Бекман, Альфред Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Альфред Андреевич Бекман
Род деятельности:

изобретатель, военный моряк, девиатор

Дата рождения:

31 декабря 1896(1896-12-31)

Место рождения:

Одесса

Гражданство:

СССР СССРРоссия Россия

Дата смерти:

16 декабря 1991(1991-12-16) (94 года)

Место смерти:

Петрозаводск, Республика Карелия

Альфред Андреевич Бекман (1896—1991) — советский военный моряк, изобретатель, автор ряда учебных пособий по судовождению, штурманским и навигационным приборам, изобретатель «речного счислителя пути на фарватере», создатель лоцийного описания Онежского озера, Кемского морского прибрежного фарватера[1].





Биография

Родился в семье механика Доброфлота Андрея Андреевича Бекмана и Иды Романовны Бекман.

В 1901 г. семья переехала в Царское Село, где А. А. Бекман окончил Императорскую Николаевскую Царскосельскую гимназию (1914), после чего поступил и окончил военно-морские классы гардемаринов в Петрограде.

На учебном судне «Орел» совершил плавание на Камчатку, в Корею и Японию.

14 апреля 1917 г. приказом командира 2-ой бригады линкоров № 65 был назначен на линейный корабль «Гражданин» (бывший «Цесаревич») Балтийского флота вахтенным офицером, участвовал осенью 1917 г. в Моонзундском морском сражении.

1 ноября 1917 г. Бекман был откомандирован в Кронштадт в Минный офицерский класс.

В 1918 г. — старший флаг-секретарь 1-й бригады линкоров, командировался для доставки финской Красной Гвардии инвалюты, хранившейся на «Гражданине» в виде особого фонда.

Был секретарем и переводчиком морской комиссии в Либаве, участвовавшей в работе по заключению Брестского мира. Участвовал в походе на пароходе «Рига» для эвакуации краснофлотцев.

В июле 1919 г. помощник (заместитель) заведующего делами Высшей военно-морской инспекции.

В 1920 г. был переведен в Москву в Генмор, приказом командующего Морскими Силами Республики № 32 от 19 марта 1920 был включен представителем Генмора в бюро по организации выставки музея Красной Армии и Флота.

С 1921 г. — флаг-офицер у командующего всеми Морскими и Речными силами Республики (Коморси) А. В. Нёмитца, участвовал в боевых действиях на Азовском море против флота Врангеля, после отвоевывания Крыма занимался переброской сухопутных частей из Крыма на Таманский полуостров.

В начале 1920-х гг. арестовывался на четыре месяца, был освобожден.

С 1922 по 1924 гг. — младший флагман при преемнике Нёмитца Э. С. Панцержанском. Служил вахтенным начальником.

С 1924 г. — помощник командира эсминца «Незаможник». С 1925 г. — помощник командира эсминца «Петровский».

В конце 1925 года А. Бекман — флагманский штурман дивизиона подводных лодок.

В мае 1926 г. был арестован органами ОГПУ по подозрению в шпионаже.

Сидел на Лубянке, в Бутырской тюрьме.

После осуждения направлен в Соловецкий лагерь особого назначения, занимал должность смотрителя Соловецкого маяка.

С 1927—1932 гг. — комендант аэродрома и заведующий метеостанцией воздухолиний в Медвежьей Горе и Усть-Цильме.

С 1935 г. служил на Беломорканале по вольному найму как девиатор, затем заведующий компасной частью навигационной камеры, начальник навигационного сектора Беломорканала, арестовывался, но был освобожден.

Во время Великой Отечественной войны А. А. Бекман работал в Архангельске, занимаясь корректировкой карт для арктического плавания и приборной оптики.

После войны жил в Медвежьегорске, затем в Петрозаводске. Работал в Беломорско-Онежском пароходстве. Организатор и руководитель навигационной камеры пароходства, признанной лучшей в системе речного флота РСФСР.

В 1956 г. был реабилитирован. С 1961 г. — на пенсии.

При участии слесаря В. Варжунтовича изобрел принципиально новый прибор в судовождении — «Речной счислитель пути», который определял скорость вращения винта, силу встречного или бокового ветра, высчитывая скорость движения судна и указывая на карте точное местоположение судна на фарватере, при приближении к опасным зонам подавая звуковой сигнал-предупреждение.

Прибор был протестирован на реке Водле в 1969 г., реке Волге в 1970 г., признан как изобретение Госкомитетом Совета Министров СССР по делам изобретений и открытий[2].

Оставил воспоминания о службе в 1917—1920-х годах.

Похоронен в Петрозаводске на городском кладбище «Бесовец».

Награды

Напишите отзыв о статье "Бекман, Альфред Андреевич"

Примечания

  1. Шлейкин, Ю. В. Бекман Альфред Андреевич / Ю. В. Шлейкин // Карелия: энциклопедия. В 3 т. Т. 1. А-Й. — Петрозаводск, 2007. — С. 151
  2. [www.gov.karelia.ru/Karelia/534/73.html Цыганков А. Отец и сын]

Литература

  • Черемовский И. Для облегчения труда судоводителей // Водник Карелии. 1975. 30 августа.
  • Милов Н. Создатель автоматического лоцмана // Ленинская правда. 1973. 12 августа.
  • Стрелков П. Когда годы не помеха // Водник Карелии. 1976. 30 декабря.
  • Рудный В. После приказа // Литературная Газета. 1977. 11 декабря.
  • А.Цыганков Русский интеллигент // Молодежная Газета Карелии. 1991. 28 декабря.
  • Нелли Кузнецова Дальний отблеск Моонзунда //Молодежь Эстонии. 2007. 26 октября.
  • Бекман А. А. // Жизнь замечательных петрозаводчан. — Петрозаводск, 2013. — Т. 2. — С. 72-83.

Труды

  • Бекман А. Руководство по обращению со штурманскими приборами и уходу за ними". М., 1947
  • Бекман А. Пособие судоводителю озерного плавания. Рекомендовано учебно-методическим советом при управлении кадров МРФ в качестве учебника для школ командного состава флота. 2-е издание Речной транспорт 1958 г. 186 с.
  • Бекман, А. А. Устройство и эксплуатация штурманских приборов [Текст] : учебное пособие для курсовой сети / А. А. Бекман. — М. : Транспорт, 1970.
  • Бекман А. Руководство для плавания буксирных судов в Онежском озере

Ссылки

  • [ptzgovorit.ru/encyclopedia/bb/bekman-alfred Бекман А. А.]
  • [heninen.net/bekman/alfred/ Сайт «Бекман Альфред Андреевич»]
  • [kfinkelshteyn.narod.ru/Tzarskoye_Selo/Uch_zav/Nik_Gimn/NGU_Bekman.htm Альфред Андреевич Бекман]
  • [profbeckman.narod.ru/Vek20Rc.pdf А. А. Бекман]
  • [tsarselo.ru/yenciklopedija-carskogo-sela/istorija-carskogo-sela-v-licah/bekman-alfred-andreevich-1896---1991.html#.V0S7I-RbfJE А. А. Бекман]

Отрывок, характеризующий Бекман, Альфред Андреевич

Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.