Баятская крепость

Крепость
Баятская крепость азерб. Bayat qalası
Страна	Азербайджан Азербайджан
Район	село Кебирли, Тертерский район Азербайджан
Первое упоминание	XVIII век

Баятская крепость (азерб. Bayat qalası) — крепость в селе Кебирли Тертерского района Азербайджана.

Первая крепость и столица Карабахского ханства, основанная Панах Али-ханом, который служил при Надир-шахе, а позднее скрывался в Шеки и Ширване. Позднее Панах Али-хан был назначен Адил-шахом ханом Карабаха, где и правил в 1748—1751 гг.

История

После убийства Надир-шаха в 1747 году Панах вновь появился в Карабахе с отрядом в 200 всадников. Тогда же в Карабах вернулись племена отузики, джеваншир и кебирли, которые при Надире были насильственно переселены в Хорасан. Вместе с ними к отцу в Карабах бежал из Хорасана и старший сын Панаха, 15-летний Ибрагим Халил-ага.

К моменту признания Панаха ханом Карабаха перед новым правителем встала проблема наличия постоянной ставки и защиты своих владений от многочисленных врагов:

Как только покойный Панах-хан достиг титула хана, чего он все время желал, судьба, наконец, украсила его стан одеянием власти. Он думал про себя о том, что нельзя положиться на изменчивую фортуну, что никогда нельзя верить в прочность счастья и в то, что богатство будет вечно сопутствовать одному и тому же лицу. Он думал (о том), что нельзя доверять хитрости матёрого волка превратной судьбы, беспрестанно меняющей свой лик. Фортуна хитра и коварна, она перекрашивается в любые цвета. Умный и знающий человек не должен верить судьбе, меняющей свои цвета, и её хитрости и низости, поэтому не подобает более проводить времени в степи. Там достичь цели невозможно, во что бы то ни стало надо построить мощную крепость, чтобы в трудные минуты можно было там укрыться. Насколько ни был бы силён лев, он должен иметь своё логовище. Если орел и есть царь птиц, если все птицы и трепещут перед его цепкими когтями, все же он обязательно должен обосноваться в каком-то гнезде. Это необходимо для того, чтобы они в трудные минуты могли спасти себя от петли невзгод и опасности, грозящей от врага.

Поэтому уже в 1745 году он приступает к строительству своей крепости Баят в Кебирлинском магале. В короткий срок были возведены внешние стены, вырыты рвы, построены базар, баня и мечеть. В крепость он переселил всю свою семью и домочадцев, а также семейства своих родственников и знатных людей из илатов. Кроме них, многие из окрестных жителей и даже жителей и особенно ремесленников Тебризского вилаета и Ардебиля, до которых дошла молва о преуспеянии, обходительности Панах хана, также пришли с семьями и обосновались в крепости Баят.

Опасаясь роста могущества и независимости Панах Али-хана, правитель соседнего ханства Шеки и Ширвана Гаджи Челеби собирает большое войско и начинает осаду Баята. Но несмотря на продолжительную осаду, Гаджи Челеби так и не удаётся взять крепость. Постоянные вылазки и неожиданные атаки осаждающих вынуждают войско Гаджи Челеби снять осаду и вернуться в свои владения. Мирза Джамал Джеваншир так описывает это событие:

Осада длилась более одного месяца, /тем не менее/ ханы Ширвана и Шеки ничего не могли сделать. И когда они увидели, что ежедневно захватывается большое количество их коней и вьючных животных, а войско терпит огромные потери, они вернулись в свои вилайеты с горечью и раскаянием. На обратном пути правитель Шекинского вилайета Гаджи Челеби, являвшийся одним из достойных людей своего времени, сказал: «Панах хан был ханом. Мы пришли, воевали с ним и, не преуспев ни в чем, возвращаемся обратно, сделав его шахом».

После этой осады власть Панах хана ещё более упрочивается, и теперь он решает подчинить своей власти армянских меликов. По истечении пятилетнего пребывания в крепости Баят было решено, что, поскольку последняя находится в окружении многочисленных врагов, оставаться в ней и строить тут постоянные город и крепость несовместимо с правилами предосторожности. Поэтому крепость необходимо соорудить на таком месте, которое было бы связано с карабахскими горами, с тем, чтобы во время столкновения с врагами карабахские илаты могли сохранить свой скот и имущество от посягательства врагов в неприступных горах Карабаха.

20 ноября 1751 года у источника Шахбулаг начинается строительство новой крепости, и уже 7 ноября 1752 года хан вместе с семьёй и приближенными обосновывается там.

Отрывок, характеризующий Баятская крепость

Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.