Безуглый, Иван Семёнович

Иван Семёнович Безуглый
Дата рождения	23 октября 1897(1897-10-23)
Место рождения	село Заерок, Российская империя (ныне Старобельский район, Луганская область)
Дата смерти	4 декабря 1983(1983-12-04) (86 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	ВМФ Пехота Авиация ВДВ
Годы службы	1916 — 1953 годы
Звание
Командовал	47-й стрелковый полк 46-й стрелковый полк 201-я воздушно-десантная бригада 5-й воздушно-десантный корпус 9-й воздушно-десантный корпус 32-я стрелковая дивизия 158-я стрелковая дивизия 5-й гвардейский стрелковый корпус 39-й гвардейский воздушно-десантный корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России Советско-польская война Советско-финская война (1939—1940) Великая Отечественная война Советско-японская война
Награды и премии

Иван Семёнович Безуглый (23 октября 1897 года, село Заерок, ныне Старобельский район, Луганская область — 4 декабря 1983 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-лейтенант (1944 год).

Начальная биография

Иван Семёнович Безуглый родился 23 октября 1897 года в селе Заерок ныне Старобельского района Луганской области.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

С мая 1916 по февраль 1918 года служил в ВМФ России в чине матроса 1-й статьи.

С июня 1918 года служил в рядах РККА.

В ходе Гражданской войны командовал взводом в Кексгольмском полку. С августа 1918 года служил красноармейцем ЧК в Балашов, затем командовал ротой во 2-й бригаде Украинского фронта, особой группе Харьковского направления и Заднепровской Украинской советской дивизии. С июня 1919 года служил в 16-й стрелковой дивизии имени В. И. Киквидзе на должностях инструктора политотдела дивизии, военкома 137-го Тамбовского стрелкового полка, политического комиссара 140-го, 137-го и 138-го стрелковых полков. Принимал участие в боях на Южном фронте против войск под командованием генерала А. И. Деникина на реке Северский Донец и в районе Острогожска. Принимал участие в августовском контрнаступлении, в Воронежско-Касторненской операции и наступлении в Донской области, Ростово-Новочеркасской, Доно-Манычской, Тихорецкой и Кубано-Новороссийской операциях. В ходе советско-польской войны воевал на Западном фронте на полоцком, островском и минском направлениях. В 1920 году в боях был дважды ранен. Приказом РВС № 160-1922 г. за боевые отличия был награждён орденом Красного Знамени.

Межвоенное время

С окончанием войны Безуглый продолжил служить в 16-й стрелковой дивизии на должности военкома 48-го стрелкового полка. По окончании Военно-политического семинара военных комиссаров в Петрограде в марте 1923 года служил в 47-м стрелковом полку этой же дивизии, где исполнял должность военкома и временно исполняющего должность командира полка. С октября 1924 по август 1925 года проходил обучение на курсах усовершенствования комсостава «Выстрел». В октябре 1926 года Безуглый был переведён в 46-й стрелковый полк этой же дивизии, где исполнял должность военкома полка, а с марта 1928 года служил на должностях командира и комиссара этого полка.

С октября 1929 по апрель 1930 года проходил обучение на курсах доподготовки командиров-единоначальников в Ленинграде.

С декабря 1931 года был слушателем КУКС ВВС РККА при Военно-воздушной академии РККА имени Н. Е. Жуковского, по окончании которых в мае 1932 года был назначен на должность помощника командира 21-й авиационной бригады по материальному обеспечению. В июне 1933 года был назначен на должность командира авиаполка 3-й воздушно-десантной бригады, в декабре — на должность помощника командира этой бригады, а в октябре 1938 года — на должность командира 201-й воздушно десантной бригады, успешно участвовавшей в составе 15-й армии в ходе в советско-финской войны. За отвагу и мужество, проявленные в боях, Иван Семёнович Безуглый был награждён вторым орденом Красного Знамени.

Великая Отечественная война

В июне 1941 года был назначен на должность командира 5-го воздушно-десантного корпуса (Северо-Западный фронт). В ходе приграничных сражений с 26 июня по 3 июля корпус в составе оперативной группы под командованием генерала С. Д. Акимова вел тяжёлые оборонительные бои против 4-й танковой группы противника в районе Даугавпилса, а затем отступал на псковском, затем холмском и далее демянском направлениях. В начале октября 1941 года корпус остановил наступление противника на рубеже озёр Велье и Селигер. С октября 1941 года генерал-майор Безуглый формировал 9-й воздушно-десантный корпус (ПриВО). 30 марта 1942 года за использование боевых самолетов в личных целях, невыполнение в срок приказов Военного совета ВДВ о передаче самолетов другим соединениям Иван Семёнович Безуглый был отстранён от занимаемой должности, а в июне был понижен в воинском звании до полковника.

В июне 1942 года был назначен на должность командира 32-й стрелковой дивизии, занимавшей с декабря 1942 года оборону северо-восточнее города Демидов. С 27 января 1943 года находился на лечении в госпитале в Москве в связи с полученным ранением. В марте Безуглый был назначен исполняющим должность командира 158-й стрелковой дивизии, которая под его командованием участвовала в Ржевско-Вяземской, Духовщинско-Демидовской и Смоленской операциях. 1 сентября 1943 года был восстановлен в воинском звании «генерал-майор». С 20 октября 1943 года дивизия принимала участие в наступлении на витебском направлении.

В январе 1944 года был назначен на должность командира 5-го гвардейского стрелкового корпуса, участвовавшего в Витебско-Оршанской, Каунасской, Мемельской, Восточно-Прусской операциях и освобождении городов Каунас, Таураге и других. За прорыв укрепленной полосы обороны противника на подступах к Витебску и уничтожение группировок неприятеля Иван Семёнович Безуглый был награждён орденом Суворова 2-й степени, а 15 июля 1944 года было присвоено воинское звание «генерал-лейтенант». В январе 1945 года корпус прорвал Инстербургский оборонительный рубеж, обеспечив освобождение Кёнигсберга. За умелую организацию боевых сражений на этом рубеже и форсирование реки Дайме был награждён орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени. 25 февраля Безуглый был ранен и эвакуирован в госпиталь, и по окончании лечения с конца апреля вновь был назначен на должность командира 5-го гвардейского стрелкового корпуса. Боевые действия в ходе Великой Отечественной войны корпус завершил во время Земландской операции.

С окончанием войны в мае 1945 года корпус в составе 39-й армии был выведен в резерв Ставки ВГК, а затем передислоцирован в Монголию, где был включён в состав Забайкальского фронта. В августе корпус под командованием Безуглого принимал участие в Хингано-Мукденской наступательной операции во время советско-японской войны. В ходе операции корпус силами подвижной группы и передовых отрядов разгромил противника, прикрывавшие подступы к перевалам Большого Хингана, а затем принимал участие в овладении городов Улан-Хото, Солунь и Чанчунь. За умелое командование корпусом в боях с японскими войсками Иван Семёнович Безуглый был представлен к званию Героя Советского Союза, но награждён орденом Кутузова 1 степени.

Послевоенная карьера

С окончанием войны генерал-лейтенант Безуглый продолжил командовать корпусом. С января 1947 года находился в распоряжении Управления кадров СВ, а затем был направлен на учёбу на ВАК при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, по окончании которых в феврале 1948 года был назначен на должность командира 39-го гвардейского воздушно-десантного корпуса, а в феврале 1950 года — на должность помощника командующего 11-й гвардейской армией ПрибВО.

С декабря 1952 года генерал-лейтенант Иван Семёнович Безуглый находился в распоряжении ГУК Советской Армии, а в июне 1953 года вышел в отставку. Умер 4 декабря 1983 года в Москве.

Награды

• Орден Ленина (21.02.1945)
• Четыре ордена Красного Знамени (1922, 20.05.1940, 03.11.1944, 1949)
• Орден Кутузова 1 степени (08.09.1945)
• Два ордена Суворова 2 степени (22.09.1943, 03.07.1944)
• Орден Богдана Хмельницкого 2 степени (15.04.1945)
• Медаль «20 лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (1938)
• Медали;
• Иностранный орден.

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 8—10. — ISBN 5-901679-08-3.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 218—220. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Отрывок, характеризующий Безуглый, Иван Семёнович

В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее: