Безмолвная весна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Безмолвная весна
Silent Spring


Обложка первого издания книги

Автор:

Рейчел Карсон

Жанр:

научно-популярная литература, публицистика

Язык оригинала:

английский

Оригинал издан:

1962

Издатель:

Прогресс

Выпуск:

1965

Страниц:

216

Носитель:

книга

«Безмолвная весна» (англ. Silent Spring) — книга Рейчел Карсон о последствиях загрязнения окружающей среды пестицидами, особенно ДДТ. Впервые издана в 1962 году.[1] В этом научно-популярном труде описывается губительное воздействие беспорядочно применяемых ядохимикатов на окружающую природную среду, особенно на птиц. Карсон обвинила химическую промышленность в дезинформации, а представителей власти — в необоснованном принятии на веру заявлений производителей агрохимикатов.

В конце 1950-х годов Карсон обратила внимание на проблемы охраны окружающей среды, особенно те, которые, по её мнению, были вызваны синтетическими пестицидами. Книга пользовалась популярностью, заставила значительную часть американского общества задуматься об экологических проблемах и вызвала ожесточённое сопротивление химических компаний. Несмотря на это сопротивление, книга поспособствовала изменению законодательства об обращении с пестицидами, а в дальнейшем — полному запрету применения ДДТ в сельском хозяйстве на всей территории США[2] и созданию Агентства по охране окружающей среды.[3][4]





Исследования

В середине 1940-х годов биолог Рэйчел Карсон озаботилась проблемой последствий применения пестицидов, многие из которых были разработаны в рамках военных научно-исследовательских программ после Второй мировой войны. В 1957 году министерство сельского хозяйства США приняло программу по уничтожению огненных муравьёв, в ходе выполнения которой проводилось распыление с воздуха смеси ДДТ и других пестицидов с флотским мазутом, в том числе и над частными земельными участками. Карсон занималась изучением воздействия этих экотоксикантов и выпустила книгу об этом.[5][6] Землевладельцы из Лонг-Айленда подали в суд иск с требованием прекратить обработку их земельных участков ядохимикатами без их согласия; потом к иску присоединились и другие регионы. Хотя этот иск был отклонён, Верховный Суд США подтвердил право на требование запрета действий, ведущих к разрушению окружающей среды, что послужило основой для будущих природоохранных акций.[3][7][8]

В 1958 году Ольга Оуэнс Хакинс (англ. Olga Owens Huckins), подруга Рейчел Карсон, опубликовала в газете Boston Herald</span>ruen заметку о гибели птиц на её землях после распыления с воздуха ДДТ с целью борьбы с москитами. Копию этой книги она прислала Карсон,[9][10][10] и именно это событие побудило Карсон к изучению экологических проблем, вызванных применением пестицидов.[11][12]

Вашингтонское отделение «Общества натуралистов имени Одюбона» (англ. Audubon Naturalist Society) активно выступало против программы правительства США по распылению пестицидов и наняло Карсон, чтобы провести и опубликовать исследование этой практики и её последствий.[13] Так Карсон начала четырёхлетний исследовательский проект «Silent Spring», в ходе которого она собирала примеры нанесения ущерба окружающей природной среде, связанного с применением ДДТ. Карсон попыталась привлечь публициста Э. Б. Уайта и ещё нескольких журналистов и учёных к участию в этом исследовании, но эти попытки не привели к значительному успеху. Первоначально, в 1958 году, Карсон планировала написать книгу «Безмолвная весна» в соавторстве с Эдвином Даймондом (англ. Edwin Diamond), научным журналистом Newsweek, но потом журнал The New Yorker заказал ей объёмную и хорошо оплачиваемую статью, и Карсон решила написать и опубликовать не только введение и заключение и стала работать без соавторов. Позднее Даймонд написал одну из самых жёстких критических публикаций о «Безмолвной весне».[14]

В ходе своей исследовательской работы Карсон обнаружила, что не одна она занимается этой темой; количество учёных, отмечавших физиологические и экологические эффекты воздействия пестицидов, постоянно росло.[3] Карсон смогла наладить контакты со многими учёными, работавшими в государственных организациях, и получить от них конфиденциальную информацию по теме исследования. Она также ознакомилась с опубликованными работами многих других учёных и взяла интервью у некоторых из них; оказалось, что вопрос о безопасности применения пестицидов был очень спорным и разделил учёных на два лагеря — тех, кто отрицал опасность распыления пестицидов, и тех, кто её понимал и рассматривал альтернативы, например, биологическую борьбу с вредителями.[15]

В 1959 году Служба сельскохозяйственных исследований (англ. Agricultural Research Service) министерства сельского хозяйства США в ответ на критику применения ДДТ, проводимую Карсон и другими, выпустила фильм «Суд над огненными муравьями» (англ. Fire Ants on Trial); Карсон назвала этот фильм «откровенной пропагандой», игнорирующей все угрозы, которые несёт распыление пестицидов людям и дикой природе. В своём письме, опубликованном в Washington Post весной того же года, Карсон отметила значительное сокращение популяций птиц, которое, по её мнению, произошло по причине чрезмерного использования пестицидов.[16] Тогда же в ягодах клюквы урожая 1957, 1958 и 1959 годов были обнаружены высокие концентрации гербицида 3-амино-1,2,4-триазола (англ.), в результате чего была приостановлена продажа всех пищевых продуктов с клюквой. Карсон обратила внимание на ходящие слухи о том, что FDA собирается пересмотреть нормы регулирования использования пестицидов, на агрессивную тактику представителей предприятий химической промышленности и заключения отдельных специалистов, резко противоречащие данным множества других исследований, опубликованным в научной литературе, которые она изучила. Также она не исключала возможность коррупции и проведения государственных агрохимических мероприятий в корыстных целях отдельных лиц и компаний.[17]

В будущую книгу вошли также данные исследований канцерогенности химикатов, проводимых Национальной библиотекой медицины США (НБМ). Карсон сотрудничала и с этими исследователями, особенно с Вильгельмом Хьюпером (англ. Wilhelm Hueper), обнаружившим канцерогенное действие многих пестицидов. Карсон и её научный ассистент Жанна Дейвис с помощью библиотекаря НБМ Дороти Алджайр нашли доказательства связи раковых заболеваний и пестицидов. Эта связь представлялась очевидной самой Карсон, однако результаты исследований оставались противоречивыми и ненадёжными, потому что тогда слишком мало учёных занималось исследованиями канцерогенности пестицидов.[18]

К 1960 году Карсон собрала достаточно исследовательского материала, и написание книги стало продвигаться быстрыми темпами. Были исследованы сотни отдельных случаев заболеваний людей и нанесения экологического ущерба вследствие воздействия пестицидов. В январе 1960 года тяжёлая болезнь поразила и саму Рэйчел Карсон, на несколько недель приковав её к постели и задержав выход книги. К марту того же года она почти выздоровела, когда обнаружила кисты в левой груди. Потребовалась мастэктомия, но и она не помогла: в декабре появились метастазы.[19] Выход «Безмолвной весны» задержало ещё и то, что Карсон в то время работала над новым изданием другой книги — «Море вокруг нас» (англ. The Sea Around Us), и над новым фотоальбомом (совместно с фотографом Эрихом Хартманном (англ. Erich Hartmann)).[20] К осени 1960 года уже была выполнена большая часть исследовательской и писательской работы за исключением обсуждения недавно проведённых исследований возможностей биологической борьбы с вредителями и исследований нескольких новых пестицидов. Но из-за ухудшающегося состояния здоровья Карсон написание окончательно редакциий книги всё задерживалось, и она не вышла ни в 1961 году, ни в начале 1962 года.[21]

Название книги — «Безмолвная весна» (Silent Spring) — Карсон выбрала под влиянием стихотворения Джона Китса «La Belle Dame sans Merci», в котором были такие строки: «Зачахла осока у озера, И пения птиц не слыхать» (англ. The sedge is wither'd from the lake, And no birds sing).[22] Первоначально название «Безмолвная весна» было выбрано не для всей книги, а для главы о птицах. Но в августе 1961 года Карсон по совету своего литературного агента Мари Роделл согласилась так назвать всю книгу. Это название было выбрано как метафора печального будущего всего мира природы, а не только отсутствия пения птиц.[23] С согласия Карсон редактор Поль Брукс (Paul Brooks) из Houghton Mifflin</span>ruen использовал иллюстрации Луи и Лоис Дарлингов; эти же художники оформили обложку книги. Так получилось, что первую главу «Сказание о завтрашнем дне» (англ. A Fable for Tomorrow) Карсон написала в последнюю очередь; эта глава была осторожным введением, предисловием к серьёзной теме. К середине 1962 года Брук и Карсон практически закончили редактирование и планировали начать продвижение книги с того, чтобы послать рукопись некоторым людям и обсудить с ними окончательный вариант.[24] Некоторые из них были упомянуты в книге: например, органические фермеры из штата Нью-Йорк Марджори Спок (англ. Marjorie Spock) и Мэри Ричардс (Mary Richards), а также общественный активист — сторонник биодинамического фермерства (англ.) Эренфрид Пфайффер (нем. Ehrenfried Pfeiffer), помогавшие Карсон в судебной тяжбе против применения ДДТ.[3]

Содержание книги

Основная тема «Безмолвной весны» — усиливающееся и часто негативное воздействие человеческой деятельности на окружающий мир.[25] Основной аргумент Карсон — то, что последствия применения пестицидов чаще всего губительны для окружающей природной среды в целом, а не только для тех видов-вредителей, против которых они применяются, и такие химические вещества правильнее будет назвать биоцидами. В первую очередь, такие последствия имеет применение ДДТ, но в этой книге рассматриваются и другие синтетические пестициды, многим из которых также свойственна биоаккумуляция. Карсон обвиняла предприятия химической промышленности в умышленной дезинформации, а государственные власти — в том, что они на слово верят заинтересованным лицам, связанным с этими предприятиями. Большая часть книги посвящена воздействию пестицидов на природные экосистемы, но в четырёх главах описываются выявленные случаи действия пестицидов на здоровье человека, в том числе отравления, онкологические и иные заболевания, причиной которых могут быть ядохимикаты.[26]

О канцерогенном действии ДДТ в книги была только одна фраза[27]:

В лабораторных тестах на животных ДДТ вызывал подозрительные опухоли печени. Учёные из Food and Drug Administration, сообщившие об обнаружении этих опухолей, не были уверены относительно того, как правильно классифицировать такие новообразования, но интуитивно чувствовали, что есть «основание полагать, что это ранняя стадия гепатоцеллюлярной карциномы». Д-р Хьюпер [автор труда «Occupational Tumors and Allied Diseases»] сейчас определяет ДДТ как «химический канцероген».

Карсон прогнозировала, что в будущем последствия применения пестицидов усилятся, поскольку вредители могут выработать резистентность к пестицидам (англ.), и ослабленные экосистемы окажутся уязвимыми перед непредсказуемой интродукцией инвазивных видов. Карсон предлагала биотический подход к регулированию численности вредителей как альтернативу применению ядохимикатов.[28]

При этом Карсон никогда не призывала к немедленному полному запрету ДДТ, выступая лишь против чрезмерного и неконтролируемого использования ДДТ и других пестицидов. В «Безмолвной весне» она утверждала, что даже если они не производят побочных действий на окружающую среду, их слишком частое применение может привести к появлению устойчивых к ним насекомых и сделать пестициды бесполезными[29]:

Ни один ответственный человек не утверждает, что заболевания, переносимые насекомыми, можно игнорировать. Вопрос, который сейчас стоит наиболее остро — о том, можно ли бороться с этой проблемой такими методами, которые стремительно делают проблему ещё хуже, насколько это мудро и ответственно. Мир уже слышал о победоносной войне с болезнями путём контроля над переносом их насекомыми, но гораздом меньше слышал о другой стороне этой истории — о поражениях и недолговечных триумфах, которые подтверждают тревожное предположение о том, что враждебные насекомые действительно становятся сильнее из-за наших усилий. И даже хуже: мы разрушаем наши же средства борьбы.

В отношении использования ДДТ для борьбы с малярийными комарами Карсон также утверждала, что это создаёт угрозу появления устойчивых к ДДТ москитов, и цитировала директора Holland’s Plant Protection Service: «Практической рекомендацией должно быть „Распыляйте так мало, как Вы, может быть, можете“, а не „Распыляйте столько, сколько сможете себе позволить“ … Давление на популяцию насекомых должно быть настолько слабым, насколько это возможно».[30]

Выход в свет, продвижение и реакция

Карсон и другие люди, работавшие над материалами для «Безмолвной весны», ожидали жёсткой критики и опасались судебных исков и привлечения к ответственности за диффамацию. У больной раком Карсон, проходившей в то время курс радиотерапии, не было сил защищать свою работу и отвечать на критику. Карсон и её литературный агент ещё до выхода книги в свет старались найти побольше известных сторонников.[31]

Большая часть научных разделов книги была просмотрена учёными-специалистами, и Карсон нашла среди них большую поддержку. В мае 1962 года в Белом доме состоялась Конференция по охране природы (англ. Conference on Conservation), в которой Карсон участвовала, и на которой издательство Houghton Mifflin распространяла предварительные экземпляры «Безмолвной весны» среди делегатов и объявила о предстоящей публикации серии таких материалов в журнале The New Yorker. Такой же экземпляр Карсон послала члену Верховного Суда США Уильяму О. Дугласу (англ. William O. Douglas), который к тому времени уже давно занимался юридической защитой природы; он выступал против решения суда отклонить иск о применении пестицидов в Лонг Айленде и предоставит Карсон некоторые материалы, вошедшие в книгу.[32]

Публикация анонсов и отрывков из книги началась 16 июня 1962 года. Книга быстро стала популярной, привлекла внимание как общественности, так и владельцев химических предприятий и их лоббистов. В октябре того же года она была признана книгой месяца (англ. Book-of-the-Month). Карсон тогда говорила, что эту книгу нужно в первую очередь «донести не до читателей The New Yorker, а до ферм и хуторов по всей стране, до жителей сельских провинций, которые даже не знают, как выглядит книжный магазин».[33][34] В газете The New York Times в колонке редактора был опубликован положительный отзыв на книгу. Отрывки из «Безмолвной весны» были опубликованы в журнале Audubon Magazine. В это же время, в июле и августе 1962 года широкую известность получили последствия применения талидомида — лекарственного препарата, который поначалу считался безопасным седативным средством для беременных женщин, но привёл к рождению детей с врождёнными уродствами. Рейчел Карсон сравнивали с Фрэнсис Келси, экспертом FDA, не допустившим продажи этого препарата в Соединённых Штатах.[35]

За несколько недель до публикации 27 сентября 1962 года, книга вызвала значительное противодействие представителей химической индустрии. Одними из первых критиков стали компания DuPont, производившая большую часть ДДТ и 2,4-дихлорфеноксиуксусной кислоты, и компания Velsicol Chemical Corporation</span>ruen, в то время единственный производитель хлордана и гептахлора. DuPont выпустила объёмный доклад о популярности книги в прессе и ожидаемом влиянии этих публикаций на общественное мнение. Velsicol Chemical Corporation угрожала началом судебного дела против Houghton Mifflin, если запланированная публикация отрывков из «Безмолвной весны» в The New Yorker и Audubon Magazine не будет отменена. Представители и лоббисты химической промышленности подали множество жалоб и заявлений, часть из них анонимно. Однако юристы, защищавшие Карсон и издателей, были готовы к этому, публикации состоялись, а затем вышла в свет полная книга, со вступительным словом Уильяма Дугласа.[37]

Наиболее агрессивными критиками «Безмолвной весны» были биохимик Роберт Уайт-Стивенс (Robert White-Stevens) из American Cyanamid</span>ruen и химик Томас Джукс (англ. Thomas Jukes), ранее работавший в той же компании.[38] Уайт-Стивенс писал, что «Если человек последует учению мисс Карсон, мы вернёмся в Тёмные Века, а насекомые, болезни и паразиты ещё раз унаследуют землю».[а 1][1] Он же называл Карсон «фанатичной защитницей культа баланса природы»; другие критики обращали внимание на особенности личности Карсон и на то, что она хорошо знала морскую биологию, но значительно хуже разбиралась в биохимии[39]; бывший министр сельского хозяйства США Эзра Тафт Бенсон (англ. Ezra Taft Benson), как сообщалось, в письме бывшему Президенту США Дуайту Эйзенхауэру написал, что Рейчал Карсон «вероятно, коммунистка», потому что она не была замужем, несмотря на свою привлекательность.[40]

Многие критики неоднократно утверждали, что якобы Карсон призывает к полному запрету применения любых пестицидов — хотя Карсон ясно заявила, что она поддерживает осторожное и ответственное обращение с экологически опасными химическими веществами.[41] В разделе «Безмолвной весны», посвящённом ДДТ, она советовала минимально распылять его, чтобы не способствовать миграции вещества и появлению вредителей, устойчивых к ядохимикату.[42] Марк Гамильтон Литл (Mark Hamilton Lytle) утверждал, что Карсон написала эту книгу «лишь затем, чтобы произвести впечатление, поставив под вопрос парадигму научно-технического прогресса, определявшего послевоенную американскую культуру».[а 2][25]

Научное сообщество в основном поддерживало Карсон. На её стороне выступили известные учёные, в том числе Герман Джозеф Мёллер, Лорен Айзли, Кларенс Коттам (Clarence Cottam) и Франк Эдвин Эглер (англ. Frank Edwin Egler).

Пропагандистская компания против Карсон, развёрнутая сторонниками химической промышленности, оказалась контрпродуктивной, потому что противоречия и споры только усилили осведомлённость общественности об опасностях применения пестицидов. По мотивам книги была создана телевизионная программа «Безмолвная весна Рейчел Карсон» (англ. The Silent Spring of Rachel Carson), которая впервые вышла в эфир 3 апреля 1963 года и стала самой популярной после CBS Reports</span>ruen. В программу вошли фрагменты книги, прочитанные автором, а также интервью с другими специалистами, в основном критиками, включая Уайта-Стивенса. По словам биографа Линды Лир (англ. Linda Lear), «в сопоставлении с доктором Робертом Уайтом-Стивенсом в белом лабораторном халате, с громким голосом и дикими глазами, Карсон выглядела никем другим, как истеричной алармисткой, какой её пытались представить критики».[а 3][43] Однако подавляющее большинство из 10—50 миллионов зрителей этой программы поддержали Карсон. Вскоре после выхода программы Конгресс США издал комментарий по вопросу об опасности пестицидов, а President's Science Advisory Committee</span>ruen опубликовал доклад на эту тему.[44] Через год кампания против Карсон и её книги пошла на спад.[45][46]

Весной 1963 года было одно из последних появлений Рейчел Карсон на публике. Она выступила перед президентом Джоном Кеннеди и President’s Science Advisory Committee, который 15 мая 1963 года опубликовал доклад, в основном поддерживающий результаты исследований Карсон и выводы из них.[47] После этого доклада Карсон также выступила на заседании подкомитета Сената США с рекомендациями по решению этой проблемы. К тому времени она стала очень популярной и получила сотни приглашений выступить с докладами в разных местах — но не смогла принять большинство из них из-за стремительно ухудшающегося состояния здоровья, с короткими лишь периодами ремиссии. Карсон уже не могла много говорить, однако приняла участие в телепрограмме The Today Show и в нескольких званых обедах, устроенных в её честь. Только под конец жизни Карсон получила заслуженную славу и награды, в том числе медаль «Национального Одюбоновского общества», медаль Каллума от Американского географического общества (англ.) и членство в Американской академии искусств и литературы.[48]

Переводные издания книги

В течение нескольких лет после выхода первого издания на английском языке в США, «Безмолвная весна» была издана ещё в нескольких странах и на нескольких языках. На немецком она впервые вышла в свет в 1963 году под заглавием «Der stumme Frühling», а затем ещё несколько раз переиздавалась.[49] В том же году книга была издана на французском под заглавием «Le printemps silencieux».[50] На русском языке «Безмолвная весна» опубликована в 1965 году.[51]

Также «Безмолвная весна» вышла на итальянском языке («Primavera silenziosa»)[52] и на испанском («Primavera silenciosa»).[53]

Влияние книги

Возникновение энвайронментализма и создание Агентства по охране окружающей среды

Работа Рейчел Карсон оказала значительное влияние на развитие экологического общественного движения; в 1960-е годы «Безмолвная весна» стала объединяющим фактором для него. По утверждению ученицы Карсон, инженера-эколога Патрисии Хайнс (H. Patricia Hynes), «„Безмолвная весна“ изменила баланс сил в мире. Теперь никто не может так запросто утверждать, что загрязнение окружающей среды — это необходимая изнанка прогресса».[а 4][54]

Исследования и общественная деятельность Карсон способствовало появлению идей глубинной экологии (англ. deep ecology) и развитию экологического общественного движения в 1960-е и последующие годы, а также росту экофеминизма и количества учёных-феменисток. [55]

Самое непосредственное влияние «Безмолвная весна» оказала на движение за запрещение использования ДДТ в США. В дальнейшем общественные инициативы по запрещению или ограничению применения ДДТ появились и в других странах. Создание Фонда защиты окружающей среды (англ. Environmental Defense Fund) в 1967 году было значительным событием в кампании против ДДТ. Эта организация возбудила судебные процессы против властей США с целью защиты прав граждан на чистую окружающую среду, приводя во-многом те же аргументы, что и Карсон. В 1972 году Фонд защиты окружающей среды и ещё несколько групп активистов-общественников достигли успеха: поэтапного запрещения использования ДДТ (кроме как в чрезвычайных ситуациях) на всей территории Соединённых Штатов Америки.[56]

Следующим успехом в борьбе за безопасную окружающую среду стало создание независимого Агентства по охране окружающей среды США в 1970 году. До этого регулированием использования пестицидов занималось Министерство сельского хозяйства США, оно же осуществляло контроль над сельскохозяйственной индустрией. Как отмечала Карсон, такая ситуация приводила к конфликту интересов: Министерство сельского хозяйства не отвечало за последствия воздействия применяемых агрохимикатов на природные экосистемы — и вообще на состояние окружающей среды за пределами сельскохозяйственных предприятий. Большая часть ранней работы Агентства по охране окружающей среды, в том числе разработка Федерального закона об инсектицидах, фунгицидах и родентицидах (англ. Federal Insecticide, Fungicide, and Rodenticide Act), вступившего в силу в 1972 году — напрямую относилась к тому, чем занималась Карсон.[57] Руководителем агентства Уильям Ракельхаус (William Ruckelhaus) пришёл к выводу о том, что не существует безопасного способа применения ДДТ, а потому применение этого пестицида придётся запретить, а не регулировать.[58]

Но в 1980-х годах, при Рональде Рейгане, приоритетом политики США стало экономическое развитие, и многие ранее принятые нормы в области охраны природы и окружающей среды были отменены или смягчены.[59] Но запрет на использование ДДТ сохранился; более того, с 1986 года запрещено также предоставлять поддержку и финансирование странам, в которых ДДТ продолжает использоваться; как тогда заявил Госсекретарь США Джордж Шульц, «США не могут, повторяю, не могут … участвовать в любых программах, предполагающих использование линдана, гексахлорбензола, ДДТ или дильдрина».[а 5][60]

Альберт Гор, энвайронменталист и бывший вице-президент США, написал введение к изданию «Безмолвной весны» 1992 года. В нём он, в частности, отметил: «„Безмолвная весна“ оказала огромное влияние … Действительно, Рейчел Карсон стала одной из причин того, что я стал таким экологически сознательным и занимался проблемами охраны окружающей среды … [она] повлияла на меня сильнее, чем кто-либо другой, возможно даже сильнее, чем все остальные, вместе взятые».[а 6][1]

Критика энвайронментализма и ограничений использования ДДТ

Деятельность Карсон и экологического общественного движения продолжает подвергаться критике. Критики заявляют, что введённые ограничения на использование пестицидов — и особенно ДДТ — привели к десяткам миллионам ненужных смертей и создали трудности сельскому хозяйству; при этом они неявно подразумевают, что Рейчел Карсон вызвала введение ограничений на использование ДДТ.[61][62][63] Бывший учёный ВОЗ Сократ Лициос (Socrates Litsios) называет такие аргументы критиков возмутительными. Мей Беренбаум (May Berenbaum), энтомолог из Иллинойсского университета говорит, что «обвинять энвайронменталистов — противников ДДТ — в том, что они причинили больше смертей, чем Гитлер — более чем безответственно».[а 7][64] Журналист-расследователь Адам Сарвана (Adam Sarvana) и другие характеризуют такие обвинения как «миф», распространяемый Роджером Бейтом (англ. Roger Bate) из группы защитников ДДТ, называемой «Африка против малярии» (англ. Africa Fighting Malaria).[65][66]

В 2000-х годах критика запрещения ДДТ усилилась.[67][68] В 2009 либертарианский аналитический центр Competitive Enterprise Institute</span>ruen создал веб-сайт, на котором утверждалось, что «миллионы людей по всему миру страдают от болезненных и часто смертельных проявлений малярии потому, что один человек поднял ложную тревогу. Этот человек — Рейчел Карсон».[а 8][68][69] В 2012 году, к пятидесятилетнему юбилею «Безмолвной весны» в журнале Nature вышла обзорная статья Роба Данна (Rob Dunn)[70] в ответ на письмо Энтони Треваваса (англ. Anthony Trewavas), подписанное также Кристофером Дж. Ливером (англ. Chris J. Leaver), Брюсом Эймсом (англ. Bruce Ames), Ричардом Треном (Richard Tren), Питером Лахманном (англ. Peter Lachmann) и ещё шестью людьми, в котором утверждалось, что, по оценкам, от 60 до 80 миллионов людей погибли в результате «необоснованных страхов, вызванных недостаточно понятым свидетельством».[а 9][71]

Биограф Гамильтон Литл считает такие оценки нереалистичными, даже если Карсон можно «обвинять» в том, что во всём мире использование ДДТ было резко ограничено законом.[72] По мнению Джона Квиггина (англ. John Quiggin) и Тима Ламберта (Tim Lambert), доводы критиков Карсон легко опровергаются. Использование ДДТ для борьбы с малярийными комарами никогда не запрещалось; в 1972 году было запрещено только сельскохозяйственное применение ДДТ и только на территории США.[73][74] Стокгольмская конвенция о стойких органических загрязнителях, подписанная в 2001 году, запрещает большинство видов использования ДДТ и других хлорорганических пестицидов, но делает исключение для использования ДДТ в борьбе с малярией — до тех пор, пока не будут найдены доступные альтернативы.[67] Но и в развивающихся странах, подверженных малярии, например, на Цейлоне, массовое использование ДДТ против малярийных комаров прекратилось в 1970-х—1980-х годах — не из-за запрета правительства, а потому, что появились устойчивые к нему комары, и этот инсектицид потерял свою эффективность.[67] Из-за очень короткого цикла размножения и огромной плодовитости насекомых, самые устойчивые к ядохимикату особи выживают и дают потомство, несущее эти же генетические особенности, которое относительно быстро замещает погибших от инсектицида. У сельскохозяйственных вредителей устойчивость к инсектициду вырабатывается примерно за 7 — 10 лет.[75]

Некоторые специалисты утверждают, что прекращение использования ДДТ в сельском хозяйстве даже повысило его эффективность против малярийных комаров. Даже сторонник использования ДДТ Амир Аттаран (англ. Amir Attaran) считает, что после вступления в силу Стокгольмской конвенции в 2004 году, ограничившей применение ДДТ борьбой с переносчиками заболеваний, отбор устойчивых к нему насекомых стал происходить медленнее, чем до этого.[76]

Наследие

«Безмолвная весна» не раз попадала в число лучших документальных книг двадцатого столетия. В Modern Library 100 Best Nonfiction</span>ruen она занимала пятое место, в списке лучших книг XX века, составленным журналом National Review</span>ruen — 78-е место из 100.[77] В 2006 году «Безмолвная весна» вошла в список 25 лучших научных книг всех времён, составленный журналом Discover (англ. Discover).[78]

В 1996 году вышла своеобразная книга-продолжение — «После безмолвной весны» (англ. Beyond Silent Spring), написанная в соавторстве Х. Ф. Ван Эмденом (H.F. van Emden) и Дэвидом Пиклом (англ. David Peakall).[79][80]

К полувековому юбилею книги американский композитор Стивен Стаки (англ. Steven Stucky) написал одноимённую</span>ruen симфоническую поэму, которая была впервые публично исполнена в Питтсбурге 17 февраля 2012 года Питтсбургским симфоническим оркестром под управлением Манфреда Хонека (англ. Manfred Honeck).[81][82][83]

Натуралист Дэвид Аттенборо отметил, что «Безмолвная весна» настолько изменила научный мир, что её можно сравнивать с «Происхождением видов» Чарльза Дарвина.[84]

Пояснения

  1. англ. If man were to follow the teachings of Miss Carson, we would return to the Dark Ages, and the insects and diseases and vermin would once again inherit the earth
  2. ориг. англ. quite self-consciously decided to write a book calling into question the paradigm of scientific progress that defined postwar American culture
  3. англ. in juxtaposition to the wild-eyed, loud-voiced Dr. Robert White-Stevens in white lab coat, Carson appeared anything but the hysterical alarmist that her critics contended
  4. англ. Silent Spring altered the balance of power in the world. No one since would be able to sell pollution as the necessary underside of progress so easily or uncritically.
  5. англ. The U.S. cannot, repeat cannot ... participate in any programs using any of the following: (1) lindane, (2) BHC, (3) DDT, or (4) dieldrin.
  6. англ. Silent Spring had a profound impact ... Indeed, Rachel Carson was one of the reasons that I became so conscious of the environment and so involved with environmental issues  ...  [she] has had as much or more effect on me than any, and perhaps than all of them together.
  7. англ. to blame environmentalists who oppose DDT for more deaths than Hitler is worse than irresponsible.
  8. англ. Millions of people around the world suffer the painful and often deadly effects of malaria because one person sounded a false alarm. That person is Rachel Carson.
  9. англ. as a result of misguided fears based on poorly understood evidence

Напишите отзыв о статье "Безмолвная весна"

Примечания

  1. 1 2 3 McLaughlin, Dorothy. [www.pbs.org/wgbh/pages/frontline/shows/nature/disrupt/sspring.html Fooling with Nature: Silent Spring Revisited]. Frontline. PBS. Проверено 24 августа 2010.
  2. [iaspub.epa.gov/trs/trs_proc_qry.navigate_term?p_term_id=6719&p_term_cd=TERM DDT]. United States Environmental Protection Agency. Проверено 4 ноября 2007. [web.archive.org/web/20071022152858/iaspub.epa.gov/trs/trs_proc_qry.navigate_term?p_term_id=6719&p_term_cd=TERM Архивировано из первоисточника 22 октября 2007].
  3. 1 2 3 4 Paull, John (2013) [orgprints.org/22934/7/22934.pdf "The Rachel Carson Letters and the Making of Silent Spring"], Sage Open, 3(July):1-12.
  4. Josie Glausiusz. (2007), Better Planet: Can A Maligned Pesticide Save Lives? Discover Magazine. Page 34.
  5. Lear 1997, Ch. 14
  6. Murphy 2005, Ch. 1
  7. [ellsworthmaine.com/site/index.php?option=com_content&task=view&id=12535&Itemid=47 Obituary of Marjorie Spock]. Ellsworthmaine.com (January 30, 2008). Проверено 16 марта 2009.
  8. (February 2008) «[www.portlandanthroposophy.org/wp-content/uploads/2009/07/February2008PortlandBranchNewsletter.pdf Obituary for Marjorie Spock]». Newsletter of the Portland Branch of Anthroposophical Society in Portland, Oregon 4.2. Проверено 29 August 2015.
  9. Matthiessen Peter. Courage for the Earth: Writers, Scientists, and Activists Celebrate the Life and Writing of Rachel Carson. — Mariner Books, 2007. — P. 135. — ISBN 0-618-87276-0.
  10. 1 2 Himaras, Eleni. Rachel's Legacy – Rachel Carson's groundbreaking 'Silent Spring', The Patriot Ledger (May 26, 2007).
  11. Wishart Adam. One in Three: A Son's Journey Into the History and Science of Cancer. — New York, NY: Grove Press, 2007. — P. 82. — ISBN 0-8021-1840-2.
  12. Hynes, H. Patricia. PERSPECTIVE ON THE ENVIRONMENT Unfinished Business: 'Silent Spring' On the 30th anniversary of Rachel Carson's indictment of DDT, pesticides still threaten human life, Los Angeles Times (September 10, 1992), стр. 7 (Metro Section).
  13. Lear 1997, pp. 312–7
  14. Lear 1997, pp. 317–327
  15. Lear 1997, pp. 327–336
  16. , Lear 1997, pp. 342–6
  17. Lear 1997, pp. 358–361
  18. Lear 1997, pp. 355–8
  19. Lear 1997, pp. 360–8
  20. Lear 1997, pp. 372–3
  21. Lear 1997, pp. 376–7
  22. Coates, Peter A. (October 2005). «[www.historycooperative.org/journals/eh/10.4/coates.html The Strange Stillness of the Past: Toward an Environmental History of Sound and Noise]». Environmental History 10 (4). Проверено November 4, 2007.
  23. Lear 1997, pp. 375, 377–8, 386–7, 389
  24. Lear 1997, pp. 390–7
  25. 1 2 Lytle 2007, pp. 166–7
  26. Lytle 2007, pp. 166–172
  27. Carson 1962, pp. 225
  28. Lytle 2007, pp. 169, 173
  29. Carson 1962, pp. 266
  30. Carson 1962, pp. 275
  31. Lear 1997, pp. 397–400
  32. Lear 1997, pp. 375, 377, 400–7. Douglas's dissenting opinion on the rejection of the case, Robert Cushman Murphy et al., v. Butler et al., from the Second Circuit Court of Appeals, is from March 28, 1960.
  33. англ. carry it to farms and hamlets all over that country that don't know what a bookstore looks like
    1. REDIRECT Ш:—much less The New Yorker.
  34. Lear 1997, pp. 407–8. Quotation (p. 408) from a June 13, 1962 letter from Carson to Dorothy Freeman.
  35. Lear 1997, pp. 409–413
  36. Lear 1997, pp. 416, 419
  37. Lear 1997, pp. 412–420
  38. Lear 1997, pp. 433–4
  39. Quoted in Lear 1997, С. 434
  40. Lear 1997, pp. 429–430 Benson's supposed comments were widely repeated at the time, but have not been directly confirmed.
  41. Murphy 2005, pp. 9
  42. Carson, Silent Spring, 275
  43. Lear 1997, pp. 437–449; quotation from 449.
  44. Lear 1997, pp. 449–450
  45. [www.time.com/time/time100/scientist/profile/carson03.html The Time 100: Scientists and Thinkers], accessed September 23, 2007
  46. Lear 1997, С. 461
  47. [web.archive.org/20051208074458/www.nwhp.org/tlp/biographies/carson/carson-bio.html 2003 National Women's History Month Honorees: Rachel Carson] на Wayback Machine (от 8 декабря 2005). Retrieved September 23, 2007.
  48. Lear 1997, pp. 451–461, 469–473
  49. 1963: Bertelsmann Verlagsgruppe, with an afterword written by Theo Löbsack. 2nd ed. in 1964: Biederstein Verlag ; 3rd ed. 1965: Büchergilde Gutenberg. 1968: first paperback edition (dtv).
  50. Plon ed.
  51. Карсон, 1965.
  52. Feltrinelli, 2 edizione, YYYY
  53. Editorial Crítica, 2010, ISBN 978-8498920918
  54. Hynes 1989, С. 3
  55. Hynes 1989, pp. 8–9
  56. Hynes 1989, pp. 46–7
  57. Hynes 1989, pp. 47–8, 148–163
  58. George M. Woodwell, Broken Eggshells, Science 84, November.
  59. Lytle 2007, pp. 217–220; Jeffrey K. Stine, "Natural Resources and Environmental Policy" in The Reagan Presidency: Pragmatic Conservatism and Its Legacies, edited by W. Elliott Browlee and Hugh Davis Graham. Lawrence, KS: University of Kansas Press, 2003. ISBN 0-7006-1268-8
  60. [www.thenewatlantis.com/publications/the-truth-about-ddt-and-silent-spring The Truth About DDT and Silent Spring].
  61. Lytle 2007, С. 217
  62. Baum, Rudy M. (June 4, 2007). «[pubs.acs.org/isubscribe/journals/cen/85/i23/html/8523editor.html Rachel Carson]». Chemical and Engineering News (American Chemical Society) 85 (23).
  63. Examples of recent criticism include:
    (a) Rich Karlgaard, "[www.forbes.com/sites/digitalrules/2007/05/18/but-her-heart-was-good/ But Her Heart Was Good]", Forbes.com, May 18, 2007. Accessed September 23, 2007.
    (b) Keith Lockitch, "[capmag.com/article.asp?ID=4965 Rachel Carson's Genocide]", Capitalism Magazine, May 23, 2007. Accessed May 24, 2007
    (c) Paul Driessen, "[www.washingtontimes.com/commentary/20070428-100957-5274r.htm Forty Years of Perverse 'Responsibility,']", The Washington Times, April 29, 2007. Accessed May 30, 2007.
    (d) Iain Murray, "[article.nationalreview.com/?q=MjhkYTlmYjljMmJlMzU5Y2IxOGM3ZWM3YzZkNzFiNGE Silent Alarmism: A Centennial We Could Do Without]", National Review, May 31, 2007. Accessed May 31, 2007.
  64. Weir, Kirsten. [www.salon.com/news/feature/2007/06/29/rachel_carson/ Rachel Carson's birthday bashing], Salon.com (June 29, 2007). Проверено 1 июля 2007.
  65. Sarvana, Adam. [www.nrns.org/index.php?option=com_content&view=article&id=51:bate-and-switch-how-a-free-market-magician-manipulated-two-decades-of-environmental-science- Bate and Switch: How a free-market magician manipulated two decades of environmental science], Natural Resources New Service (May 28, 2009). Проверено 2 июня 2009.
  66. Gutstein Donald. Not a Conspiracy Theory: How Business Propaganda Hijacks Democracy. — Key Porter Books. — ISBN 978-1-55470-191-9.. Relevant excerpt at Gutstein, Donald. [thetyee.ca/Mediacheck/2010/01/22/DDTPropaganda/ Inside the DDT Propaganda Machine], The Tyee (January 22, 2010). Проверено 22 января 2010.
  67. 1 2 3 John Quiggin, Tim Lambert (24 May 2008). «[www.prospectmagazine.co.uk/2008/05/rehabilitatingcarson/ Rehabilitating Carson]». Prospect (146).
  68. 1 2 Erik M. Conway, Naomi Oreskes, Merchants of Doubt, 2010, p.217
  69. Souder, William. [www.slate.com/articles/health_and_science/science/2012/09/silent_spring_turns_50_biographer_william_souder_clears_up_myths_about_rachel_carson_.html Rachel Carson Didn’t Kill Millions of Africans] (Sep 4, 2012). Проверено 30 марта 2014.
  70. Dunn R (2012). «[www.nature.com/nature/journal/v485/n7400/full/485578a.html In retrospect: Silent Spring]». Nature 485 (7400): 578–579. DOI:10.1038/485578a.
  71. Trewavas, T., Leaver, C., Ames, B., Lachmann, P., Tren, R., Meiners, R., Miller, H.I. (2012). «[www.nature.com/nature/journal/v486/n7404/full/486473a.html Environment: Carson no 'beacon of reason' on DDT]». Nature 486 (7404). DOI:10.1038/486473a.
  72. Lytle 2007, pp. 220–8
  73. [www.eac.int/health/index.php?option=com_content&view=article&id=95%3Aclassification-system&catid=15%3Adiseases&Itemid=32 Malaria Prevention and Control]. East African Community Health.
  74. Erik M. Conway, Naomi Oreskes, Merchants of Doubt, 2010, p.226
  75. Erik M. Conway, Naomi Oreskes, Merchants of Doubt, 2010, p.223-4
  76. [www.malaria.org/DDTpage.html Malaria Foundation International]. Retrieved March 15, 2006.
  77. [www.nationalreview.com/article/215718/non-fiction-100 "The 100 Best Non-Fiction Books of the Century"]. National Review. Retrieved January 19, 2016.
  78. (December 2006) «[discovermagazine.com/2006/dec/25-greatest-science-books/article_view?b_start:int=1&page=2 25 Greatest Science Books of All Time]». Discover Magazine.
  79. Beyond silent spring: integrated pest management and chemical safety / Peakall, David B.; Van Emden, Helmut Fritz. — London: Chapman & Hall, 1996. — ISBN 0-412-72810-9.
  80. Richards H (September 1999). «[www.springerlink.com/content/v8n68q671283064r Beyond Silent Spring: Integrated Pest Management and Chemical Safety. Edited by H.F. van Emden and D.B. Peakall]». Integrated Pest Management Reviews 4 (3): 269–270. DOI:10.1023/A:1009686508200.
  81. Druckenbrod, Andrew [www.post-gazette.com/music-reviews/2012/02/18/PSO-takes-hard-look-at-turmoil-both-environmental-and-human/stories/201202180463 PSO takes hard look at turmoil, both environmental and human]. Pittsburgh Post-Gazette (February 18, 2012). Проверено 11 мая 2015.
  82. Kanny, Mark [triblive.com//x/pittsburghtrib/ae/music/s_782327.html#axzz3ZoO1ke3V Offerings of 'Silent Spring,' venerated material excel]. Pittsburgh Tribune-Review (February 18, 2012). Проверено 11 мая 2015.
  83. Kozinn, Allan [www.nytimes.com/2012/02/28/arts/music/pittsburgh-symphony-orchestra-at-avery-fisher-hall.html Capping Off Prokofiev With ‘New York, New York’]. The New York Times (February 27, 2012). Проверено 11 мая 2015.
  84. Thomsen, Simon [www.businessinsider.com.au/sir-david-attenborough-did-a-qa-on-reddit-worst-thing-hes-ever-seen-is-chimps-killing-monkeys-2014-1 Sir David Attenborough Did A Reddit Q&A: Worst Thing He's Seen? Chimps Killing Monkeys] (9 января 2014). Проверено 1 марта 2016.

Список литературы

  • Carson, Rachel. Silent Spring. — Houghton Mifflin Company, 1962. — 368 p.
  • Carson, Rachel. Silent Spring. — Mariner Books, 2002. — ISBN 0-618-24906-0.
  • Graham, Frank. Since Silent Spring. — Fawcett, 1970. — ISBN 0-449-23141-0.
  • Hynes, H. Patricia. [books.google.com/?id=MNjaAAAAMAAJ The Recurring Silent Spring]. — New York: Pergamon Press, 1989. — (Athene series). — ISBN 0-08-037117-5.
  • Lytle, Mark Hamilton. [books.google.com/?id=SOSD4PFchmsC The Gentle Subversive: Rachel Carson, Silent Spring, and the Rise of the Environmental Movement]. — New York: Oxford University Press, 2007. — ISBN 0-19-517246-9.
  • Lear, Linda. Rachel Carson: Witness for Nature. — New York: Henry Holt and Company, 1997. — ISBN 0-8050-3428-5.
  • Murphy, Priscilla Coit. What A Book Can Do: The Publication and Reception of Silent Spring. — University of Massachusetts Press, 2005. — ISBN 1-55849-476-6.
  • Litmans, Brian; Miller, Jeff. Silent Spring Revisited: Pesticide Use And Endangered Species. — Diane Publishing Co, 2004. — ISBN 0-7567-4439-3.
  • [www.epa.gov/ingredients-used-pesticide-products/ddt-brief-history-and-status DDT - A Brief History and Status] (англ.). Агентство по охране окружающей среды США. Проверено 30 апреля 2016.
  • [web.archive.org/20051226062122/www.nsc.org/library/chemical/ddt.htm 'DDT Chemical Backgrounder', National Safety Council] на Wayback Machine (от 26 декабря 2005). Retrieved May 30, 2005
  • [ntp.niehs.nih.gov/?objectid=72016262-BDB7-CEBA-FA60E922B18C2540 Report on Carcinogens], [ntp.niehs.nih.gov/?objectid=03C9AF75-E1BF-FF40-DBA9EC0928DF8B15 12th Edition]; U.S. Department of Health and Human Services, Public Health Service, [www.niehs.nih.gov/ National Institute of Environmental Health Sciences], [ntp.niehs.nih.gov/ National Toxicology Program] (June 10, 2011)
  • Merchants of Doubt.
  • Oreskes, Naomi; Conway, Erik M. Merchants of Doubt. — New York: Bloomsbury, 2010. — ISBN 978-1-59691-610-4.
  • American Chemical Society, Silent Spring Revisited, 1986: ISBN 0-317-59798-1, 1987: ISBN 0-8412-0981-2
  • Карсон, Рахиль. Безмолвная весна : пер. с англ. = Silent Spring. — М.: Прогресс, 1965. — 216 с.

Отрывок, характеризующий Безмолвная весна

– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.