Бега

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бега — испытания лошадей рысистых пород на резвость в беге рысью. Обычно лошади испытываются, запряжённые в беговую качалку — специальный двухколёсный экипаж, предназначенный для бегов. Реже рысистые бега проходят под седлом. Человек, который управляет рысаком (в качалке или в седле), называется наездник.

Так же применяется словосочетание — Беговое дело[1].





История

Первоначально легкоупряжных лошадей на устойчивом рысистом ходу выводили специально для перевозки людей в XVIII—XIX веках. Поскольку резвая рысь считается искусственным аллюром, на который способна далеко не каждая упряжная лошадь, люди старались выявить действительно способных к резвой рыси лошадей путём испытаний, чтобы затем отобранных по результатам этих испытаний животных отправить на племя. Первые бега рысаков прошли в Нидерландах в 1554 году. Затем такие испытания стали проходить в Англии, где испытывали знаменитых и резвых в то время норфолкских рысаков и во Франции, где бежали нормандские лошади. Первоначально лошадей испытывали рысью только под седлом, причём во Франции эта традиция сохранилась до сих пор.

Первые бега американских рысаков в США в 1806 году также проводились под седлом. Первые бега рысаков в России и первые бега рысаков в упряжке начались с 1776 года, когда граф А. Г. Орлов-Чесменский начал испытывать своих лошадей, родоначальников орловской рысистой породы. За рубежом первые испытания рысаков в упряжке состоялись в 1829 году. Уже в те времена переход на галоп был запрещён, лошади должны были бежать только рысью.

Первоначально в России, как родоначальнице бегов в упряжке, лошадей испытывали в русской упряжи: зимой в санях с дугой, летом в четырёхколёсных дрожках. Позднее американцы придумали лёгкие двухколёсные «американки» с огромными колёсами, а затем размер колёс уменьшили до обычного и назвали «сулки» (в России этот экипаж называется «качалка»). Менялись также условия бегов. В России, например, первоначально лошади соревновались не одной группой, а по одиночке. Каждый рысак бежал отдельно на время, сопровождаемый скачущей галопом лошадью, так называемой поддужной, которая помогала ему держать темп и ритм бега, а также поддерживала ощущение борьбы. Бежали рысаки не по кругу, как теперь, а по прямой. Добежав до конца прямой, рысак поворачивал, огибал специальный столбик и бежал в обратную сторону, а учитывая, что соревновались в ту пору рысаки исключительно на длинные дистанции, делать такие неудобные развороты лошадям приходилось много раз. Победителем приза признавался тот рысак, который пробежал резвее всех по времени. Этот способ испытаний имел множество недостатков. Позднее американцы изобрели способ бега по кругу ипподрома с нивелированными виражами, что существенно уменьшило потерю времени. Лошадей стали запускать не по отдельности, а целой группой по 5—10 лошадей. Также благодаря влиянию американской системы испытаний рысаков в России появились короткие дистанции — 1067 м (1 верста) и 1600 м.

Правила рысистых бегов

Сегодня в мире проходят испытания лошадей нескольких рысистых пород. На территории США, Канады и большинства европейских стран испытания проходят американские рысаки. Во Франции большей частью испытываются лошади французской рысистой породы, а также франко-американские помеси. В странах Скандинавии помимо призовых пород рысаков — американских и франко-американских испытания на рыси проходят лошади местных пород. Это так называемые финские, шведские и норвежские холоднокровные лошади. Правила проведения рысистых бегов немного отличаются в разных странах, однако большинство из правил одинаковы. Рысаки приходят на ипподром в двухлетнем возрасте, расцвет сил у них наступает в 2—3 года (США, Канада), 4—6 лет (Россия и некоторые другие европейские страны), 6—10 лет (Франция, Швеция). Заканчивает свою беговую карьеру рысак в среднем, в 8—12 лет. На каждом ипподроме свои ограничения по возрасту, так на Венсенском ипподроме рысаки не могут выступать в возрасте старше 10 лет, а на многих ипподромах Швеции рысаки успешно бегают и в 12 и в 14 лет.

Соревнование группы рысаков на ипподроме называется «заезд». Лошадь в заезде должна бежать чёткой устойчивой рысью. Переход на галоп называется сбой. В некоторых странах сбой сразу дисквалифицирует лошадь. В России наездник ещё имеет время на то, чтобы исправить ход лошади. В зависимости от возраста, определено количество скачков, после которых лошади объявляется проскачка, что является для рысака и наездника дисквалификацией. Чем старше лошадь, тем меньше скачков она может сделать во время заезда. Также лошади может быть объявлен «неправильный ход». Это любой вид аллюра, кроме рыси и галопа — иноходь и виды неправильной рыси, когда ноги лошади так или иначе работают несинхронно. Лошадь, перешедшая на неправильный ход, дисквалифицируется сразу же. Также дисквалифицируют лошадь, которая прошла финишный столб галопом или имела больше двух сбоёв на дистанции 1600 м (на более длинных дистанциях допускаются и три сбоя). Существует также стандарт резвости — свой для каждой породы и каждого возраста. Если рысак показал время ниже стандарта, его также дисквалифицируют вне зависимости от занятого места.

Приём старта в разных странах, а то и на одном ипподроме происходит по-разному. В США, Канаде и России рысаки в основном принимают старт при помощи автостарта — специальной машины, которая выравнивает за собой участников заезда, распределяет их согласно номерам и разгоняет перед стартом до максимальной скорости. Машину автостарта изобрели в 1930-х годах в США, благодаря такому способу старта практически невозможны фальстарты и потеря времени из-за плохого разгона. В Европе также применяется автостарт, но часто также рысаки стартуют с вольтстарта, то есть стартуют, выбегая из поворота. В этом случае фальстарты встречаются гораздо чаще, ровный старт определяет лазерный луч.

Дистанции, на которых испытывают рысаков, также бывают различными в зависимости от страны, где проходят бега. Так, в США большая часть рысаков испытывается на короткой дистанции в 1 милю (1609 м). В Европе же бегов на такую дистанцию очень мало, там рысаки бегают на средние и длинные дистанции: от 2100 м до 4125 м. В России и на Украине основной дистанцией является 1600 м, также рысаки проходят испытания на дистанции 2400 м и 3200 м. С 2007 года, как возрождение былых традиций, был введён один приз на дистанцию 4800 м для рысаков орловской породы.

Правила проведения рысистых бегов в России

На ипподромах Российской Федерации испытания проходят три породы рысаков — орловская, русская и американская, выведенная на территории РФ. Стандартной дистанцией является дистанция 1600 м. Свою карьеру рысаки начинают в двухлетнем возрасте (лишь изредка в три года). Двухлетние лошади испытываются только в качалках только на дистанцию 1600 м в один гит. Лошади более старшего возраста в заезд к двухлетним лошадям не допускаются. Трёхлетние лошади также испытываются только со своим возрастом, на дистанцию 1600 м в 1 или 2 гита, а также на дистанции 2100 м (редко) и 2400 м. Четырёхлетние лошади первую половину года (до розыгрыша Дерби) бегают только со своим возрастом, во второй половине года имеют право выступать с более старшими лошадьми. Четырёхлетние лошади испытываются на дистанцию 1600 м в 1, 2 и 3 гита, на дистанцию 2400 м и 3200 м. Вес наездника произвольный. Орловские рысаки испытываются в закрытых для других пород заездах. Русские и американские рысаки (так называемые «призовые породы») выступают в одних и тех же заездах, которые называются открытыми, куда теоретически допускаются и орловские рысаки. Если орловский рысак в открытом заезде победил или занял любое призовое место, ему полагается 30 % доплаты. Существуют заезды отдельно для жеребцов определённого возраста или только для кобыл. С 2009 года на испытания допускаются и мерины, участвующие в одних заездах с жеребцами и кобылами.

Абсолютные рекорды для рысаков, рождённых на территории России на ипподромах России принадлежат рысакам старшего возраста. На дистанцию 1600 м рекорд принадлежит орловскому рысаку Ковбою (Блокпост — Крутизна 1984) 1 мин. 57,2 с. На дистанцию 2400 м рекорд принадлежит американскому рысаку Рангоуту (Галлант Про — Риторика 1995) 3 мин.02,1 с. на дистанцию 3200 м рекорд принадлежит русскому рысаку Пикуру (Рекс Р Лобелл — Прибаутка 1997) и русской рысистой кобыле Роксане (Сентениал Уэй — Реприза 1991) 4 мин.11,4 с. Кроме того, за пределами нашей страны рождённый в СССР американский рысак Сорренто (Реприз — Силь 1985) показал рекорд на 1609 м 1 мин.56,2 с. и на 2300 м 2 мин.52 с.

Бега — это ипподромные испытания лошадей, в которых побеждают лошади, хотя многое зависит и от наездника. Цель бегов — выявить максимальную резвость лошади. Оценивают беговых лошадей в большинстве стран по сумме выигрыша в призах. Наиболее выдающиеся победители становятся широко востребованными производителями, цена случки с которыми доходит до десятков и даже сотен тысяч долларов. Беговой спорт имеет многомиллионные денежные годовые обороты тотализатора (за рубежом), отчисления от которого помогают существовать коннозаводству в этих странах в целом.

Уже давно бега и скачки относятся к призовым видам конного спорта. Профессионалы так и говорят — скаковой спорт, беговой спорт.

Русский язык

В русском языке принято чёткое разграничение между бегами и скачками.

В бегах участвуют рысаки, специально выведенные породы, способные бежать резвой, то есть, быстрой рысью. Во время испытаний они бегут рысью, ими управляют наездники, которые сидят в качалках (лёгких двухколесных экипажах). Сказать «этим первоклассным рысаком управлял известный жокей» нельзя. Такое просто невозможно, так как жокей — это вполне определённая профессия; управлять рысаком жокей просто не умеет.

В скачках участвуют верховые лошади, во время испытаний они скачут галопом, ими управляют жокеи, они сидят в сёдлах. Сказать «этот рысак выиграл скачку» нельзя, поскольку рысаки в скачках не участвуют.

См. также

Напишите отзыв о статье "Бега"

Примечания

  1. [trotting-new.ru/konnye_zavody_rossii/moskovskiiy_/ Сайт Некоммерческое партнерство «Содружество рысистого коневодства России», ЗАО «Московский конный завод № 1».]

Литература

Ссылки

  • [trotting-new.ru/konnye_zavody_rossii/moskovskiiy_/ Сайт Некоммерческое партнерство «Содружество рысистого коневодства России», ЗАО «Московский конный завод № 1».]
  • [cmh.ru/submenu1_ippo_pravila.htm Правила испытаний лошадей рысистых пород].
  • [www.kiaf.ru/index.htm Ассоциация возрождения бегов на Тамбовщине].
  • [golden-race.ru/ru/index.html Ставки на бега в России].

Отрывок, характеризующий Бега

Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.