Безжалостное небо
| Безжалостное небо | |
| The Cruel Sky | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: | |
|
[lib.ru/KLARK/cruelsky.txt Электронная версия] | |
«Безжалостное небо» (англ. The Cruel Sky) — небольшой фантастический рассказ Артура Кларка (1966).
Сюжет
Доктор Жюль Элвин и проводник Джордж Харпер подымаются на Эверест. Но это не простое восхождение, Доктор Элвин — калека от рождения, на вершину он подымается с помощью изобретенного им антигравитатора, который настроен так, чтобы уменьшить вес альпинистов в четыре раза. Учёный решил совместить испытание устройства и исполнение своей мечты.
При спуске с вершины попадают в пургу и срываются в пропасть. Чтобы не разбиться герои включают антигравитатор на полную мощность и взлетают в небо. Регулируя мощность устройства они приземляются в ущелье. Джордж Харпер получает сотрясение мозга. Мощности рации не хватает чтобы передать сигнал бедствия.
В одну из ночей вокруг палатки героев раздается странный шум, кто-то ходит рядом. Потом они слышат как антигравитаторы взмывают в небо.
На следующий день к ним прилетает вертолет. Спасатель рассказывает им что станции слежения обнаружили мертвого гималайского снежного барса, запутавшегося в какой-то сбруе, парящим на высоте в девяносто тысяч футов и не падающим вниз.
Напишите отзыв о статье "Безжалостное небо"
Ссылки
- [www.fantlab.ru/work10462 Информация о произведении «Безжалостное небо»] на сайте «Лаборатория Фантастики»
- [www.isfdb.org/cgi-bin/title.cgi?62006 Список публикаций произведения «Безжалостное небо»] в ISFDB (англ.)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 12 января 2013 года. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Безжалостное небо
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
