Соколовская-Кулеша, Беата

Беата Соколовская-Кулеша
Личная информация
Гражданство	Польша Польша
Специализация	байдарка, 500 м
Дата рождения	10 января 1974(1974-01-10) (50 лет)
Место рождения	Гожув-Велькопольский
Рост	160 см
Вес	59 кг
Награды и медали Олимпийские игры Бронза Сидней 2000 К-2 500 м Бронза Афины 2004 К-2 500 м Чемпионаты мира Серебро Милан 1999 К-2 200 м Золото Милан 1999 К-2 500 м Бронза Милан 1999 К-4 200 м Бронза Милан 1999 К-4 500 м Серебро Познань 2001 К-2 200 м Серебро Познань 2001 К-2 500 м Бронза Гейнсвилл 2003 К-2 200 м Бронза Гейнсвилл 2003 К-2 500 м Бронза Гейнсвилл 2003 К-4 200 м Серебро Загреб 2005 К-4 200 м Чемпионаты Европы Золото Загреб 1999 К-2 200 м Золото Загреб 1999 К-2 500 м Золото Загреб 1999 К-2 1000 м Золото Познань 2000 К-2 200 м Золото Познань 2000 К-2 500 м Бронза Познань 2000 К-2 1000 м Бронза Милан 2001 К-2 200 м Серебро Милан 2001 К-2 1000 м

Беата Соколовская-Кулеша (польск. Beata Sokołowska-Kulesza; 10 января 1974, Гожув-Велькопольский) — польская гребчиха-байдарочница, выступала за сборную Польши в конце 1990-х — середине 2000-х годов. Дважды бронзовая призёрша летних Олимпийских игр, чемпионка мира, пятикратная чемпионка Европы, победительница многих регат национального и международного значения.

Биография

Беата Соколовская родилась 10 января 1974 года в городе Гожув-Велькопольский Любуского воеводства. Активно заниматься греблей на байдарках начала в раннем детстве, проходила подготовку в местном спортивном клубе MKKS-MOS.

Первого серьёзного успеха на взрослом международном уровне добилась в 1999 году, когда попала в основной состав польской национальной сборной и побывала на чемпионате Европы в хорватском Загребе, где одержала победу во всех трёх женских дисциплинах, в которых принимала участие: в двойках на дистанциях 200, 500 и 1000 метров. Кроме того, в этом сезоне съездила на чемпионат мира в Милане и четырежды поднималась там на пьедестал почёта, получила серебро в двойках на двухстах метрах, золото в двойках на пятистах метрах, а также бронзу в четвёрках на двухстах и пятистах метрах.

На домашнем европейском первенстве 2000 года в Познани Соколовская стала победительницей в зачёте двухместных байдарок в гонках на 200 и 500 метров, тогда как на километре вынуждена была довольствоваться бронзой. Благодаря череде удачных выступлений удостоилась права защищать честь страны на летних Олимпийских играх в Сиднее — вместе с напарницей Анетой Пастушкой завоевала в двойках на пятистах метрах бронзовую медаль, пропустив вперёд только экипажи из Германии и Венгрии, в то время как в четвёрках на пятистах метрах показала в решающем заезде четвёртый результат, немного не дотянув до призовых позиций.

В 2001 году на чемпионате Европы в Милане Соколовская выиграла бронзовую медаль в двойках на двухстах метрах и серебряную медаль в двойках на тысяче метрах. Позже на чемпионате мира в Познани добавила в послужной список две серебряные награды, полученные в тех же дисциплинах. Два года спустя на мировом первенстве в американском Гейнсвилле трижды становилась бронзовой призёршей, заняв третье место в таких дисциплинах как К-2 200 м, К-2 500 м и К-4 200 м. Будучи в числе лидеров гребной команды Польши, благополучно прошла квалификацию на Олимпийские игры 2004 года в Афинах — в паре с той же Пастушкой повторила успех четырёхлетней давности, вновь выиграла бронзу в двойках на пятистах метрах — вновь её обошли спортсменки из Венгрии и Германии.

После афинской Олимпиады Беата Соколовская-Кулеша ещё в течение некоторого времени оставалась в основном составе польской национальной сборной и продолжала принимать участие в крупнейших международных регатах. Так, в 2005 году она побывала на мировом первенстве в Загребе, откуда привезла награду серебряного достоинства, выигранную в зачёте четырёхместных байдарок на дистанции 200 метров. Вскоре по окончании этих соревнований приняла решение завершить карьеру профессиональной спортсменки, уступив место в сборной молодым польским гребчихам.

За выдающиеся спортивные достижения награждена золотым Крестом Заслуги (2000) и кавалерским рыцарским крестом Ордена Возрождения Польши (2004).

Ссылки

• [www.olimpijski.pl/pl/bio/2064,sokolowska-kulesza-beata.html Соколовская-Кулеша Беата]  (польск.) — биография на сайте Олимпийского комитета Польши
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/so/beata-sokolowska-kulesza-1.html Беата Соколовская-Кулеша] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.canoeresults.eu/medals?go=medals&go=medals&year=&name=sokolowska Беата Соколовская-Кулеша] — медали на крупнейших международных соревнованиях
• [web.archive.org/web/20100105013709/www.canoeicf.com/site/canoeint/if/downloads/result/Pages%201-41%20from%20Medal%20Winners%20ICF%20updated%202007-2.pdf?MenuID=Results%2F1107%2F0%2CMedal_winners_since_1936%2F1510%2F0 Списки чемпионов и призёров по гребле на байдарках и каноэ (1936—2007)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Соколовская-Кулеша, Беата

Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.