Бек, Людвиг

Людвиг Август Теодор Бек
Людвиг Бек в 1936 году
Дата рождения	29 июня 1880(1880-06-29)
Место рождения	Бибрих, Германская империя
Дата смерти	20 июля 1944(1944-07-20) (64 года)
Место смерти	Берлин, Третий рейх
Принадлежность	Германская империя Веймарская республика Третий рейх
Род войск	Сухопутные войска
Годы службы	1898—1938
Звание	генерал-полковник
Сражения/войны	Первая мировая война
Награды и премии

Людвиг Август Теодор Бек (нем. Ludwig August Theodor Beck; 29 июня 1880, Бибрих, Гессен — 20 июля 1944, Берлин) — генерал-полковник германской армии (1938 год). Начальник Генерального штаба Сухопутных войск в 1935—1938 годах. Лидер выступления военных против Адольфа Гитлера 20 июля 1944 года.

Семья

• Отец — Людвиг Бек, крупный промышленник, основатель и руководитель литейного металлургического завода «Людвиг Бек АГ», доктор философии, доктор инженерных наук honoris causa, профессор.
• Мать — Берта, урождённая Драудт.
• Жена — Амалия, урождённая Пагенштехер. Свадьба состоялась в 1916 году, уже в следующем году она скончалась после родов.
• Дочь — Гертруда.

Учёба и служба до Первой мировой войны

• В 1886—1891 учился в реальной гимназии в Бибрихе.
• В 1891—1898 учился в гуманитарной гимназии в Висбадене, получил аттестат с отличием.
• 12 марта 1898 поступил фаненюнкером в 15-й (1-й Верхнеэльзасский) полевой артиллерийский полк в Страсбурге.
• В 1898—1899 учился в военном училище в Нейссе.
• С 8 октября 1898 — фенрих (прапорщик).
• В 1899 окончил военное училище с отличием.
• С 18 августа 1899 — лейтенант, продолжил службу в своём полку.
• В 1902—1903 учился в объединённом артиллерийском и инженерном училище в Шарлоттенбурге (Берлин).
• С 18 сентября 1903 — адъютант 1-го дивизиона своего полка.
• В 1908—1911 учился в Берлинской военной академии, которую успешно окончил.
• С 17 сентября 1909 — обер-лейтенант.
• С 1911 вновь служил адъютантом 1-го дивизиона своего полка, переведенного из Страсбурга в Саарбург-Мёрхинген.
• 22 марта 1912 причислен к Генеральному штабу и откомандирован в Большой Генеральный штаб.
• С 1 октября 1913 — гауптман (капитан).
• 22 марта 1914 зачислен в штат Большого Генерального штаба.

Участие в Первой мировой войне

• С 2 августа 1914 — 2-й офицер Генштаба в штабе 6-го резервного корпуса (возглавлял квартирмейстерский отдел штаба).
• С 1915 — 1-й офицер Генштаба в штабе 117-й пехотной дивизии (возглавлял оперативный отдел штаба).
• В 1916 — 1-й офицер Генштаба в штабе 13-й резервной дивизии.
• С 25 ноября 1916 служил в штабе группы армий «Кронпринц» (в ноябре 1918, после свержения в Германии монархии, переименована в группу армий «Б»)
• С 18 апреля 1918 — майор.
• В 1918—1919, продолжая служить в штабе группы армий «Б», служил в ликвидационной комиссии Большого Генерального штаба.

Всю войну прослужил на Западном фронте. Был награждён многими орденами:

• Железным крестом 1-го и 2-го класса.
• Рыцарским крестом ордена Дома Гогенцоллернов с мечами.
• орденом Прусской королевской короны 4-го класса.
• Рыцарским крестом 1-го класса Королевского саксонского ордена Альбрехта с мечами.
• Рыцарским крестом 1-го класса Королевского вюртембергского ордена Фридриха с мечами.
• Гамбургским Ганзейским крестом.
• Бременским Ганзейским крестом.
• Великогерцогским Ольденбургским крестом Фридриха Августа 1-го и 2-го класса.
• Крестом княжества Шаубург-Липпе за верную службу.
• турецким орденом Железного полумесяца.

Служба в рейхсвере

• 1 октября 1919 был зачислен в штаб 4-го командования рейхсвера, выполнял особые поручения командующего рейхсвером генерала Ганса фон Секта.
• С 1 октября 1920 служил в штабе 2-й кавалерийской дивизии.
• С 1 октября 1922 — командир артиллерийского дивизиона 6-го артиллерийского полка, расквартированного в Мюнстере.
• С 15 апреля 1923 — оберст-лейтенант (подполковник).
• С 1 октября 1923 служил в штабе 6-го военного округа и 6-й пехотной дивизии, расквартированной в Мюнстере, руководил вспомогательными армейскими курсами, на которых осуществлялась подготовка офицеров Генштаба (создавать военную академию в рейхсвере было запрещено по условиям Версальского мирного договора).
• С 1 октября 1925 — 1-й офицер Генштаба в штабе 4-го военного округа и 4-й пехотной дивизии (штаб в Дрездене).
• С 1 февраля 1927 — начальник штаба 4-го военного округа и 4-й пехотной дивизии.
• С 1 ноября 1927 — оберст (полковник).
• С 1 февраля 1929 — командир 5-го артиллерийского полка, штаб которого был размещён в Ульме. В 1930 выступил в защиту троих своих подчинённых — молодых лейтенантов, вступивших в нацистскую партию, несмотря на запрет военнослужащим участвовать в политической деятельности. Офицеры были отданы под суд и осуждены, тогда как Бек считал, что в их отношении можно ограничиться дисциплинарными взысканиями.
• С 1 февраля 1931 — генерал-майор.
• С 1 октября 1931 — начальник штаба 1-го командования группы сухопутных войск, расположенного в Берлине. Соавтор (вместе с Карлом Германом фон Штюльпнагелем) капитального военно-теоретического труда «Управление войсками».
• С 1 февраля 1932 — командующий артиллерией 4-го военного округа.
• С 1 октября 1932 — командир 1-й кавалерийской дивизии (штаб во Франкфурте-на-Майне).
• С 1 декабря 1932 — генерал-лейтенант.

Служба в вермахте

С 1 октября 1933 сменил генерала Вильгельма Адама на должности начальника Войскового управления (аналога Генерального штаба, создание которого было запрещено Германии Версальским мирным договором). В 1934 награждён Почётным крестом фронтовика (как и другие ветераны Первой мировой войны). Был сторонником достаточно осторожного увеличения численности германских вооружённых сил на основе планов, разработанных ещё до прихода к власти нацистов — с 10 до 21 дивизии, тогда как Гитлер принял решение увеличить армию до 36 дивизий.

1 июля 1935, после официального переименования Войскового управления в Генеральный штаб, стал начальником Генштаба сухопутных войск (1935—1938 гг.). Считал, что вермахтом должны руководить военные профессионалы, сыграл основную роль в создании на основе небольшого Войскового управления масштабного органа — «мозгового центра» германской армии. С 1 октября 1935 — генерал артиллерии.

Бек не участвовал в совещании 5 ноября 1937 года, на котором Гитлер объявил о подготовке к военным действиям. Но уже 9 ноября 1937 он встречался с главнокомандующим сухопутными войсками генерал-полковником Вернером фон Фричем и министром иностранных дел Константином фон Нейратом — во время этого неформального совещания его участники пришли к выводу о крайней опасности последствий вовлечения страны в войну, однако Гитлер отказался изменить свои планы. В начале 1938 Бек поддержал генерала фон Фрича, ложно обвинённого в гомосексуализме и уволенного в связи с этим от занимаемой должности. В 1938 подготовил ряд меморандумов, в которых подверг критике агрессивные планы Гитлера, считая, что они носили слишком рискованный характер. В мае 1938 выступил против плана нападения на Чехословакию.

В июле 1938 направил меморандум на имя главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковника Вальтера фон Браухича, в котором призвал к уходу высшего военного руководства страны в отставку, чтобы не допустить начала войны:

На карту поставлен вопрос о существовании нации. История заклеймит руководство вооружённых сил кровавой виной, если они не будут действовать в соответствии со своими профессиональными и государственно-политическими качествами и совестью. Их послушание солдата имеет границы там, где их знания, их совесть и их чувство ответственности повелевают им отказаться от выполнения приказа. Если к их советам и предупреждениям в такой обстановке не прислушиваются, тогда они имеют право и обязаны перед народом и историей уйти со своих постов. Если все они будут действовать сплочённо в своей решимости, проведение военной операции станет невозможным. Тем самым они уберегли бы Отечество от самого худшего — гибели.

Однако германский генералитет (включая и фон Браухича) отказался последовать призыву Бека, который в августе 1938 подал рапорт об отставке и фактически прекратил исполнять обязанности начальника Генштаба. 27 августа отставка была принята, но в условиях обострения международной ситуации в связи с Судетским кризисом об этом было объявлено позже — 31 октября 1938. Гитлер желал сохранить видимость единства в военной элите, поэтому отставка Бека носила почётный характер — он был произведён в чин генерал-полковника и назначен почётным полковником 5-го артиллерийского полка, которым ранее командовал (особое отличие для отставных военачальников).

В 1938—1940 Бек написал ряд военно-теоретических работ («Полководец в войне», «Германия в будущей войне», «Стратегия», «Размышления о войне» и др.), опубликованных после его смерти.

Первые годы войны показали, что многие прогнозы Бека в краткосрочной перспективе не оправдались — так, он преувеличивал решимость правящих кругов Англии и Франции противостоять германской агрессии. Однако последующее развитие событий подтвердило его принципиальную правоту как в общем, так и в ряде частностей (например, в указании на опасность бомбардировок территории Германии в случае начала войны, которую недооценивали как Гитлер, так и главнокомандующий германской авиацией Герман Геринг).

Глава военной оппозиции Гитлеру

Находясь в отставке, генерал Бек объединил вокруг себя офицеров, настроенных оппозиционно по отношению к нацистскому режиму. В 1938—1940 они неоднократно обсуждали планы государственного переворота и устранения Гитлера, однако военные успехи германской армии сделали эти планы на время неактуальными. Он пользовался уважением и со стороны гражданских противников режима, с которыми сотрудничал в рамках общества «Среда», включавшего в себя 16 интеллектуалов. Авторы книги «Июльский заговор» Роджер Мэнвелл и Генрих Френкель так характеризуют Бека:

Он был очень умным и целеустремлённым человеком, видным теоретиком военного дела и всегда придерживался либеральных взглядов. Но он был уже далеко не молод, имел слабое здоровье, страдал от бессонницы и частой зубной боли, которую врачи считали неизлечимой… Знавшие Бека люди говорили, что это был мудрец или философ, истинный джентльмен, сочетавший милосердие и безусловный авторитет. Каждое его слово, каждый жест дышал благородством. От него, казалось, исходила аура честности и искренности. Он являлся сердцем движения и его общепризнанным главой (вместе с Гёрделером). Если разгорались споры, Бек, как никто другой, умел утихомирить страсти.

Вопрос о либеральном характере политических взглядов Бека носит спорный характер. Скорее, его можно назвать умеренным консерватором, взгляды которого, однако, были шире, чем у многих коллег по вермахту. Так, находясь в отставке, он находил возможным взаимодействие с представителями левых сил — социал-демократами — и даже налаживание контактов с коммунистами, к которым, впрочем, относился резко отрицательно. Был кандидатом на должность временного главы государства в случае свержения Гитлера.

Лидер выступления 20 июля

Бек стал одним из руководителей военного заговора, который привёл к покушению на Гитлера и попытке захватить власть в стране 20 июля 1944. В этот день прибыл в здание военного министерства на Бендлерштрассе в Берлине (где находился штаб армии резерва) и возглавил выступление военных. В условиях неясности вопроса о гибели Гитлера заявил:

Для меня этот человек мёртв. И этим определяются все мои дальнейшие действия. Мы не имеем права отступать от этой линии, иначе внесём смятение в наши собственные ряды. Неопровержимо доказать, что Гитлер — именно он, а не его двойник, — действительно жив, Ставка сможет не раньше чем через несколько часов. А к тому времени акция в Берлине должна быть закончена.

Связался с командующим вермахтом во Франции генералом Карлом Германом фон Штюльпнагелем (в прошлом своим соавтором по книге «Управление войсками») и главнокомандующим вооружёнными силами на Западе фельдмаршалом Хансом Гюнтером фон Клюге, призвав их поддержать участников заговора. Но если Штюльпнагель ответил согласием (и приказал арестовать руководящих чинов СС в Париже), то Клюге, после некоторых колебаний, отказался содействовать заговорщикам. Вечером 20 июля Бек смог связаться с командованием группы армий «Север» на Восточном фронте, которому передал свой единственный за этот день приказ — начать подготовку к отводу войск из Курляндии в Восточную Пруссию для того, чтобы избежать окружения и усилить оборону германской территории. Приказ был проигнорирован — позднейшие события подтвердили правоту позиции Бека.

Поздно вечером заговор был подавлен, а его руководители, включая генерала Бека — арестованы. Около 23 часов 15 минут Бек обратился с просьбой к командующему армией резерва генералу Фридриху Фромму (участвовавшему в подавлении заговора) разрешить ему покончить с собой. Однако попытка самоубийства оказалась неудачной — Бек только ранил себя. В полубессознательном состоянии он попросил дать ему другой пистолет, но и вторая попытка не привела к смертельному исходу. Тогда Фромм приказал одному из своих подчиненных добить старого генерала выстрелом в шею.

Тело Бека, как и четверых участников заговора, расстрелянных по приказу Фромма, было захоронено на кладбище церкви святого Матиаса в Берлине. Но уже 21 июля Гитлер приказал вырыть трупы, кремировать их и останки развеять по ветру, что и было исполнено.

Память о Людвиге Беке

В современной Германии генерал Бек считается одним из героев антинацистского Сопротивления. Учреждена премия Людвига Бека за гражданское мужество. Выпущена почтовая марка с его портретом.

Людвиг Бек в популярной культуре

• В немецком фильме «Операция „Валькирия“» роль Людвига Бека сыграл актер Ремо Джироне.
  
• В американском фильме «Операция „Валькирия“» роль Людвига Бека сыграл актер Теренс Стэмп.
  
• В киноэпопее «Освобождение» роль Людвига Бека сыграл немецкий актер [de.wikipedia.org/wiki/Werner_Wieland Вернер Виланд].
  
• В российском телесериале «Тухачевский. Заговор маршала» (2010) роль начальника штаба сухопутных войск Германии генерала Бека исполнил Сергей Петров.

Библиография

на русском языке

• Залесский К. А. Начальники Генерального штаба вермахта. М., 2007.
• Мэнвелл Р., Френкель Г. Июльский заговор. — М.: Центрполиграф, 2007. — 268 с. — 5000 экз. — ISBN 978-5-9524-3062-4.
• Ганс Бернд Гизевиус. До горького конца. Записки заговорщика. — Смоленск: Русич, 2002. — 688 с. — 7000 экз. — ISBN 5-8138-0381-5.

на иностранных языках

• Correlli Barnett. [books.google.com/books?id=LLL81vhDAeUC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_book_other_versions_r&cad=10#v=onepage&q=&f=false Hitler's Generals]. — New York, NY: Grove Press, 1989. — 528 p. — ISBN 0-802-13994-9.
• Gerd F. Heuer. Die Generalobersten des Heeres, Inhaber Höchster Kommandostellen 1933—1945. — 2. — Rastatt: Pabel-Moewig Verlag GmbH, 1997. — 224 p. — (Dokumentationen zur Geschichte der Kriege). — ISBN 3-811-81408-7.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_b/bek.html Биография]

Отрывок, характеризующий Бек, Людвиг

– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.