Бегинки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Беги́нки (лат. beguine, beguinae) — религиозное движение, возникшее в средневековой Европе в XII веке и достигшее общеевропейского масштаба в XIII веке. В XV веке пережило спад, но просуществовало до Французской революции 1789 года. Членами данных религиозных общин были в основном женщины, которые вели образ жизни, близкий к монашеству. Бегинки проживали в бегинажах (общежитиях), но могли жить и в отдельных жилищах.

Движение возникло около 1170 года в Брабанте и получило распространение в Нидерландах и отдельных немецких городах (главным образом вдоль Рейна). Бегинки могли вступать в брак, выходить из общин, не давать монашеских обетов. Со 2-й половины XIII века появилось мужское ответвление этого движения — бегарды. Религиозный устав общин, тяготевших к монашескому укладу, был менее строгим, чем в монастырях, однако духовная жизнь бегинок зачастую была столь же интенсивной.

Странствующие бегинки, проповедовавшие без всякого контроля со стороны Католической Церкви, зачастую распространяли еретические воззрения (ересь), что было обусловлено религиозным невежеством низших слоев общества, составлявших большинство бегинок. В XIII—XV веках Церковь вела борьбу против еретических движений бегинок, из-за чего их деятельность иногда была полностью запрещена в некоторых европейских странах. В 1215 году (на IV Латеранском соборе) и в 1311 году (на Вьеннском соборе) общины бегинок были запрещены.

В наше время сохранилось несколько бегинажей, самый известный из которых находится в городе Брюгге (Бельгия), но проживают там другие люди. Последняя бегинка, Марсела Паттин, умерла 15 апреля 2013 года в возрасте 92 лет[1].

Напишите отзыв о статье "Бегинки"



Примечания

  1. [korrespondent.net/world/1545550-v-belgii-skonchalas-poslednyaya-v-mire-beginka В Бельгии скончалась последняя в мире бегинка]

См. также

Литература

Отрывок, характеризующий Бегинки

Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.