Безак, Николай Александрович

Николай Александрович Безак<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Ярославский губернатор
30 декабря 1878 — 22 февраля 1880
Предшественник:	Николай Конрадович Шмидт
Преемник:	Владимир Дмитриевич Левшин
Нижегородский губернатор
22 февраля 1880 — 31 августа 1882
Предшественник:	граф Павел Ипполитович Кутайсов
Преемник:	Николай Михайлович Баранов
Начальник Главного управления почт и телеграфов
31 августа 1882 — 22 июля 1895
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Николай Иванович Петров
Член Государственного Совета по назначению
22 июля 1895 — 31 марта 1897
Вероисповедание:	Православие
Рождение:	28 марта 1836(1836-03-28) Варшава, Российская империя
Смерть:	31 марта 1897(1897-03-31) (61 год) Санкт-Петербург
Род:	Безаки
Отец:	Александр Павлович Безак
Мать:	Любовь Ивановна Стороженко
Супруга:	Мария Фёдоровна Лугинина
Дети:	Александр, Фёдор, Николай, Мария
Образование:	Пажеский корпус
Военная служба
Годы службы:	1854—1878
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	Гвардия
Звание:	генерал-лейтенант
Награды:	2-й ст. 3-й ст. 4-й ст. 1-й ст. 2-й ст. 3-й ст. 1-й ст. 2-й ст. 3-й ст.

Никола́й Алекса́ндрович Бе́зак (1836—1897) — русский государственный деятель, генерал-лейтенант, начальник Главного управления почт и телеграфов (ГУПТ), член Государственного совета.

Биография

Сын генерала Александра Павловича Безака (1801—1868) и Любови Ивановны Стороженко.

Окончил Пажеский корпус (1854), выпущен в лейб-гвардии Преображенский полк.

В Крымской войне участвовал в обороне Балтийских берегов. Окончил артиллерийскую академию, затем — Академию генерального штаба (1860). В 1866 году удостоен звания флигель-адъютанта. В 1875 году полковнику Н. А. Безаку было поручено формирование 5-й гвардейской конной батареи, будучи командиром которой он принимал участие в Русско-турецкой войне 1877—1878 годов, — участвовал в атаке на Телиш (батарея получила отличие, а Н. А. Безак — золотую саблю), осаде Плевны, занятии Софии и сражении под Филиппополем. За переход через Балканы Безак получил чин генерал-майора с назначением в Свиту Его Величества.

После войны занимал должности Ярославского (1878—1880) и Нижегородского (1880—1882) губернатора. Был избран почётным гражданином Ярославля.

В 1886 году был произведён в генерал-лейтенанты.

В 1895 году был назначен членом Государственного совета.

Вклад в почтовое дело

Находился во главе телеграфного и почтового ведомств с 31 августа 1882 года по 22 июля 1895 года

В 1882—1884 годах был директором Телеграфного департамента Министерства внутренних дел. Затем, с 1884 по 1895 год, служил самым первым начальником только что образованного ГУПТ.

Под руководством Николая Безака была осуществлена реорганизация почтовых и телеграфных учреждений Российской империи; объединил почтовый и телеграфный департамент, соединил 80 существовавших отдельных учреждений в единую организацию. В числе прочего, изменения коснулись замены почтового герба на всех знаках почтовой оплаты на герб почтово-телеграфный, который представлял собой герб России с расположенными под ним перекрещивающимися рожка́ми и телеграфными стрелками. Подобную замену Н. А. Безак произвёл в качестве пробной меры на бланках открытых писем уже в 1886 году.

В начале 1885 года Н. А. Безак возглавил делегацию России на Всемирном почтовом конгрессе в Лиссабоне, где добился права увеличить тариф на русскую международную корреспонденцию. Этот шаг способствовал увеличению доходов в казну в условиях, когда финансовое положение России ухудшилось.

В 1886 году по представлению Н. А. Безака был открыт Электротехнический институт, первое высшее заведение по электротехнике в России. В этом же году решено строить телефонные сети за счёт казны.

22 ноября 1888 года Н. А. Безак обратился к Санкт-Петербургскому почт-директору с идеей, предполагавшей введение в почтовое делопроизводство специальных обёрток для бандеролей с предварительно напечатанными на них марками и попросил того высказать свои соображения на этот счёт. Несколько раньше Безак адресовал аналогичную просьбу о введении бланков для закрытых писем. После получения положительного ответа от почт-директора, Николай Безак дал поручения I и IV отделениям ГУПТ согласовать с Экспедицией заготовления государственных бумаг вопрос о печати необходимых образцов и заказать требуемое количество обёрток для бандеролей и бланков для закрытых писем.

В 1891 году участвовал в Венском почтовом конгрессе.

Семья

Был женат на Марии Фёдоровне Лугининой (1842—1912). Их дети:

• Александр (1864—1942), адъютант великого князя Николая Михайловича, полковник. В эмиграции во Франции.
• Фёдор (1865—1940), киевский губернский предводитель дворянства, член Государственного совета по выборам.
• Николай (1867—1918), помощник статс-секретаря Государственного совета, камергер.
• Мария (1869—1951), замужем за Александром Николаевичем Граббе. В эмиграции в США.

Граф Павел Александрович Граббе (1901—?), правнук Павла Христофоровича Граббе, дал следующую характеристику представителям рода Безаков:

Когда я представляю себе семейство Безаков <…>, я думаю, что их отличительной фамильной чертой были упорство и организационные способности. В это понятие «синдрома Безаков» я также включаю живой ум, отточенный, вероятно, самими обстоятельствам жизни.

Награды

• Орден Святого Станислава 3-й степени (1863);
• Орден Святой Анны 3-й степени (1865);
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1870);
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1872);
• Орден Святой Анны 2-й степени (1874);
• Золотая сабля «За храбрость» (1878);
• Орден Святого Владимира 3-й степени с мечами (1878);
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1880);
• Орден Святой Анны 1-й степени (1883);
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1885);
• Орден Белого Орла (1888);
• Орден Святого Александра Невского (1891);
• Бриллиантовые знаки к Ордену Святого Александра Невского (1896).

Иностранные:

• персидский Орден Льва и Солнца 2-й степени с алмазами (1873);
• мекленбург-шверинский Орден Вендской короны, командорский крест (1874);
• персидский Орден Льва и Солнца 1-й степени (1878);
• португальский Орден Непорочного зачатия, большой крест (1878);
• японский Орден Восходящего солнца (1887);
• датский Орден Данеброг, большой крест (1890);
• французский Орден Почетного легиона, большой крест (1891);
• прусский Орден Красного орла, большой крест (1891);
• австрийский Орден Железной короны 1 степени (1891);
• бухарский орден Восходящей Звезды с алмазами (1893);
• шведский Орден Полярной звезды 1-й степени (1896).

См. также

• Главное управление почт и телеграфов
• Почтово-телеграфный журнал
• Сборник распоряжений по телеграфному ведомству
• Список министров связи России

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01004161228#?page=217 Альманах современных русских государственных деятелей]. — СПб.: Тип. Исидора Гольдберга, 1897. — С. 155—157.

Ссылки

• [regiment.ru/bio/B/93.htm Безак Николай Александрович]. Биографии офицеров, чиновников и служащих: Б. Русская Императорская Армя; РегиментЪ.RU. Проверено 17 ноября 2010. [www.webcitation.org/66WxY4bdG Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].
• [www.hrono.ru/biograf/bio_b/bezakna.php Безак Николай Александрович]. Указатель имён / Биографический указатель. ХРОНОС — всемирная история в интернете; Вячеслав Румянцев. Проверено 17 ноября 2010. [www.webcitation.org/66WxZ7A8m Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Безак, Николай Александрович

Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?