Бездна (религия)

Бездна — в религиозно-мифологическом миропонимании мрачный потусторонний мир. В славянском переводе Библии бездной обозначен хаос, который был прежде творения мира (Быт. 1:2). В книге Иова бездна сравнивается с водной стихией, поскольку указывается, что её поверхность может замерзать (Иов. 38:30). В псалмах Давида бездна описывается как пространство вокруг земли (Пс. 103:8), которое характеризуется отсутствием света (Пс. 87:7). Далее в книге Откровения упомянут «кладязь бездны» (Отк. 9:3), из которого выходит дым и саранча, ведомая «ангелом бездны» (Отк. 9:11) Аваддоном. В Повести временных лет в сюжете о языческом мятеже в Ростове бездна противостоит небу и описывается как обитель бесов (пандемониум) и последнее пристанище душ умерших (ад, загробный мир, навь).

Л.Н. Гумилев в работе «Этногенез и биосфера Земли» определял бездну как пространство без дна и отождествлял её с пустотой и вакуумом — «физическим миром, который не является частью нашего реального мира». В работе по античной философии петербургские ученые К. А. Сергеев и Я. А. Слинин словом «бездна» переводят греческое слово «хора» и определяют его как «недифференцированный континуум».

Ссылки

• [www.bogoslov.ru/text/4882752.html Проблема бездны в русской религиозной философии]

Отрывок, характеризующий Бездна (религия)

– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.