Безымянка (станция)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 53°12′21″ с. ш. 50°15′11″ в. д. / 53.2059000° с. ш. 50.2531556° в. д. / 53.2059000; 50.2531556 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.2059000&mlon=50.2531556&zoom=18 (O)] (Я)
Станция Безымянка
Куйбышевская железная дорога
Отделение ж. д.:

Самарское отделение

Дата открытия:

1903 год

Выход к:

улицам

Код станции:

657803

Код в «Экспресс-3»:

2024620

Безымя́нка — железнодорожная станция Куйбышевской железной дороги.

Обслуживает крупные промышленные предприятия, расположенные в данной части города (промзона Безымянка).

На территории станции расположена одноимённая платформа (остановочный пункт электропоездов).





География

Расположена на юго-востоке города Самара между платформами «Пятилетка» и «Стахановская» в 9 км к востоку от станции Самара и является второй после неё по значимости в городе.

Из города выезд через станцию осуществляется по двум направлениям: на Жигулёвское море и на Кинель.

История

Первое упоминание о резъезде Безымянка было в смете на строительные работы Оренбургской железной дороги в 1884 году.

В 1903 году ветка от Оренбурга до Самары, в том числе и разъезд Безымянка, были присоединены к Самаро-Златоустовской железной дороги. Название «Безымянка» разъезд получил в связи с тем, что располагался в степи за пределами города Самара, по соседству не имелось населённых пунктов или других географических ориентиров. При разъезде возник небольшой посёлок железнодорожников, который постепенно расширялся за счет дачных участков.

В 1914 году вблизи разъезда построен Самарский железнодорожно-ремонтный завод («Сажерез»). В августе 1932 года завод был расширен, в 1935 году стал называться Куйбышевским заводом запасных частей (КЗЗЧ) имени Валериана Куйбышева. Численность персонала достигла около двух тысяч человек, завод выпускал паровозные и вагонные рессоры, буксы, оси, пружины и другие детали. Разъезд Безымянка был преобразован в станцию. [1]

В 1940 году станция получила дальнейшее развитие в связи с началом строительства вблизи неё авиационных заводов и Безымянской ТЭЦ и созданием вблизи станции Управления особого строительства НКВД СССР и Безымянлага. Летом 1941, после начала Великой Отечественной войны на станцию стали прибывать в большом количестве эшелоны с персоналом и оборудованием заводов, эвакуируемых из Москвы, Смоленска, Воронежа и других городов.

Напишите отзыв о статье "Безымянка (станция)"

Примечания

  1. [www.vkonline.ru/article/77563.html Рабочая Безымянка]

Ссылки

  • [rutube.ru/video/4be4008bb8ddf37912354cef386c2e68/ Фильм к 130 летию ж.д. станции Безымянка]
  • [news.samaratoday.ru/news/106445/ Разъезд «Безымянка»]

Отрывок, характеризующий Безымянка (станция)

– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.