Болгарии с надписью: «В мир и в бой навеки заедно».

Сразу же после освобождения Баштанки от гитлеровских захватчиков возобновили работу партийная организация и сельский Совет, возглавившие борьбу тружеников села за восстановление разрушенного хозяйства. Немецко-фашистские оккупанты причинили Баштанке большой ущерб. Отступая, они сожгли 175 домов, разрушили помещения МТС. В 1944 г. в колхозе им. Коминтерна из 354 трудоспособных было 282 женщины.

Послевоенные годы

В 1944 г. вступили в строй райпромкомбинат, промышленная артель им. Н. К. Крупской, мельница. Начала работать МТС.

В мае 1944 г. начали функционировать больница, детские ясли. В сентябре открыли двери начальная и семилетняя школы. Работал районный Дом культуры им. Т. Г. Шевченко. В 1945 г. вступил в действие местный радиоузел, а в начале 1946 г. — электростанция.

В 1947 г. в районной больнице насчитывалось 50 коек. Здесь действовали хирургическое, терапевтическое и диагностическое отделения. Медицинскую помощь населению оказывали 12 медработников, в том числе три врача. Особой заботой окружили детей, родители которых погибли на фронте. В 1946 г. были организованы три пункта, где получали питание 140 детей, начал работать детский дом на 150 мест.

В 1949/50 г. в трех школах села — средней, семилетней и начальной — 35 учителей обучали 870 учеников. В 1946 г. организован районный пионерский клуб. Важную роль в развитии сельскохозяйственного производства сыграло объединение колхозов. В 1952 г. в Баштанке из пяти были созданы четыре колхоза — им. Коминтерна, им. Кирова, им. Калинина и «Україна». Неуклонно укреплялась экономика сельхозартелей. К 1956 г. денежные доходы хозяйства «Україна» по сравнению с 1951 г. возросли более чем вдвое и составили около 5 млн руб. (в масштабе цен до 1961 г.). В 1955 г. колхоз участвовал во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Выставочный комитет наградил его дипломом 1-й степени и премировал двумя автомашинами.

В 1958 г. на базе четырёх сельхозартелей были образованы две — им. Коминтерна и «Україна» (с 1963 г.— «Комуніст»). Механизация производства, внедрение достижений науки в сельском хозяйстве и передового опыта позволили колхозам «Комуніст» и им. Коминтерна из года в год повышать урожайность полей. В 1959—1965 гг. в колхозе «Комуніст» урожайность зерновых составила в среднем в год 17,4 цнт с гектара, в хозяйстве им. Коминтерна — 15,9 цнт.

В 1975 г. создано Баштанское производственное объединение «Колхозживпром», специализирующееся на производстве продуктов животноводства, а также кормов на промышленной основе. За годы десятой пятилетки здесь произведено в среднем в год 4047 тонн мяса, 6,2 млн штук яиц.

В 1972 г. в поселке построен комбикормовый завод. В 1980 г. на предприятии изготовлено 25 тыс. тонн комбикормов.

Одним из крупнейших предприятий района является Баштанский сыродельный завод (вступил в строй в 1973 г.), где насчитывается около 300 рабочих и служащих. В 1980 г. на заводе произведено 1052 тонны сыра и 1341 тонна масла. Вырабатываемая продукция отправляется в Москву, Ленинград, Донецк и другие города Советского Союза, а также экспортируется в Польшу, на Кубу.

В Баштанке работает пищевкусовая фабрика, вступившая в строй в 1980 г. В том же году её коллективом было выпущено валовой продукции на 476 тыс. рублей.

В 1964 г. вступил в строй Баштанский завод строительных материалов.

В 1963 г. Баштанка отнесена к категории поселков городского типа. Баштанка застраивается по единому плану. Появились новые улицы — Чкалова, Советской Армии, Молодёжная, Олега Кошевого. Выросли десятки многоэтажных домов. Жилищный фонд составляет 125 тыс. м². Проложено 81,5 км водопровода. Возведены новые здания районного узла связи, ДОСААФ, комплекс сооружений ветбольницы, автобусная станция, два новых детских сада и др. Только в девятой и десятой пяти летках проложено 14,8 тыс. м² тротуаров, посажено более 40 тыс. деревьев. Разбиты клумбы, цветники, газоны, высажены декоративные кустарники. Зелёный массив занимает 50 га. Украшением райцентра являются три пруда. У одного из них устроен пляж.

На центральной площади в 1955 г. воздвигнут памятник В. И. Ленину.

В 1971 г. в центре Баштанки сооружен памятник участникам вооруженного восстания против деникинцев. На постаменте из красного гранита, на котором возвышается фигура бойца с винтовкой в руках,— надпись: «В народной памяти вечно будет жить бессмертный подвиг героев борьбы за власть Советов». К 50-летию Баштанской республики на центральной площади установлена гранитная глыба, в которую заложили капсулу с письмом жителям Баштанки 2019 года.

Настоящее время

Современная Баштанка — административный, индустриальный и культурный центр Баштанского района. Город живёт насыщенной и содержательной жизнью. Наибольших успехов достигли сыроделы из Баштанки. ЗАО «Баштанский сырзавод» является лидером в Украине по производству высококачественных сыров торговой марки «Славия». В его ассортименте более 70 наименований молочной продукции: 16 видов твердых и пять мягких сыров, 14 видов плавленых сыров (из них четыре колбасных четыре пастообразных), масло «Крестьянское» и «Вологодское» в расфасовке подобное. Только за последние семь лет предприятие получило более 70 наград на международных и национальных продовольственных выставках. Высокие достижения имеет и закрытое акционерное сельхозобщества «Заря Ингула», которое специализируется на выращивании, хранении и переработке фруктов. Хозяйство имеет 850 га сада, 32 трактора, 23 автомашины, полный комплект специализированной техники для работы в саду, фруктохранилище на 3300 т. Неоспоримый авторитет среди товаропроизводителей Баштанского района имеет ОАО «Баштанский сельскохозяйственная МТС». Коммунальное предприятие «Горводоканал» предоставляет жителям Баштанки коммунальные услуги по водоснабжению, а также канализационные. Успешно работают также ООО «Строитель», КП «Добробут», ООО «Хлебокомбинат», КО «Правопорядок» и ассоциация ОСМД «Единая семья». Город Баштанка имеет развитую социальную сферу. На её территории работают три дошкольные учебные заведения и учебно-воспитательный комплекс «Венчик», две общеобразовательные средние школы, гимназия, два профессионально-технические училища, музыкальная школа, краеведческий музей, Дом детского и юношеского творчества, центральная районная библиотека и две её филиалы, городской культурный центр, кинотеатр «Юность», детская юношеско-спортивная школа и стадион «Колос». Медицинскую помощь жителям города оказывает Баштанская центральная районная больница и амбулатория семейной медицины

• В годы гражданской войны Баштанка была центром Баштанской республики.
• В 1914 году здесь родился будущий Герой Советского Союза Иван Бондаренко.
• Здесь 11 марта 1944 года погиб в бою советский военачальник Е. Г. Пушкин.

Образование и культура

• Баштанская общеобразовательная школа №1
• Баштанская общеобразовательная школа №2
• Баштанская гимназия
• Баштанское ПТУ№9
• Баштанский межшкольный учебно-производственный комбинат

Библиотеки

• Районная библиотека

Дворцы и дома культуры

• Дом культуры им. Т. Г. Шевченко.

Местный совет

56100, Николаевская обл., Баштанский р-н, г. Баштанка, ул. Баштанской республики, 38, тел. 2-71-05

Здравоохранение

Медицинская отрасль города представлена Баштанской ЦРБ, районными ФАП, санитарно-эпидемиологической станцией.

СМИ

Газеты

• Голос Баштанщины.

Персоналии

• Довженко Григорий Авксентьевич (1899 - 1980) - украинский художник-монументалист. Заслуженный художник УССР.
• Агеев, Леонид Николаевич (1921—2005) — Герой Советского Союза.
• Иван Бондаренко (1914—1944) — Герой Советского Союза.
• Вязовский, Григорий Андреевич (1919—1996) — литературовед, теоретик литературы.
• Железный, Николай Яковлевич (1910—1974) — Герой Советского Союза.

Ссылки

• [gska2.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rf7571=21738 Учётная карточка населённого пункта — Баштанка на сайте Верховной рады]
• [bashtanka.net/ Городской портал г. Баштанка]
• [bashtanka.mk.gov.ua/ Сайт Баштанской райгосадминистрации]
• [http:/bashtanka.org.ua/ Сайт Баштанского городского совета]
• [xata-dom.com/ Недвижимость г. Баштанка]

 (укр.)

Отрывок, характеризующий Баштанка

Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему: