Бебутов, Василий Осипович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Осипович Бебутов
арм. Բեհբության Բարսեղ Հովսեփի
груз. ვასილ იოსების ძე ბებუთაშვილი

генерал Василий Осипович Бебутов
Дата рождения

1 января 1791(1791-01-01)

Место рождения

Тифлис

Дата смерти

10 марта 1858(1858-03-10) (67 лет)

Место смерти

Тифлис

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

пехота

Звание

генерал от инфантерии

Командовал

Мингрельский егерский полк,
2-я бригада 22-й пехотной дивизии

Сражения/войны

Русско-турецкая война (1806—1812),
Отечественная война 1812 года,
Заграничный поход (1813—1814)
Кавказская война,
Русско-турецкая война (1828—1829),
Крымская война

Награды и премии
Связи

брат Давид Осипович Бебутов

Князь Васи́лий О́сипович (Иосифович) Бе́бутов (арм. Բեհբության Բարսեղ Հովսեփի; груз. ვასილ იოსების ძე ბებუთაშვილი; 1791—1858) — российский полководец. Генерал от инфантерии (06.01.1857). Герой Кавказских походов и Крымской войны. Награждён всеми российскими орденами того времени.





Биография

Василий Бебутов родился в городе Тифлисе 1 января 1791 года в армянской семье. Род князей Бебутовых принадлежал к старейшим в Армении, карабахского происхождения; впоследствии Бебутовы переселились в Грузию и занимали здесь важные должности наследственных правителей Тифлиса (меликов) и егермейстеров (мискарбашей) грузинских царей. Прадед князя Василия Иосифовича, Ашхар-Бек, мелик Тифлиса, умерщвлён турками за преданность царю Теймуразу II; дед, Василий (иначе Мелик-Ага) получил за участие в походе Надир-Шаха в Индию звание мискарбаша и был в царствование Ираклия II тифлисским меликом; отец же князя, Иосиф — сначала казначей (моларет-ухуцес) при грузинском царевиче Иулоне, впоследствии за участие в походе главнокомандующего войсками в Грузии князя Цицианова против бакинского владетеля Гусейн-Кули-Хана, в 1805 года награждён чином полковника русской службы. Братья В. О. Бебутова: Давид (1793—1867, командир 2-го Конно-мусульманского полка, Варшавский комендант, генерал-лейтенант), Григорий (1795—1862, председатель Тифлисской палаты уголовного и гражданского суда), Александр (1803—1821), Павел (1806—после 1827).

По указанию князя Цицианова, князь Василий Иосифович в 1807 году был определен в 1-й кадетский корпус, окончив который с блистательным успехом, вышел 12 декабря 1809 году прапорщиком в Херсонский гренадёрский полк, расположенный в Грузии. Состоя адъютантом генерала Тормасова, он принял участие, во время турецкой кампании, в сражении под Ахалцыхом (1810 год) и в ряде дел против горцев (в 1812 год). Произведённый 11 сентября 1811 года в подпоручики, в следующем году князь Бебутов, в качестве адъютанта маркиза Паулуччи, находился при преследовании войск Макдональда от Риги к Мемелю и при занятии Мемеля (15 декабря); в награду за отличия был награждён 12 января 1813 года орденом Святой Анны 3-й степени. 9 января 1813 года переведён в Лейб-гвардии Семёновский полк, а через три дня получил чин поручика.

В 1816 году Бебутов снова вернулся на Кавказ, 22 мая был назначен адъютантом при новом начальнике края, А. П. Ермолове, 29 августа 1816 года произведён в штабс-капитаны, в 1817 году сопровождал Ермолова при чрезвычайном посольстве в Тегеран, где был Бебутову пожалован персидский орден Льва и Солнца 2-й степени, и, по возвращении из Персии, произведённый 14 марта 1819 года в капитаны, в том же году находился в двух дагестанских экспедициях, под личным предводительством самого Ермолова, и в 1820 года — при покорении Казикумухского ханства, когда в составе отряда князя Мадатова штурмовал Хосрех, 18 августа был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом. 4 января 1821 года Бебутов был зачислен в списки Лейб-гвардии Московского полка; 16 апреля переведён в 7-й карабинерный полк, с производством в полковники, a 23 июля назначен командиром Мингрельского егерского полка, во главе которого оставался до 25 сентября 1825 года, когда получил в командование 2-ю бригаду 22-й пехотной дивизии с назначением одновременно на должность управляющего Имеретией.

Произведённый перед открытием Турецкой кампании в генерал-майоры (25 марта 1828 года) с назначением состоять при начальнике 22-й пехотной дивизии, князь Бебутов привёл 24 июля из Грузии в лагерь под Ахалкалаками значительное подкрепление, двинулся с войсками к Ахалцыху, 9 августа способствовал поражению 30-тысячного турецкого корпуса под этою крепостью и 16 августа явился одним из главных участников взятия Ахалцыха штурмом, за что получил золотую с алмазами шпагу и 18 декабря 1830 года — орден Святого Георгия 4-й степени (за выслугу 25 лет в офицерских чинах); с 17 августа Бебутов состоял начальником местного пашалыка. Это назначение Бебутова было весьма важным: Ахалцых, лежащий у окраины Аджарских гор, мог подвергаться беспрестанным нападениям мятежных племён; жители пашалыка, служившего в продолжении многих веков притоном разбойников, громивших Закавказье, были ненадёжны; но князю Бебутову, благодаря хорошему знакомству с местным бытом, удалось водворить спокойствие в новозавоеванном крае. В 1829 году Ахалцых подвергся нападению турок, произведших при содействии Ахмет-бека Аджарского отчаянный штурм на крепость, и только благодаря энергии Бебутова и храбрости войск штурм был отбит; столь же мужественно выдержал гарнизон осаду, пока не подошёл на помощь отряд генерала Муравьёва. Осада была снята, и, преследуя разбежавшегося неприятеля, Бебутов успел захватить два орудия и два знамени, затем, отрядив, против Ахмет-бека генерала Бурцева, нанес неприятелю 30 апреля полное поражение при Цурцкабе. Наградою за Ахалцых князю Бебутову был пожалован орден Святой Анны 1-й степени (29 марта 1829 года) и особая благодарность главнокомандующего графа Паскевича.

13 февраля 1830 года Бебутов был назначен начальником вновь завоеванной Армянской области, управляя которой в течение восьми лет, устроил администрацию, установил правильное распределение податей и казенных доходов и вообще успел прочно применить Высочайше утверждённые 23 июня 1833 года временные правила для управления означенною областью[1]. Бебутовым завершено, между прочим, окончательное разграничение наших владений с Персией, за что он получил персидский орден Льва и Солнца 1-й степени; произведён первый посев (4 декабря 1830 года) доставленной в Эривань из Дербента марены, окончена и освящена 18 декабря 1832 года церковь Покрова Божией Матери в Эривани и 22 февраля 1837 года, на основании Высочайшего повеления 11 марта 1836 года, открыт армяно-григорианский Синод в Эчмиадзине. 4 апреля 1838 года князь Бебутов был назначен членом совета главного управления Закавказского края, 2 мая 1840 года переведён в Польшу и состоял при главном штабе действующей армии, 19 апреля 1842 года назначен комендантом крепости Замостье; 10 октября 1843 года он был произведён в генерал-лейтенанты, 5 декабря того же года зачислен состоящим при Отдельном Кавказском корпусе, и 13 февраля 1844 года определён на пост командующего войсками в Северном и Нагорном Дагестане.

В 1845 году Бебутов принял участие в походе против мюридов и принес значительную пользу делу; очистив Анди и Гумбет, он устроил там магазин и снабжал войска экспедиции продовольствием; при обратном движении, когда горцы, одушевленные успехом, неотступно преследовали обоз его арьергарда, он не потерял ни одной повозки. За эти заслуги он был награждён орденом Святого Владимира 2-й степени.

Осенью 1846 года Шамиль, пользуясь роспуском русских войск по квартирам, вторгнулся в Даргинский округ, но князь Бебутов не дал ему времени ни развить восстание, ни укрепиться в занятой местности: 13 октября он взял штурмом передавшийся Шамилю аул Аймяки, a 15 числа разбил на голову самого Шамиля у селения Кутишихи. Скопище Шамиля, доходившее при начале дела до 20 тысяч, обратилось в бегство, при чём Шамиль потерял 1200 убитыми и ранеными, 300 пленными, горное орудие, зарядные ящики и секиру — эмблему своей власти. На поле сражения явились к Бебутову депутаты от деревень Даргинского округа с изъявлением покорности, и к ночи не осталось в округе ни одного мюрида. С такой же энергией были рассеяны неприятельские скопища у урочищ Цухедар и Худжал-Махи.

За свой подвиг Бебутов 5 ноября 1846 года получил орден Святого Георгия 3-й степени № 462

В воздаяние благоразумной решимости, отличной быстроты в действиях и блистательнаго мужества, оказанных при овладении в бою 16 октября селением Куташи, где мятежным скопищам Шамиля до 15 тысячам простиравшимся, не взирая на их упорное сопротивление и крепкую позицию, примерною храбростию войск наших нанесено совершенное поражение

В 1847 году князь Бебутов, во главе Дагестанского отряда, участвовал в обложении и в приступе к укреплённому селению Гергебиль; 12 октября ему пожалован орден Белого орла; 8 ноября он был назначен председателем Совета главного управления и начальником гражданского управления Закавказского края и 30 августа 1849 года получил орден Святого Александра Невского, его жене 6 декабря был пожалован орден Святой Екатерины 2-й степени. В октябре 1850 года Бебутов сопровождал, за болезнью князя Воронцова, путешествовавшего по краю наследника цесаревича Александра Николаевича.

27 сентября 1851 года ему были пожалованы бриллиантовые знаки к ордену Святого Александра Невского, a 22 августа 1852 года — знак отличия за XL лет службы и ежегодная аренда в 2000 рублей на 12-летний срок.

19 сентября 1853 года князю Бебутову поручено было начальство над особым корпусом, сосредоточенным на турецкой границе от Ахалкалак до Эривани включительно. С началом Крымской войны, князь Бебутов, перейдя Арпачай с 7000 пехоты и 2800 кавалерии, при 32 орудиях, разбил 19 ноября (1 декабря) под Башкадыкларом наголову 36-тысячный корпус Рейс-Ахмета-паши, причём взял 24 орудия, 10 зарядных ящиков, знамя, 10 значков, весь лагерь и запасы. За это блистательное дело, разгромившее Анатолийскую армию, князь Бебутов 6 декабря 1853 года был пожалован орденом Святого Георгия 2-й степени № 96, в рескрипте Николая I было сказано:

за блистательный подвиг мужества и отличную воинскую распорядительность, оказанные в сражении 19-го Ноября сего 1853 года, на правом берегу Арпачая, где вы, с храбрыми войсками НАШИМИ, находившимися под начальством вашим, разбив втрое сильнейший против них 36-тысячный корпус Турецкой армии, бывший под предводительством Сераскира Абди-Паши, взяли при этом с боя 24 орудия, несколько знамен и весь лагерь

Венцом же славы князя Бебутова послужила кровопролитная битва 24 июля 1854 года при селении Кюрюк-Дара, где с 18-тысячным отрядом он нанес решительное поражение 60 тысячам турок, бывших под начальством мушира Зарифа-Мустафы паши. У обращённого в бегство неприятеля взято 15 орудий, 16 зарядных ящиков, 2 знамени, 4 штандарта, 20 значков и более 2000 пленных. Подвиг этот прославился в солдатских и народных песнях, а Император Николай I, получив донесение, по рассказам кавказцев, выразился так: «князь Бебутов хочет удивить меня победой; удивлю же я его наградой». За Курюк-Дарское сражение Бебутов 9 августа 1854 года получил орден Святого Андрея Первозванного, — в чине генерал-лейтенанта — награда почти беспримерная.

С назначением 29 ноября того же 1854 года Н. Н. Муравьева наместником Кавказским и главнокомандующим, князю Бебутову было поручено управление гражданской частью и войсками, не вошедшими в состав действующего корпуса.

Произведённый 6 января 1857 года в генералы от инфантерии он до самой смерти (от рака желудка) безвыездно проживал в Тифлисе.

За месяц до кончины — 8 февраля он был назначен членом Государственного совета. Умер 10 марта 1858 года в Тифлисе.

Василий Осипович был женат на Марии Соломоновне, урождённой княгине Аргутинской-Долгорукой, их дети: Иосиф, Николай (1839—1904, генерал-майор).

Бебутов состоял вице-президентом Кавказского общества сельского хозяйства и председательствующим в местном отделе Русского географического общества.

Военные чины

Награды

Иностранные:

Напишите отзыв о статье "Бебутов, Василий Осипович"

Примечания

  1. М. Я. Ольшевский в своих записках утверждает, что «за разные беспорядки, оказавшиеся в его управлении этой областью» Бебутов был некоторое время в опале.

Источники

Отрывок, характеризующий Бебутов, Василий Осипович

– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.