Бек, Миккель

Миккель Бек
Общая информация
Полное имя	Миккель Венге Бек
Родился	12 мая 1973(1973-05-12) (50 лет) Орхус, Дания
Гражданство	Дания
Рост	191 см
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1992—1993	Б-1909	13 (2)
1993—1996	Фортуна Кёльн	79 (26)
1996—1999	Мидлсбро	91 (24)
1999	Дерби Каунти	18 (2)
1999—2000	→  Ноттингем Форест	5 (1)
2000	→  Куинз Парк Рейнджерс	11 (4)
2000	→  Ольборг	10 (8)
2000—2002	Лилль	33 (5)
2002	→  Ольборг	12 (4)
Национальная сборная**
1995—2000	Дания	19 (3)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Миккель Венге Бек (дат. Mikkel Venge Beck; родился 12 мая 1973 года в Орхусе, Дания) — бывший датский футболист, нападающий известный по выступлениям за «Мидлсбро» и сборную Дании. Участник чемпионатов Европы 1996 и 2000 годов. Сын датского футболиста Карла Бека.

Клубная карьера

Бек начал свою карьеру в любительском клубе «Колдинг», после окончания своего дебютного сезона он подписал контракт с командой Датской Суперлиги «Б-1909». Отыграв на родине один сезон, Меккель перешёл в немецкую «Фортуну» из Кёльна. До февраля 1995 года Бек восстанавливался от травмы спины, полученной в августе 1994 года. После восстановления он забил 5 голов в первых пяти матчах и получил приглашение в национальную команду.

В 1995 году он получил приз — лучшему датскому молодому футболисту года. После окончания Евро-96 Миккель перешёл в английский «Мидлсбро». Несмотря на то, что он помог команде выйти в финал Кубка Англии, клуб вылетел в Чемпионшип. Миккель остался в команде и сыграл важную роль в её возвращении в Премьер-лигу в следующем году. В марте 1999 года «Дерби Каунти» за 500 тыс. фунтов выкупил трансфер футболиста. Бек не смог выйти на тот уровень результативности, который был у него в «Боро», и вынужден был выступать на правах аренды за английские «Ноттингем Форест» и «Куинз Парк Рейнджерс», а также датский «Ольборг». Во время выступления на родине Миккель забил 8 голов в 10 матчах за команду и помог ей выйти в финал Кубка Дании. Благодаря этим успехам он был включен в заявку на Евро-2000.

После турнира Миккель за 500 тыс. фунтов перешёл во французский «Лилль». Недовольный низкой результативностью форварда тренер клуба Вахид Халилходжич отдал Бека в аренду в «Ольборг». После возвращения в «Лилль» Миккель получил травму, которая оставила его вне игры на 18 месяцев. В сентябре 2003 года он пробовал реанимировать карьеру в испанской «Кордобе», но получил травму на второй тренировке. В январе 2004 года Беком активно интересовался «Кристал Пэлас», но повышенная травматичность Миккеля не позволила руководству английского клуба заключить с ним контракт, и он закончил карьеру футболиста. Сейчас Бек работает футбольным агентом.

Международная карьера

31 мая 1995 года в матче против сборной Финляндии Бек дебютировал за сборную Дании. В 1996 году Миккель был включен в заявку на участие в чемпионате Европы в Англии. На турнире он принял участие во встречах против Турции и Хорватии.

В 2000 году Бек во второй раз принял участие в чемпионате Европы в Бельгии и Нидерландах. На турнире он сыграл в двух матчах против сборных Франции и Чехии.

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/mikkel-venge-beck/222242 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.soccerbase.com/players/player.sd?player_id=9722 Статистика на soccerbase.com] (англ.)
• [www.dbu.dk/landshold/landsholdsdatabasen/LBasePlayerInfo.aspx?playerid=977&teamtypeid=330 Danish national team profile]
• [www.aabsport.dk/96CF7553-3EFB-42E0-9F3E-B9DE67F765D4.W5Doc?id=5ca09db8-bd23-484c-abf0-60a57b482da0 AaB profile]

Отрывок, характеризующий Бек, Миккель

Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.