Непогрешимость папы римского

Непогреши́мость (Безоши́бочность) римского папы (лат. Infallibilitas — «неспособность заблуждаться») — догмат Римско-католической церкви, утверждающий, что, когда папа определяет учение Церкви, касающееся веры или нравственности, провозглашая его ex cathedra (то есть, по учению РКЦ, как глава Церкви), он обладает непогрешимостью (безошибочностью) и ограждён от самой возможности заблуждаться. Слово «непогрешимость» в данном значении близко по смыслу слову «погрешность» и ни в коем случае не означает «безгрешности» папы. Во избежание неправильного понимания слова «непогрешимость» в официальных текстах на русском языке Католической церковью используется преимущественно термин «безошибочность».

Согласно данному догмату, вероучительная «безошибочность папы является даром Святого Духа, данным папе римскому как преемнику апостола Петра в силу апостольского преемства, а не из-за его личных качеств (как и любой другой христианин, папа римский не ограждён от совершения грехов и нуждается в покаянии и исповеди)».

Не следует путать с

1. безгрешностью (impeccabilitas) Бога, Который не может согрешить по природе, а также способность спасённых не грешить в силу освящающей благодати (обожения).
2. безошибочностью или непогрешимостью (infallibilitas) торжественного Учительства Святой Церкви.

Согласно католической вере, в Церкви «двойной субъект» (см. Либеро Джероза, Петер Эрде) высшей власти это Коллегия Епископов и папа как глава Коллегии (CIC can. 336). Вселенский Собор есть институциональное выражение этой власти в торжественной форме (CIC, can. 337, § 1).

История

В 1869 году папа Пий IX созвал Первый Ватиканский собор.

Первоначально на нём предполагалось рассмотреть, во-первых, католическое вероучение в связи с современным развитием науки и философии и, во-вторых, — сущность и организационную структуру церкви.

Были приняты определения относительно традиционного католического учения о сущности Бога, Откровения и веры и об отношении веры и разума.

Первоначально не предполагалось обсуждать догмат о Infallibilitas; однако вопрос был поставлен по настоянию партии ультрамонтан и после длительных прений был решён в компромиссном варианте (с оговоркой «ex cathedra»).

Догмат официально провозглашён в догматической конституции Pastor Aeternus 18 июля 1870 года наряду с утверждением «ординарной и непосредственной» власти юрисдикции понтифика во вселенской Церкви. В догматической конституции определены условия — произнесение ex cathedra, а не частное учительство, и сфера применения — суждения о вере и нравственности, вытекающие из истолкования Божественного Откровения.

Первый Ватиканский собор (DS 3011) ещё не различал торжественное (solemni) и ординарное (ordinario) Учительство Церкви (Магистериум), но это различие устоялось после энциклики папы Пия XII Humani Generis. К ординарному Учительству относится учения епископов и папы не Соборные и не Ex cathedra. Не всякий Соборный текст (хотя Собор — это торжественное Учительство Церкви), является догматическим. Харизма безошибочности распространяется не на все Соборные тексты, а только на те дефиниции, которые Собор сам определил как Учительство. Например, Ив Конгар уточнял: «Единственной частью Догматической конституции о Церкви, которую можно счесть подлинно догматической декларацией, является абзац, касающийся сакраментальности епископата» (En guise de conclusion, vol. 3).

И действительно, в тексте Второго Ватиканского собора в Догматической Конституции о Церкви есть торжественная вероучительная дефиниция: «Священный Собор учит, что Епископы по Божественному установлению наследуют Апостолам как пастыри Церкви, и слушающий их слушает Христа, а отвергающий их отвергает Христа и Пославшего Его» (Lumen Gentium III, 20).

Применение

Папа римский только однажды воспользовался своим правом провозгласить новое учение ex cathedra: в 1950 году папа Пий XII провозгласил догмат о Вознесении Пресвятой Девы Марии. Догмат о безошибочности был подтверждён на II Ватиканском соборе (1962—1965) в догматической конституции о Церкви Lumen Gentium.

Отношение в других христианских Церквах

Православие

Наряду с догматом о непорочном зачатии Девы Марии и филиокве догмат стал одним из главных камней преткновения в межконфессиональном диалоге между католицизмом и православием, видящим в нём нарушение догмата церковной соборности (кафоличности).

Протестантизм

Большинство современных протестантов рассматривают единоначалие папы как исторически обусловленную форму церковного управления и скорее как человеческое заблуждение, чем орудие дьявола. Тем не менее безошибочность папы римского и первенство юрисдикции по-прежнему остаются в числе наиболее важных препятствий для объединения католиков и литургических протестантов, таких как лютеране и англикане.

Литература

1. Католическая энциклопедия. Т. 1. Статьи Безошибочность и Безошибочность папы. Изд. францисканцев, М., 2002.
2. Беляев Н. Догмат папской непогрешимости: Папский догмат в процессе образования и развития до XIV в. Историко-критический обзор. Казань: Тип. Императорского университета, 1882.
3. Brian Tierney. Origins of Papal Infallibility 1150—1350. Leiden, 1972.
4. Thils G. Primaute et infaillibilite du pontife a Vatican I et autres etudes d’ecclesiologie. Leuven, 1989.
5. [www.svd.catholic.by/library/ytpik.htm Ю.Табак Православие и Католичество. Основные догматические и обрядовые расхождения]

См. также

• Первый Ватиканский собор

Ссылки

• [www.apologia.ru/papa-00.htm Догматическая конституция Pastor Aeternus, I Ватиканский собор (русск.)]
• [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt063.html Догматическая конституция Lumen Gentium, II Ватиканский собор (русск.)]
• [ccconline.ru/ Катехизис Католической Церкви]
• [www.unavoce.ru/library/tyszkiewicz_infallability.html Возражения против безошибочности римского епископа. Католический свящ. С. Тышкевич]
• Православный священник В. Васечко. [www.pravmir.ru/article_398.html Догмат о вероучительной непогрешимости римского первосвященника] на сайте Православие и мир.

Отрывок, характеризующий Непогрешимость папы римского

Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.