Грамотность

Гра́мотность (от лат. grammatica — «учение о словесности», др.-греч. γραμματική — «словесность, грамматика») — степень владения человеком навыками письма и чтения на родном языке. Традиционно под словом «грамотный» подразумевают человека, умеющего читать и писать, или только читать на каком-либо языке. В современном смысле это означает способность писать согласно установленным нормам грамматики и правописания. Людей, умеющих только читать, также называют «полуграмотными». В статистике под грамотностью понимается способность человека прочитать, понять и написать короткий простой текст, касающийся его повседневной жизни. Уровень грамотности взрослого населения — доля грамотных в возрасте 15 лет и старше. Индекс грамотности (называемый иногда просто грамотность) данного народа есть отношение между числом грамотных и численностью всего населения. Отношение это обычно выражается в процентах. Индекс грамотности если и не измеряет, то, во всяком случае, характеризует уровень развития начального образования.

Грамотность — фундамент, на котором можно построить дальнейшее развитие человека. Открывая доступ к книге, она даёт возможность пользоваться сокровищницей мысли и знания, созданной человечеством. Однако грамотность может выступать и как орудие пропаганды той или иной идеологии в обществе. Чему и как служит грамотность, зависит от условий, в которые поставлено народное образование данной страны.

Степенью распространения грамотности характеризуется степень участия народа той или иной страны в умственной жизни всего человечества, но характеризуется лишь до известной степени, так как и народы неграмотные участвуют и участвовали, хотя, возможно, и в меньшей мере, в накоплении умственных и нравственных сокровищ человечества.

История распространения грамотности (с древних времён по XIX век)

Данный раздел представляет собой частичное изложение статей «Грамотность» и «Начальное народное образование» Энциклопедии Брокгауза и Ефрона.

История грамотности начинается с истории азбуки. При господстве идеографического письма, когда письмена сводились к рисункам, как, например, у эскимосов и американских индейцев, «грамотность», если можно назвать этим словом понимание живописи, была доступна всем, — никакой условности в письменах не было. История грамотности начинается с того момента, когда письмена прибретают условный характер и для понимания их делается необходимым изучение. История прежде всего показывает медленный, но постоянный ход секуляризации и демократизации грамотности: из достояния немногих, главным образом духовных лиц, она делается достоянием всех, достоянием народа.

В Египте письменность находилась в руках жрецов, хотя всякому предоставлялась возможность изучать её от них же. Впрочем, изучение письмён было настолько затруднительным, что требовало много времени и не всем было доступно. Грамотность была распространена главным образом в среде жрецов и высшего класса. Относительно позднейших времён имеется свидетельство Платона, что «большая часть народа в Египте изучает буквы и счёт» (под «буквами» следует понимать письмо демотическое, которое употреблялось в обыденных сношениях).

Клинообразное письмо ассиро-вавилонян, также требовавшее много времени и трудов, затрудняло распространение грамотности в массе народа, которая пребывала в полном невежестве.

В древней Иудее письмо, по-видимому, было распространено весьма рано. В I в. н. э. в каждой иудейской деревне была школа.

В Индии браминов грамота была распространена, кроме жреческого сословия, главным образом у кшатриев. Членам низшей касты было запрещено, как тяжкий грех, не только читать самим, но даже слушать чтение Вед. Для женщин умение читать и писать считалось позорным; приобретать его могли только танцовщицы и баядерки. Две средние касты могли учиться читать только под руководством жрецов.

Широкого распространения грамотность достигла в древней Элладе, где даже простолюдин обладал умением читать и писать. Грамотность среди женщин в древней Греции была распространена мало, так как там женских школ совсем не было. Умению кое-как читать и писать женщины Греции учились у матерей и нянек.

В Риме, даже в лучшую его эпоху, грамотность не была так широко распространена, как в Греции; в императорском Риме процент неграмотных был ещё выше.

В Средние века распространение грамотности ограничивалось небольшой группой духовенства и горожан: в большинстве и духовенство было неграмотно.

Наибольшее распространение грамотность имела на Пиренейском полуострове в эпоху процветания арабской культуры и в XI в. в Италии. За пределами Италии на соборах епископы ставили кресты вместо подписи. Рыцари нередко презирали грамотность: они предоставляли её своим дамам и клеркам, которые читали и писали вместо них. Даже в Провансе редкий сеньор мог читать на своём родном языке, не говоря уже про латынь. Сын Людовика IX не умел писать.

В Англии королевские автографы начинаются лишь в XIII в., а женские — 100 лет спустя. В Германии даже поэты сначала диктовали свои песни клеркам (dichten — от dictiren).

В Венгрии магнаты и короли делали объявления через герольдов, вообще игравших видную роль вследствие недостатка грамотности. Более распространена была грамотность среди горожан. Масса народа, подавленная духовенством и феодальным строем, коснела в невежестве, и о ней никто не заботился.

Изменение в этом отношении проявляется лишь во времена реформации. Книгопечатание, удешевив книгу, проложило грамотности широкую дорогу в народные массы. Вопрос о введении обязательного обучения во Франции был поднят ещё в XVI веке (на собрании генеральных штатов 1560 года). В 1571 г. статья об обязательном обучении была внесена Жанною д’Альбре в наваррские законы. Несмотря на это, грамотность во французском народе была распространена крайне незначительно. В 1786 г. провинциальные собрания, например, в Берри, жаловались на полную безграмотность народа. Безграмотными были даже все мелкие представители власти.

В Испании ещё в 1860-х годах из 72151 муниципального советника 12479 не умело ни читать, ни писать. В числе неграмотных насчитывалось 422 мэра и 938 их товарищей.

Методики оценок уровня грамотности

Констатируя, что решение проблемы неграмотности требует, помимо всего прочего, наличия точного инструмента измерения уровня грамотности населения, Н. Рубакин в своей статье в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона представил все известные на конец XIX века методики оценки уровня грамотности (полностью этот материал приведён в статье Демографическая статистика, раздел «Разработка статистики грамотности»).

Утверждая, что наиболее полный и точный метод — поголовная (всеобщая) перепись населения, Н. Рубакин отметил и его недостатки, в том числе:

• неоперативность:

переписи производятся через весьма значительные промежутки времени; сведения, собранные при этом, сильно запаздывают, и наблюдать по ним поступательное движение грамотности из года в год невозможно.

• невозможность слишком глубокой детализации опросника:

должна быть исключена из вычислений та часть населения, которая, в силу какого-либо физического недостатка, неспособна к обучению грамоте. Сюда относятся, например, идиоты, а также слепые, глухонемые и прочие…

Валовый показатель, когда к числу неграмотных относят и детей дошкольного возраста, завышает показатели неграмотности в степени тем большей, чем больше среднее количество детей в том или ином регионе. Впрочем, всеобщая перепись обычно позволяет выделить из общего числа грамотных детей школьного возраста, а в их числе учащихся.

• недостоверность ответов респондентов в переписных листах:

русские статистики, исследовавшие во второй половине 1880-х гг. Иркутскую губернию, нашли, что на полуграмотных приходилось от 27,3 % до 50,9 % общего числа грамотных; в местностях глухих это отношение ещё менее благоприятно.

В конце XIX века в России и за рубежом в оценках грамотности использовалось число начальных школ и учащихся в них, с разбивкой по полу и возрасту. Н. Рубакин относится к этому методу критически: грамотность приходит не с постройкой школы, а при условии её успешного окончания:

однако из начальных школ не все выходят грамотными; значительный процент не оканчивает курса

И в России, и в Европе дети крестьян, даже если и ходили в церковно-приходскую школу, то нередко отвлекались от учёбы по хозяйственно-домашним нуждам на протяжении учебного года. Незавершённость начального образования, отмечает Н. Рубакин, особенно сильна в странах, где нет обязательного обучения. Автор указывает и на несопоставимость показателей между странами: школьный возраст «считается в одних странах от 7 до 14, в других от 8 до 13 или 6-15 и т. д.»

Другим распространённым способом оценки уровня грамотности в стране является статистика комиссий по призыву новобранцев, которая позволяет установить долю грамотных. В России, где была введена всеобщая воинская повинность, этот способ Н. Рубакин находит удобным: «новобранцы выходят из разных слоёв населения и из разных областей государства; кроме того, призывы новобранцев совершаются периодически, из года в год». В то же время он указывает и на недостатки:

• неприменимость к оценке грамотности женского населения;
• исследованию подвергается лишь часть мужского населения (мужчины призывного возраста, не имеющие освобождения от призыва).

Ещё один существенный недостаток оценки грамотности по новобранцам — зависимость от структуры армии (доля высших классов, вступающих на офицерскую службу) и от условий призыва (мирное или военное время).

В странах, где всеобщая воинская повинность не введена, демографы изучали грамотность лиц, вступающих в брак. Здесь в поле зрения попадают лица обоего пола, разных сословий, разных возрастов и исповеданий и т. д. К этой статистике Н. Рубакин также подходит осторожно, констатируя, что помимо всеобщей переписи ни одна из методик косвенных не имеет значения абсолютного: «чем грамотнее страна, тем больше грамотных мы встретим и среди призывных, и среди вступающих в брак».

Факторы распространения грамотности

Географические условия

Распространение грамотности крайне неравномерно как между различными слоями одного и того же народа, так и между различными народами. Оно зависит от географических условий, в которых живёт данный народ. Внешний вид поверхности, климат, характер растительности и фауны и вообще географическая обстановка страны, делающая народ то кочевником-пастухом, то охотником, то земледельцем, создаёт условия то благоприятные, то неблагоприятные для распространения грамотности, а также оказывает сильное влияние и на развитие потребности в ней. Статистик В. Григорьев в своём исследовании Иркутской губернии (1889 г.) показал (см. ниже), что наименьшее число грамотных и учащихся встречается в тех местностях, где наиболее развито скотоводство.

На развитие грамотности действует и климат, хотя влияние его проявляется крайне разнообразно. Длинные зимы и долгие вечера в Финляндии, Швеции и Норвегии при отсутствии полевых работ, по замечанию Левассёра, вероятно, отражаются благоприятно на развитии грамотности, хотя связь между климатом и ею ещё не разрабатывалась статистически.

Этнографический состав населения

Этнографический состав населения также не остаётся без влияния на развитие грамотности, хотя это влияние довольно трудно проследить и выразить цифрами, так как для сравнения необходимо брать две народности при прочих условиях более или менее одинаковых; между тем, в огромном большинстве случаев при смешанном этнографическом составе одна какая-либо народность преобладает и экономически, и политически, учение идёт на языке официально признанном и т. д.

На распространение грамотности может влиять разноплемённый состав населения. Известны случаи, когда такой состав населения побуждал некоторые правительства усиленно заботиться об устройстве школ как орудия ассимиляции различных национальностей, входящих в состав государства. В одних случаях, как, например, в Пруссии во времена Фридриха Великого, такая политика дала некоторые результаты, но в других она отражается на развитии грамотности отрицательно. С другой стороны, разноплемённый состав затрудняет устройство школ и тем препятствует распространению грамотности. Характер рас также обусловливает собою развитие грамотности. Язык народа, влияя на алфавит, затрудняет или облегчает изучение грамоты. Так, сравнительно слабое распространение грамоты в китайском народе в значительной степени объясняется трудностью изучения её для массы. Способность к усвоению грамотности разными народами в конце XIX — начале XX вв служила предметом спора между учёными. Правда, вряд ли можно сомневаться, что папуасам, например, всякая наука, а в том числе и грамота, даётся с большим трудом, чем европейцу; но значение врождённой способности или неспособности вообще сильно преувеличивается. Кажущаяся невосприимчивость дикарей к обучению в значительной степени объясняется не отсутствием способностей, а иным направлением их. О способности всех рас к обучению свидетельствуют многие исследователи.

Политический строй и экономический уклад

Зависимость грамотности от экономических условий относительно легко поддаётся исследованию. Если эти условия слишком тяжелы, то погоня за насущным хлебом не оставляет даже столько времени, сколько нужно для обучения грамоте. Перед великой французской революцией 1789 года бедность народа, несомненно, поддерживала его невежество, которое, в свою очередь, влияло на его бедность.

Громадное влияние на развитие грамотности имеют такие факторы, как распределение землевладения в стране, распределение налогов и податей, и т. п. Всякая неправильность, всякая несправедливость в этом отношении, отражаясь на обеднении народа, отрицательно отражается и на развитии в нём грамотности, и нужны другие, более могущественные для данного момента влияния, чтобы компенсировать вред, причиняемый экономическими факторами.

Гражданские свободы

"Безграмотный человек стоит вне политики, … его сначала надо научить азбуке. Без этого не может быть политики, без этого есть только слухи, сплетни, сказки, предрассудки, но не политика" – отмечал В. И. Ленин.

Политический строй государства также оказывает могущественное влияние на распространение грамотности. Рабство искони было одним из самых существенных препятствий к распространению грамотности в массах народа, хотя древние римляне и ценили образованных рабов и даже поручали им воспитание и обучение грамоте своих детей.

Развитие грамотности в Западной Европе шло параллельно с развитием конституционных начал, не столько предшествуя ему, сколько следуя за ним.

«При прочих равных условиях, — говорит Левассёр, — в тех странах, где народ принимает известное участие в управлении, мы встречаем сравнительно больше забот о распространении образования (значит и грамотности). Таковы, например, Швейцария, английские колонии в Австралии и Канаде, Соединённые Штаты Северной Америки и т. д.»

При самоуправлении распространение грамотности является естественной необходимостью, которую понимает каждый. В Америке после освобождения негров и дарования им политических и гражданских прав грамотность начала чрезвычайно быстро распространяться между ними. До какой степени отсутствие этих прав отразилось на степени образования негров, видно из того, что ещё в 1880 г. неграмотных негров считалось в Соединённых Штатах (по переписи) 67,63 %, тогда как неграмотных белых — всего 9,49 %. Успехи образования низших классов в Швеции Лавеле объясняет тем, что на Скандинавском полуострове эти классы были наименее угнетены феодальной системой.

Крепостное право

Крепостное право также представляло тяжёлое препятствие для распространения грамотности. Мы уже видели, что с лишком 25 лет спустя после освобождения грамотность бывших помещичьих крестьян значительно ниже, чем крестьян, бывших государственных. Заимствуем ещё следующую таблицу из «Сборника статистических сведений по Камышинскому уезду».

Грамотность крестьян Камышинского уезда по категориям

Разряды:	На сто душ соответ. пола приходится грамотн. и учащ.
	мужч.	женщ.	об. пола
Поселяне собственники (немцы, быв. колон.)	71,3	71,7	71,5
Удельные крестьяне	21,3	2,16	11,5
Государственные	21,3	1,44	11,3
Бывшие помещичьи	16,6	0,79	8,6

(Сборник статист. свед. по Камышинскому уезду Саратовской губ.)

Грамотность крестьян разных уездов Саратовской, Таврической, Самарской и Воронежской губ.

	В Сар. губ. (10 уезд.)	Мелит. у. Тавр. губ.	Ставр. у. Самар. губ.	Острог. у. Ворон. губ.
Государствен.	8,2	12,2	5,7	9,0
Бывш. помещ.	7,0	5,7	3,2	7,3

(Н.Бычков, «Юрид. Вестн.», 1890, № 7-8)

Следующая таблица показывает те же отношения в нескольких других уездах (см. Н. Бычков, «Юрид. Вестн.», 1890, № 7-8).

Говоря об отрицательном влиянии общественного строя на развитие грамотности, не следует, однако, забывать, что оно может уравновешиваться другими факторами, действующими в противоположную сторону: грамотность начала развиваться в Швеции ещё во времена абсолютной монархии благодаря влиянию протестантизма. С другой стороны, южноамериканские республики не отличаются большим распространением грамотности: расслабляющий климат, малоподвижность индейской расы, часто повторяющиеся революции, глубокая рознь между различными классами общества и прочее — всё это действует в направлении, неблагоприятном для грамотности. Вообще государственный строй, касаясь самых различных областей жизни, влияет на распространение грамотности (положительно — в одних случаях, отрицательно — в других) множеством путей, которые невозможно даже вкратце перечислить.

Религия и грамотность

Некоторое влияние на распространение грамотности оказывала религия. Духовенство было первым устроителем школ и распространителем грамотности.^[где?]

Иудаисты устраивают школы при синагогах, мусульмане — при мечетях (медресе и мектебе).

Молодым католикам хотя и приходится учиться читать, чтобы изучать катехизис, но нередко преподавание религии ведётся у них устно (проповедь и уроки священника, исповедь).

По мысли протестантизма, общение с Христом обязывает к непосредственному ознакомлению верующего с книгами святого Писания. Отсюда требование, чтобы верующие были грамотны. Протестант, не знающий грамоты, не допускается к причастию и конфирмации.

Первым делом реформации была борьба за развитие грамотности в народе, тогда как католицизм не только не поощрял распространения грамотности в массе народа, но и стремился оставить эту массу безграмотною, запрещая перевод Библии на родной язык или даже её чтение. В Швейцарии кантоны, пользующиеся одними и теми же правами, природными богатствами, географическим положением и т. д., заметно отличаются один от другого по степени распространения грамотности в зависимости от различия в религии:% неграмотных выше в католических кантонах. В Богемии гуситское движение распространило грамотность по сёлам и деревням, но затем страна эта, придавленная иезуитами, скоро снова погрузилась в невежество.

В Камышинском уезде Саратовской губернии четыре волости с наибольшим % грамотных и учащихся населены протестантами (лютеранами, реформатами и кальвинистами; Сосновская — 76,5 % грамотных и учащихся мужчин п. Усть-Кулалинская — 76,0 %).

Роль духовенства

Распространение грамотности зависит, далее, от того, в чьих руках находится школьное дело. Духовенству принадлежит видное место в деле распространения грамотности; духовным лицам приходилось быть первыми учителями грамотности, начиная со средних веков. Но, признавая заслуги духовенства, история знает немало примеров, когда грамотность уменьшалась благодаря участию в школьном деле фанатического или себялюбивого духовенства. Католическое духовенство в Бельгии, например, часто отговаривало свою паству посещать школы, изъятые из его ведения. В бывшем Неаполитанском королевстве, где заботы о распространении грамотности с давних времён были вверены духовенству, в 1867 г. среднее отношение грамотных к неграмотным было 1:10; в Базиликате на каждую 1000 жителей приходилось 912 совершенно неграмотных, в Абруццо, Калабрии и Сицилии — 900; между женщинами безграмотность была общим правилом; из 100 женщин едва 2 умели читать и писать. По словам Клауса, пасторы немецких колоний в Саратовской губернии, «не ограничиваясь полным самовластием в приходской школе, нередко затрудняли возникновение в колониях частных школ, пользуясь в этих видах репрессивными мерами»; всё это делалось с целью «оградить приходскую школу от всяких не исключительно конфессиональных влияний». Отрицательное влияние заведующего школою духовенства на распространение грамотности объясняется не только тем, что оно преследует не столько образовательные, сколько конфессиональные цели, но и тем, что нередко условия жизни, в каких само духовенство находится, делают совершенно непосильной для него эту задачу. Принуждённое по тем или иным причинам принять участие в заведовании школами, оно относится к ним равнодушно и без энергии, вследствие чего распространение грамотности если не падает, то в значительной степени замедляется.

Правительственные инициативы

Правительствам принадлежит видная заслуга в деле распространения грамотности.

Но вмешательство правительства в дело народного образования не всегда благотворно отражалось на распространении грамотности. Несоответствие правительственных начинаний с потребностями общества, непонимание народных нужд, невозможность исполнить предписания правительства и т. д. иногда оказывали обратное влияние. Так, например, в половине XVIII века многие школы к Малороссии, существовавшие при церквах (школы грамоты, школы домашние и церковно-приходские), закрылись, и вследствие этого распространение грамотности замедлилось. Факт закрытия 370 школ в одной Черниговской губернии проф. Сухомлинов ставит в причинную связь с благими начинаниями Екатерины II в области народного образования.

Решительные меры, принятые во 2-й половине XVIII века к учреждению официальных училищ, были вместе с тем мерами против народных школ. Предписано было учить по таким-то книгам, в такие-то часы, подчиняться таким-то начальникам и т. д. Учитель должен был при содействии полиции настаивать на посещении официальных школ

Законом 1786 г. домашние школы грамоты были ограничены и, так сказать, поставлены вне закона и в этом положении находились до 1882 г., когда циркуляром барона Николаи (бывш. министра нар. просвещения) домашнее обучение снова было допущено для лиц, не имеющих «диплома». Хотя домашние школы грамоты и никогда не переставали существовать, но их внезаконность несомненно отрицательно отражалась на успехах грамотности в народе.

Соотношение между грамотностью и преступностью

Разные мнения возбуждает вопрос о соотношении между грамотностью и преступностью. Левассёр в своём капитальном труде «La population française» (т. II, стр. 464) собрал интересные данные для решения этого вопроса. Между преступлением и грамотностью, по мнению Левассёра, нет никакой необходимой и математической связи. Хотя % неграмотных преступников уменьшается, а % грамотных и образованных увеличивается, но этот факт есть необходимое следствие вообще успехов образования во Франции. В конце реставрации % осуждённых грамотных равнялся 39 %, а % грамотных рекрут — 44,8; в настоящее время грамотных рекрут 84,4 % (среднее за 1876—1885), а грамотных осуждённых — 68 %. Грамотная часть народонаселения не только поставляет контингент преступников меньший, чем неграмотная, но преступность показывает явное стремление сосредоточиться в среде невежества.

Грамотность в Российской империи (конец XIX — начало XX века)

Грамотность в Российской империи в начале XX века

Поскольку переписи, аналогичной по масштабам и глубине Всеобщей переписи 1897 года, в Российской империи более не проводилось, последующие оценки грамотности населения на протяжении первой трети XX века опираются на фрагментарные сведения, полученные из опросов разной глубины проработки, проводившихся на разных, часто несопоставимых друг с другом территориях. Ещё более разнятся оценки, экстраполируемые на этой основе, в связи с чем их взаимная сопоставимость в попытках обоснования того или иного качественного вывода становится спорной.

Дополнительная сложность возникает при сопоставлении грамотности с другими странами. Зарубежные критерии грамотности были выше: в начале XX века в Европе в это понятие входило умение писать и читать, в то время как в России в переписном листе переписи 1897 года вопрос сформулирован — «Умеет ли читать?», и как считают отдельные исследователи (Б. Н. Миронов), чтобы доказать грамотность при переписи, было достаточно лишь прочесть текст по складам. С другой стороны, из энциклопедических словарей того времени известно, что таких людей относили к малограмотным, а к грамотным относили тех, кто читал без затруднений. Образовательный ценз учитывался отдельной колонкой (смотрите формуляры переписи).

Отправной точкой уровня грамотности по всей Российской империи на начало века, принимаются данные на 1897 год, признанные отечественными и зарубежными учёными: всего — 21,1 %, в том числе 29,3 % мужчин и 13,1 % женщин.

По экстраполяционным оценкам, сделанным применительно к наиболее развитым губерниям Российской империи, на протяжении XIX века грамотность сельского населения росла на 1,8 % в год.

Оценки на второе десятилетие XX века достаточно сильно разнятся, от минимальной 30 % к началу Первой мировой войны. Ряд учёных оценивает грамотность населения России к 1915 году в 35-38 % до 43 % в 1917, но применительно только к европейской части собственно России, исключая детей, не достигших 10 лет. Бывший министр просвещения П. Н. Игнатьев в своей статье приводил оценку в 56 % грамотных от всего населения России (на 1916 год).

При этом грамотность была сильно дифференцирована по регионам Российской империи. Так, по переписи 1897 года, в Эстляндской и Петербургской губерниях грамотное население составляло 77,9 % и 55,1 %, а в Сибири и Средней Азии 12,4 % и 3,3 % соответственно.

Грамотность среди военнослужащих

Статистика военного ведомства фиксирует данные о грамотности узкой возрастной группы мужской части населения, причём уже отфильтрованной (сначала в крестьянской семье или сельской общиной) на стадии призыва. Многодетные крестьянские семьи (а до 1874 года, при рекрутской повинности — сельская община) предпочитали отдавать в армию наименее ценных членов общества, в том числе, уже в XX веке и по признаку неграмотности (так как знали, что через 4 года сын вернется из армии грамотным). По данным Дж. Бушнелла, на военную службу в царской России принималось лишь 25-30 % мужчин призывного возраста. По другим данным, грамотность среди принятых на военную службу была примерно в два раза выше, чем для всего населения в целом.

Несмотря на то, что помимо земских и церковно-приходских школ в некоторых деревнях находились грамотные и свободные от другой работы лица, учившие детей азбуке по собственной инициативе, общий уровень грамотности, фиксируемый призывными комиссиями, оставался низким [источник=?]. Указав, что долгое время (до реформы 1861г)"царская армия была [зачастую] единственным и важнейшим источником обретения грамотности русскими крестьянами", Дж. Бушнелл отметил, что в 1880-х от обучения солдат грамоте отошли, а затем даже когда обучение грамоте требовалось (после этой даты)… то часто, а возможно и в обычных случаях это требование оставалось лишь «мёртвой буквой»(См. примечание). Так, в пехоте обязательное обучение грамоте вновь ввели лишь в 1902 году. Однако в кавалерии и артиллерии, — констатировала вновь созданная при Главном штабе Комиссия по вопросу об образовании войск, — грамоте солдат не обучали, «ввиду того, что занятия грамотностью с молодыми солдатами этого рода оружия совершенно невыполнимы по недостатку для сего времени».

Обучение шло по двум эшелонам, при минимальных квалификационных требованиях к признанию обучаемого грамотным. В низшем, где вместе обучали неграмотных и малограмотных, по окончании учёбы от солдата требовалось только: читать печатное, списывать с книги, знать сложение и вычитание целых чисел. В высшем, более продвинутом, куда направляли грамотных, требовалось: читать печатный текст и понимать прочитанное; списывать с книги и писать под диктовку фразы; выполнять 4 арифметических действия не выше третьего порядка и решать в уме несложные задачи на сложение и вычитание.

БСЭ дает следующие данные по грамотности новобранцев в РИ (процент грамотных среди новобранцев):

1875г — 21 %, 1880г — 22 %, 1885г — 26 %, 1890г — 31 %, 1895г — 40 %, 1900г — 49 %, 1905г — 58 %, 1913г — 73 %

Но, как отмечают авторы БСЭ далее, по этой статистике принимали «за грамотного умеющего написать лишь свою фамилию». И даже по таким низким критериям грамотности каждый четвёртый новобранец оставался неграмотным.. — однако, в переписном листе переписи 1897 года вопрос сформулирован — «Умеет ли читать»?(смотрите формуляры переписи). В энциклопедических словарях того времени грамотность определялась как умение читать без затруднений, а читающих с трудом относили к малограмотным; умеющих только расписаться относили к неграмотным.

Данные дореволюционного «Нового Энциклопедического Словаря» сильно расходятся с данными из «Большой Советской энциклопедии». Согласно ему количество неграмотных рекрутов (на 1000) в разных армиях мира изменялось следующим образом:

	1875	1894	1911
Германия	24,0	3,8	0,2
Дания	–	5,4	2,0
Швеция	9,0	1,2	3,7
Швейцария	46,0	38.0	5,0
Нидерланды	123,0	65,0	14,0
Франция	161,0	87,0	33,0
Бельгия	250,0	148,0	85,0
Греция	0	300	300,0
Италия	520	403,0	306,0
Сербия	–	793	496,0
Россия	784,0	708	617

Детальный обзор грамотности новобранцев даёт «Военно-статистический ежегодник», в котором отдельно рассматриваются все три категории грамотности: грамотные, малограмотные и неграмотные.

По данным «Военно-статистического ежегодника армии за 1912 г.» всего в 1912 году из низших чинов до поступления на службу было:

• грамотных — 604 737;
• малограмотных — 301 878;
• неграмотных — 353 544.

Соответственно, в 1912 году процент грамотных солдат в русской армии составлял 47,41 %. Таким образом уровень грамотности рядовой солдатской массы по сравнению с рубежом веков, по сути, не изменился.

Помимо грамотности важно отметить уровень образовательного ценза. Так в 1912 году из нижних чинов армии имели:

• высшее образование — 1480;
• среднее образование — 6087;
• низшее (начальное) — 125,494;
• без образовательного ценза — 1 127 098.

В последнем предвоенном 1913 году 27 % призванных на военную службу были неграмотными. Когда же с началом Первой мировой войны мобилизация стала всеобщей, этот процент более чем удвоился, достигнув 61 % (в то же время в Германии — 0,04 %, в Англии — 1 %, во Франции — 3,4 %, в США — 3,8 % и в Италии 30 %).(см. Примечание).

Меры по развитию начального образования в России, начало XX века

1 ноября 1907 года в Думу был внесён проект закона «О введении всеобщего начального обучения в Российской империи». Комиссия по народному образованию, в которую поступил этот проект, рассматривала его более трёх лет.

В 1910 году было установлено 4-летнее обучение для всех уже существующих начальных школ. Однако обсуждение законопроекта о всеобщем начальном образовании откладывалось несколько раз. Для решения возникших споров 28 января 1912 года Государственный совет образовал согласительную комиссию. При этом Госсовет предложил повысить до 10,5 млн руб. минимальный размер кредита, на который в течение 10 лет должны были быть увеличены ассигнования на нужды начальных училищ. В ходе обсуждения доклада согласительной комиссии (21 мая 1912 года), Дума отказалась с предложенными компромиссами, в связи с чем 6 июня 1912 г. Государственный совет законопроект отклонил. — Тем не менее, те же современные критики этого закона пишут: «Со времени издания закона от 3 мая 1908 г. в стране начинают проводиться первые мероприятия, связанные с реализацией проекта введения всеобщего образования в стране, который предполагал создание школьных сетей начальных учебных заведений». Эти мероприятия (в том числе увеличение числа школ и их доступности в радиусе не более 3 верст) проводились неуклонно вплоть до 1917 года (в том числе и во время Первой мировой войны).

В 1912 году на нужды Министерства народного просвещения было выделено 117 млн.руб., а в 1914 году предполагалось отпустить 142,7 млн.руб. В 1915-16 годах разработкой новых законодательных предложений занимался министр просвещения Павел Игнатьев. В 1909 году план введения в городе всеобщего начального образования, рассчитанный до 1919 года приняла Барнаульская городская дума. В 1911 году о введении всеобщего начального образования было объявлено в Омске, в 1913 в Новониколаевске. Однако в целом к 1915 году всеобщее бесплатное начальное обучение было введено лишь в 3 % земств (15 из 440).

Однодневная школьная перепись, проведённая Министерством народного просвещения в январе 1911 года, показала, что лишь около 43 % детей школьного возраста (от 8 до 12 лет) посещало начальную школу. С этими цифрами коррелируют данные того же источника, по которым охват начальной школой детей в возрасте от 8 до 11 лет составлял по империи 30,1 % (в городах — 46,6 %, в сельской местности—28,3 %). С этой оценкой сильно расходятся данные в книге Д. Л. Сапрыкина: «данные полной школьной переписи января 1911 года и частичной переписи января 1915 года говорят о том, что на тот момент в центральных великорусских и малороссийских губерниях было обеспечено фактически полное обучение мальчиков. Иначе обстояло дело с обучением девочек (даже в Европейской России в школах обучалось не более 50 % девочек в начальных школах)».

В отчёте Министерства народного просвещения на 1911 год практически полный охват начальным образованием в 34 губерниях (46 % населения) планировался в среднем через 9,4 лет (в 40 уездах через 12-17 лет). По оценкам авторов статьи «Нового энциклопедического словаря» за 1916 год, при условии сохранения темпов увеличения числа школ на уровне 1911—1914 годов всеобщее обучение могло бы быть достигнуто через 16 лет. При этом в планах МНП охват планировался начальными школами с 4-летним курсом обучения.

При количественном росте начальной школы освоить её полный курс удавалось лишь меньшинству: лишь 10 % из зачисленных в начальную школу заканчивали все 4 класса — однако, ни в одном другом источнике подтверждения этой цифре (10 %) нет, и она не подкреплена ни таблицами, ни расчетами, и выпадает из всего порядка цифр по грамотности в конце XIX начале XX века. Как считает Б. Н. Миронов, через 10-20 лет, преимущественно в крестьянской среде, это приводило к феномену «рецидива безграмотности»: даже наученные когда-то читать и писать, люди через какое-то время теряли полученные знания и навыки, из-за того, что редко использовали их в обыденной жизни. В результате в первые десятилетия XX века наблюдалось увеличение отставания темпов роста грамотных от темпов роста учащихся.

Вместе с тем, некоторая часть крестьян (особенно широко после 1906 г.) проявляла возрастающий интерес к книгам и периодическим изданиям. Средства на формирование фондов сельских библиотек, включая покупку униг и подписку на периодику, собирались со всех крестьян, включая неграмотных.. По данным исследования Института этнологии и антропологии РАН под руководством д.и.н., профессора М. М. Громыко , написанной по результатам исследований нескольких групп учёных Императорских научных обществ царской России, реальная грамотность крестьян была заметно выше данных официальной статистики, поскольку многие (особенно старообрядцы) не считали нужным записывать при обследованиях свою грамотность, и по ряду других причин(c.59-60).

Полностью ликвидировать неграмотность населения, и в первую очередь крестьянства, в России к 1917 году не удалось, тогда как в Европе, эта проблема была решена ещё в XIX веке (законы о всеобщем обучении приняты в Пруссии в 1717 и 1763, в Австрии в 1774, в Дании в 1814, в Швеции в 1842, в Норвегии в 1848, в США в 1852—1900 гг., в Японии в 1872, в Италии в 1877, в Великобритании в 1880, во Франции в 1882), к этому времени уже подходили к внедрению всеобщего среднего образования.

Подводя итог реформам национального образования к 1917 году (как общего начального и среднего, так и профессионального и высшего), руководитель Центра исследований научно-образовательной политики при ИИЕТ РАН Д. Л. Сапрыкин пишет:

Единая система образования предполагающая полную «координацию» общего и профессионального образования, в частности, возможность переходов между общеобразовательными и профессиональными учебными заведениями одного уровня была сформирована в процессе реформ 1915—1916 годов проведенных П. Н. Игнатьевым при полной поддержке Николая II. Эти реформы создали стройную единую систему национального образования включавшую: 1) 3-4 летний цикл начального образования, 2) 4-летний цикл посленачального образования (первые четыре класса гимназий, курс высших начальных училищ или соответствующих профессиональных учебных заведений, 3) 4 летний цикл полного среднего образования (последние классы гимназий или профессиональных средних учебных заведений), 4) высшие учебные заведения университетского или специального типа, 5) систему образования для взрослых, которая стала ускоренными темпами создаваться особенно после принятия «сухого закона» в 1914 году. … В последние десять лет царствования Николая II был осуществлен своего рода «национальный проект»: программа строительства «школьных сетей», в частности, сетей школьных зданий по всей стране, обеспечивших доступность школ для всех детей Империи с радиусом 3 версты. … Во время царствования Николая II Россия прочно вошла в пятерку наиболее развитых стран в отношении уровня развития науки, научно-технического образования и «высокотехнологичных отраслей промышленности»

Советский Союз

Согласно переписи, проведённой на территории Советской России в 1920, умение читать было зафиксировано всего у 41,7 % населения в возрасте от 8 лет и старше. Важно отметить, что перепись 1920 года не была всеобщей и не охватила большую часть территории страны. Она не охватила те районы, где шли военные действия (Белоруссию, Волынскую, Подольскую губернии, Крым, Закавказье, горные районы Северного Кавказа, часть Туркестана и Киргизии, Дальний Восток), а также некоторые местности Европейской России и Украины, Хиву и Бухару.

Статистика изменения процента грамотного населения:

		1917	1920	1926	1937	1939	1959	1970	1979
Сельское население:	Муж.	53%	52,4%	67,3%	—	91,6%	99.1%	99.6%	99.6%
	Жен.	23%	25,2%	35,4%	—	76,8%	97,5%	99,4%	99,5%
	Всего	37%	37,8%	50,6%	—	84,0%	98,2%	99,5%	99,6%
Городское население:	Муж.	80%	80,7%	88,0%	—	97,1%	99,5%	99.9%	99.9%
	Жен.	61%	66,7%	73,9%	—	90,7%	98,1%	99,8%	99,9%
	Всего	70,5%	73,5%	80,9%	—	93,8%	98,7%	99,8%	99,9%
Всего:	Муж.	58%	57,6%	71,5%	86%	93,5%	99,3%	99.8%	99.8%
	Жен.	29%	32,3%	42,7%	66,2%	81,6%	97,8%	99,7%	99,8%
	Всего	43%	44,1%	56,6%	—	87,4%	98,5%	99,7%	99,8%

Современные исследователи, оценивая государственную политику ликвидации неграмотности, как правило выделяют следующие черты: • Правительство дореволюционной России не делало обучение основам грамоты взрослого населения приоритетной задачей. И несмотря на рост ассигнования на образование финансовую и моральную ответственность в деле ликвидации неграмотности взрослого населения брали на себя в основном общественные объединения и органы местного самоуправления. Советская власть ликвидацию неграмотности и малограмотности населения сделала обязательной задачей. Это создавало реальные предпосылки для общедоступности обучения грамоте взрослых. Неграмотность большей части населения начинает рассматриваться уже не только как социальная, но и как политическая проблема.

• Если до революции обучение было добровольным, то после это проводилось методами принуждения. Методы принуждения к обучению порой были очень жесткие вплоть до ареста и заключения под стражу людей, не желавших учиться.

• В 1920-30 годы уровень грамотности населения быстро повышался. Однако качество общеобразовательной подготовки, осуществлявшейся в 1920-30 гг. силами культармейцев, из числа которых не все обладали образованием на уровне гимназии (чего было достаточно в царской России), местами (например, в Оренбуржье) оказывалось ниже, чем в дореволюционной России. Борьба с неграмотностью, начатая в 1920-е годы, стала отодвигать сроки утраты грамотности населения и ослабила влияние рецидива безграмотности (как показала перепись 1926 года, для возрастных групп старше 60 лет), однако рецидивы безграмотности всё ещё имели место. На них указывала в 1927 году и Н. К. Крупская . Семь лет спустя, в 1934 году, она отметила:

В смысле ликвидации неграмотности мы имеем большие успехи. Мы имеем быстрый рост советской интеллигенции, рост влияния на неё партии. В отношении культуры то, что было пятнадцать лет тому назад, и то, что мы имеем сейчас, несравнимо… Мы имеем постановления XVII съезда о завершении во вторую пятилетку ликвидации неграмотности среди населения Союза и малограмотности среди трудоспособного взрослого населения. Однако это дело продвигается слабо. В отдельных местах имеются большие достижения, но необходимо укрепить весь этот важнейший участок соцстройки.

— Крупская Н. К. Очередные задачи в области ликвидации неграмотности. М.: 1934

Среди поводов, вызывавших беспокойство Крупской, был, в частности, большой, по её мнению, отсев учащихся, показываемый в отчётах о школах ликбеза и школах для малограмотных.

Международное сообщество

В 1966 году ЮНЕСКО объявила Международный день грамотности, ежегодно отмечаемый 8 сентября.

Сегодня в мире один из пяти взрослых неграмотен, и две трети из них — женщины. 72 миллиона детей не посещают школу.

С момента основания в 1945 году ЮНЕСКО находится на передовых рубежах борьбы за грамотность, за то, чтобы проблема грамотности не сходила с повестки дня на национальном, региональном и международном уровне. Однако пока 759 миллионов взрослых не владеют элементарными началами грамоты, цель — добиться грамотности для всех — продолжает ускользать.

Оригинальный текст (англ.)  

Today one in five adults is still not literate and two-thirds of them are women while 72 million children are out of school.

Since its foundation in 1946, UNESCO has been at the forefront of global literacy efforts and is dedicated to keeping literacy high on national, regional and international agendas. However, with some 759 million adults lacking minimum literacy skills, literacy for all remains an elusive target.

См. также

• Ликбез
• Научная грамотность
• Числовая грамотность
• Новая грамотность
• Неграмотность
  • Функциональная неграмотность

Ссылки

• Грамотность // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Начальное народное образование // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.hist.usu.ru/dais/articles/3/Safronov.doc А. А. Сафронов ПЕРВАЯ ВСЕОБЩАЯ ПЕРЕПИСЬ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ 1897 г. РАЗРАБОТКА ДАННЫХ О ГРАМОТНОСТИ, ИХ ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ И ДОСТОВЕРНОСТЬ]
• [www.unesco.org/en/literacy/ Портал ЮНЕСКО «Грамотность» (англ.)]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004103261#page411 Рубакин Н. Грамотность] // Новый энциклопедический словарь. Т. 14 СПб С. 411—419
• [www.otrok.ru/teach/enc/txt/4/page95.html Грамотность] / Российская педагогическая энциклопедия. Т. 1. М., 1993 URL: www.otrok.ru/teach/enc/txt/4/page95.html
• [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/81110/%C3%F0%E0%EC%EE%F2%ED%EE%F1%F2%FC Грамотность]// Большая Советская Энциклопедия М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Грамотность

– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.