Бегство мистера Мак-Кинли (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бегство мистера Мак-Кинли
Жанр

фантастика

Режиссёр

Михаил Швейцер

В главных
ролях

Донатас Банионис
Жанна Болотова

Композитор

Исаак Шварц

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

161 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1975

IMDb

ID 0072690

К:Фильмы 1975 года

«Бегство мистера Мак-Кинли» — двухсерийный художественный фильм режиссёра Михаила Швейцера, снятый в 1975 году.

Сценарий фильма написан известным писателем Леонидом Леоновым.





Сюжет

Фильм снят в реалиях 70-х годов XX века. Легкомысленный учёный изобретает средство («коллоидный газ»), позволяющее человеку заснуть, проспать сто и больше лет и проснуться практически в том же физическом состоянии, что и в момент погружения в сон. Это вариация на тему «Рип ван Винкля» Вашингтона Ирвинга, а конкретно — машина времени без возможности вернуться назад. Поскольку дело происходит в современную капиталистическую эпоху — коллоидный газ тут же был использован в коммерческих целях — Сэмом Боулдером (по аналогии с Голдуотером), создавшим систему сальваториев — укрытых глубоко под землей, отлично оборудованных хранилищ тел тех людей, что пожелали отправиться в будущее — спасаясь от неизлечимой сегодня болезни, от скуки, от угрозы ядерной войны или просто из-за желания «остаться вечными чемпионами» (футбольная сборная Бразилии). В оригинале в произведении Л. Леонова [www.lib.ru/PROZA/LEONOWL/mckinley.txt], написанном в самом начале 60-х годов, люди спасались в сальваториях от ужасов войны и капиталистического строя. В фильме прямолинейная идеологическая подоплёка 60-х практически убрана.

Главный герой фильма (Мак-Кинли) — маленький человек, клерк в одном из рекламных бюро — очень любит детей (заочно) и мечтает завести кучу собственных детишек (здесь в фильме маленькая неувязка: по сюжету Мак-Кинли воевал в Африке против Роммеля, что верно для литературного сценария Л. Леонова начала 60-х, но делает Мак-Кинли слишком старым (1914 г. р.) для фильма 1975 г.). Завести детей ему мешает комплекс собственной неполноценности, ощущаемый героем как страх перед ядерной войной и мировой катастрофой. Мак-Кинли стремится убежать и от окружающего мира, и от самого себя (несмотря на наличие хорошенькой женщины рядом, давно строящей на него планы).

Попав на пресс-конференцию фирмы SBS, создающей и обслуживающей сеть сальваториев, Мак-Кинли привлекает внимание одного из топ-менеджеров этой фирмы и получает приглашение (в рекламных целях) посетить один из сальваториев, чтобы ознакомиться с его работой, как говорится, на месте. После этого у зачарованного фантастической технологией сальваториев мистера Мак-Кинли осталась одна мечта в этой жизни — попасть в сальваторий и сбежать в будущее. Ради этого он готов пойти даже на преступление.

Ряд попыток разбогатеть, чтобы купить заветный билет в сальваторий, проваливаются. В самый последний момент Мак-Кинли находит лотерейный билет, который выигрывает требующуюся для покупки билета сумму.

Мечта сбылась — Мак-Кинли отходит в безмятежный сон, чтобы проснуться 250 лет спустя. И он чистый, побритый и умытый готовится к выходу в новый свет, не обращая внимание на странное поведение сотрудников SBS, выполняющих свои обязанности строго по инструкции, но с каким-то оттенком ненависти и презрения. Лифт выносит Мак-Кинли на поверхность Земли — и вместо цветущего сада его ждёт выжженный бесконечными войнами мир.

Но это был только сон. Финал вполне оптимистичен — Мак-Кинли остался в своём времени, а для излечения от комплексов он с видимым удовольствием поступает так, как никогда раньше не поступал.

В ролях

Съёмочная группа

Песни в фильме

При переработке киноповести Леонова так, чтобы она больше соответствовала современности, Швейцер решил выражать авторскую мысль через песенную прослойку.

Так как фильм делался «из американской жизни» и ставить его было задумано в американской манере, появилась идея использовать широко применяемый в американских фильмах приём сквозных баллад. Найти в СССР поэта, могущего справиться с такой задачей, казалось почти невозможно, рассматривался даже вариант приглашения Дина Рида. Однако решили попробовать обратиться к Владимиру Высоцкому.

По воспоминаниям С. Милькиной (жены М. Швейцера), в пятницу она дала Высоцкому сценарий фильма, а в следующий четверг он позвонил и сказал, что хочет встретится и поговорить. Придя в ближайшее воскресение, Высоцкий неожиданно для всех сказал: «Ребята! А я написал уже баллады». За неделю были написаны почти все песни (семь из девяти). Спев же «Мистерию хиппи», Высоцкий заявил: «Вот это я написал для себя, — я же буду играть вашего Билла Сиггера».

Музыка Высоцкого в основном не подходила для большого экрана, композитор фильма Шварц отказался писать свою: «Я не знаю, как трансформировать Высоцкого», поэтому музыку для некоторых песен писал Анатолий Кальварский.

Часть песен не вошла в фильм (точнее, в его первоначальный вариант) или вошла в усечённом виде, причём не из-за обычных, в случае Высоцкого, административных препон, а по вине невозможно большого размера баллад. Однако, при дальнейшей работе над фильмом, то есть при всех согласованиях и редактурах, картина была существенно сокращена и из неё выпали ещё некоторые песни.

Музыка в фильме

Песня Соответствующая сцена в фильме
Баллада о маленьком человеке («Погода славная, а это главное…») Заменена на монолог, с очень похожими смысловыми и фразеологическими оборотами, произносимый Владимиром Высоцким в начале фильма, в котором тот представляет зрителям главного героя — мистера Мак-Кинли.
Баллада о манекенах («Семь дней усталый старый Бог…») Песня вошла в фильм, в укороченном варианте (строфы 1-5, 12,16-18,24). Исполняется Владимиром Высоцким, музыка А. Кальварского
Баллада о Кокильоне («Жил-был учитель скромный Кокильон,…») Заменена на монолог, с очень похожими смысловыми и фразеологическими оборотами. Произносится женой учителя Кокильона при проведении экскурсии в доме-музее Кокильона. При этом демонстрируется истинный ход событий, предшествовавших «эпохальному открытию» «великого Кокильона».
Песня Билла Сиггера («Вот это да, вот это да!…») В фильм не вошла. Владимир Высоцкий на концерте перед исполнением песни, рассказывал о сцене, для которой была написана эта песня. После того, как мистера Мак-Кинли выбрасывают из Сальватория в мусоропровод, он попадает на свалку, его окружает компания хиппи, которые поют эту песню.
Марш футбольной команды «медведей» («Когда лакают…») В фильм не вошла. По сюжету она созвучна со зрелищными мероприятиями, на которых Мак-Кинли «развлекался» с миссис Энн Шамуэй.
Баллада об оружии  («По миру люди маленькие носятся, живут себе в рассрочку,…») В фильм не вошла. Сохранилась кинопроба, где Высоцкий исполняет песню в укороченном варианте. По сюжету она подходит к сцене, где Мак-Кинли приобретает топор в оружейном магазине.
Мистерия хиппи («Мы рвём — и не найти концов…») В фильм не вошла. Имеется записанная для фильма фонограмма в исполнении Владимира Высоцкого и подпевающим ему хором мужских и женских голосов.
Баллада об уходе в рай («Вот твой билет, вот твой вагон…») Песня вошла в фильм в укороченном варианте (без строф 7,9,10), исполняется Владимиром Высоцким в сцене, когда мистер Мак-Кинли наконец получает вожделенный билет в «сальваторий» и «отбывает» в будущее.
Прерванный полёт («Кто-то высмотрел плод, что неспел,…») В фильм не вошла.

В сцене в баре, где Мак-Кинли беседует с проституткой, звучит музыка Emerson, Lake & Palmer — Tarkus.

Интересные факты

  • В советский прокат фильм вышел с хеппи-эндом, соответствующим оригинальной киноповести Л. Леонова. На Московском кинофестивале фильм был показан с другим, пессимистическим финалом (Мак-Кинли не выпускали на поверхность, просто дали на неё посмотреть — а потом устроили что-то вроде морального суда над ним), который был кратко описан в журнале «Советский Экран» в статье, посвященной выходу фильма. Что интересно — в рекламные плакаты фильма был включен один кадр из «альтернативной» концовки (ранее опубликованный в «Советском экране») — некоторые зрители специально пересматривали фильм в поисках этого кадра, но так и не сумели его найти…
  • Фильм был удостоен Государственной премии СССР за 1977 год. Персонально лауреатами стали Леонов, Швейцер, оператор Дильшат Фатхулин, художник Леван Шенгелия, актёры Банионис, Болотова, Бабочкин, Степанова, Демидова.
  • Роль Сэма Боулдера — последняя работа выдающегося советского актёра Бориса Бабочкина.
  • Кинокартина стала одной из первых, снятых по только что разработанной советской системе с универсальным форматом кадра[1]. В результате, прокатные фильмокопии могли печататься как в обычном, так и в широкоэкранном или широкоформатном вариантах.
  • По воспоминаниям Софьи Милькиной, смонтированный оригинальный негатив, полученный после всех редактур фильма, был оставлен на хранение монтажнице К. Алеевой. Пока Швейцер и Милькина отдыхали в отпуске, эта пленка была смыта по её вине, и окончательная версия фильма была безвозвратно уничтожена. В настоящее время существуют только фильмокопии, отпечатанные с искалеченного редактурой первоначального варианта негатива. Позже Милькина признавалась: «Я никого так в жизни не ненавижу, как Клавдию Петровну Алееву»[2].
  • Уличные сцены снимались в БудапештеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4654 дня] — наиболее «западной» из восточноевропейских столиц. На всём протяжении фильма видны рекламные вывески с надписями на немецком языке, в одной из сцен можно видеть вывеску «Könyvesbolt» («Книжный магазин») на венгерском.
  • Сюжетная основа фильма перекликается с идеями крионики, получившими популярность в начале 1970-х годов.
  • Счётная машина, которой пользуется Мак-Кинли у себя дома — советская электромеханическая счётная машина «Быстрица-2».

Напишите отзыв о статье "Бегство мистера Мак-Кинли (фильм)"

Примечания

  1. Техника кино и телевидения, 1975, с. 59.
  2. «Владимир Высоцкий в кино» М.:1990, стр. 130

Литература

  • Г. И. Хазанов На киностудии «Мосфильм» (рус.) // «Техника кино и телевидения» : журнал. — 1975. — № 7. — С. 59—64. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0040-2249&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0040-2249].

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=395 «Бегство мистера Мак-Кинли»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [www.youtube.com/watch?v=G2yv42mSO04 «Бегство мистера Мак-Кинли» на Youtube]
  • [www.kulichki.com/vv/ovys/kino/makkinli/vv_o_makkinli.html Тексты песен Высоцкого к кинофильму «Бегство мистера Мак-Кинли»]
  • [youtube.com/watch?v=Yjk38soJQcw «Баллада об оружии», кинопроба к фильму «Бегство мистера Мак-Кинли»] на YouTube

Отрывок, характеризующий Бегство мистера Мак-Кинли (фильм)

– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.