Бейшеналиев, Болот
Поделись знанием:
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
| Болот Бейшеналиев | |
 | |
| Имя при рождении: |
Болот Бейшеналиев. |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
селение Калмак-Ашуу, Кеминский район, Киргизская ССР, СССР. |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Бишкек, Киргизия. |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1957—2002 |
| Награды: | |
Болот Бейшеналиев (25 июня 1937 — 18 ноября 2002) — советский кинематографист, актёр театра и кино. Народный артист Киргизии. Отец актёра Азиза Бейшеналиева.
Содержание
Биография
Болотбек Бейшеналиев родился 25 июня 1937 г. в селении Торт-Куль, Токтогульского района Киргизской ССР.
Окончил студию при Киргизском театре оперы и балета (1957) и Ташкентский театрально-художественный институт (1963). Работал помощником и ассистентом режиссёра на киностудии «Киргизфильм». Народный артист Кыргызстана.
Ушел из жизни 18 ноября 2002 года. Правительство Кыргызской Республики приняло постановление «Об увековечивании памяти народного артиста Кыргызской Республики Болота Бейшеналиева». Согласно ему, его имя будет присвоено кинотеатру «Спутник» в пгт. Кемин Кеминского района Чуйской области, перед зданием кинотеатра будет установлен бюст Народного артиста Кыргызстана.
В 1976 году претендовал на роль японского детектива Исидо в приключенческом фильме «Транссибирский экспресс».[1]
Фильмография
- 1964 — Белые горы
- 1965 — Первый учитель — учитель Дюйшен
- 1966 — Белые, белые аисты — Каюм
- 1966 — Андрей Рублёв — татарский хан
- 1967 — Житие и вознесение Юрася Братчика — Мурза Селим
- 1967 — Материнское поле — Касым (дублировал В. Ферапонтов)
- 1967 — Звёзды и солдаты — Чингиз
- 1967 — Места тут тихие — Стёпа Овчинников
- 1968 — Джамиля — художник
- 1968 — Красные пески — Миршараповкомандир
- 1968-1972 — Освобождение — танкист
- 1969 — Колония Ланфиер — Гули
- 1969 — Где 042? — матрос якут Номоконов
- 1971 — Без страха — Усубалиев
- 1971 — Захар Беркут — Пета
- 1971 — Поклонись огню — Азизов
- 1972 — Горизонты — Таир Мурзин
- 1972 — Седьмая пуля — Хасанов
- 1972 — Горячий снег — Касымов
- 1972 — Последний форт
- 1973 — Дмитрий Кантемир — крымский хан
- 1973 — Ветер каждый день
- 1973 — Открытая книга — умирающий
- 1973 — Тайна забытой переправы
- 1974 — Абу Райхан Беруни — Сиявуш
- 1974 — Дмитрий Кантемир — эпизодическая роль крымский хан
- 1974 — Кто был ничем…
- 1975 — Восход над Гангом — Маматкул
- 1975 — Это было в Межгорье — Каримбаев
- 1975 — Тот станет всем
- 1975 — Человек уходит за птицами — эпизод
- 1976 — Зеница ока — Эркин
- 1976 — Мне надо посоветоваться (короткометражный)
- 1977 — Мама, я жив (ГДР)
- 1977 — Долг — кузнец Темирбей
- 1979 — Три дня в июле
- 1979 — Возвращение чувств — Бакый
- 1979 — Ищи ветра — эпизод
- 1979 — Эхо далёких выстрелов
- 1979 — Отец и сын — охотник
- 1979 — Последняя охота — эскимос
- 1980 — От Буга до Вислы — партизан
- 1981 — Когда уходят киты — Ветлы
- 1981 — Через Гоби и Хинган — Исии, японский офицер
- 1981 — Мужество — китаец Фен
- 1981 — Год дракона — Ван
- 1981 — Право на выстрел — шкипер «Мики-18»
- 1981 — Владивосток, год 1918 — Исато
- 1982 — Белый шаман — Чёрный шаман
- 1982 — Казачья застава — хунхуз Лю Фан Чин
- 1982 — Огненные дороги — казах
- 1982 — Профессия — следователь — Шурпетов
- 1983 — Семён Дежнёв — Сахей
- 1983 — Срок давности — бригадир
- 1984 — Чокан Валиханов — старик
- 1984 — Первый
- 1984 — Позывные «Вершина»
- 1984 — ТАСС уполномочен заявить — Лао, китайский советник
- 1986 — Золотая баба — вогульский шаман Воюпта
- 1986 — Тайны мадам Вонг — Лу
- 1986 — Торо (короткометражный)
- 1987 — Даниил — князь Галицкий — беклярбек Куремса
- 1988 — На помощь, братцы! — Опекун
- 1988 — Гадание на бараньей лопатке — Батва
- 1989 — Маньчжурский вариант (оригинальное название «Хотуман Отель»)
- 1989 — Султан Бейбарс — Калаун
- 1989 — Гарем Степана Гуслякова — Смагулов
- 1990 — Очарованный странник — старый татарин
- 1990 — Духов день — Жадобин
- 1991 — Азиат
- 1991 — Последнее путешествие Каипа
- 1991 — Гибель Отрара — Чингисхан
- 1992 — Печать сатаны (Кыргызстан)
- 1992 — Рэкет — Мустафа Калабаев
- 1994 — Замок — староста
- 1995 — Абай (Франция, Казахстан)
- 1996 — Тот, кто нежнее — Султан Хан-Гирей
- 1999 — Мама — эпизод
Напишите отзыв о статье "Бейшеналиев, Болот"
Примечания
- ↑ [el.kz/m/articles/view/content-24898 Ли Олег Сафронович]. el.kz. Проверено 2 апреля 2016.
Ссылки
- [www.kino-teatr.ru/kino/acter/m/post/373/works/ Фильмография на Кино-театр]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Бейшеналиев, Болот
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
