Бек, Юзеф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юзеф Бек
польск. Józef Beck<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр иностранных дел Польши
2 ноября 1932 года — 30 сентября 1939 года
Предшественник: Аугуст Залеский
Преемник: Аугуст Залеский
 
Рождение: 4 октября 1894(1894-10-04)
Варшава, Царство Польское, Российская империя
Смерть: 5 июня 1944(1944-06-05) (49 лет)
Станешть, Румыния
 
Награды:

Юзеф Бек (польск. Józef Beck; 4 октября 1894, Варшава — 5 июня 1944, Станешть, Румыния) — польский государственный деятель, министр иностранных дел Польши в 1932—1939 гг.





Ранние годы

До Первой мировой войны Бек учился в Львовском политехническом институте. С началом Первой мировой войны вступил в Польскую военную организацию, был одним из соратников Пилсудского. Перебравшись в Австро-Венгрию, служил в Первой бригаде Польских легионов, участвовал в боях на восточном фронте, получил звание полковника. Когда польские легионы в Австро-Венгрии были распущены и интернированы, был заключен в лагерь для военнопленных, где создал подпольную группу. После революции в России занимался подготовкой польских военных формирований на территории Германии и Австро-Венгрии.

После обретения Польшей независимости служил военным атташе во Франции (1922—1923), затем вернулся в Польшу. Участвовал в Майском перевороте 1926 года, приведшем к власти Пилсудского. С 1926 по 1930 был начальником кабинета военного министерства. В 1930-м году стал заместителем премьер-министра, а в 1932-м министром иностранных дел. Занимал этот пост до начала Второй мировой войны.

Министр иностранных дел

На посту министра иностранных дел Бек пытался проводить политику балансирования между Германией и СССР. В июле 1932 года заключил Договор о ненападении между Польшей и Советским Союзом, а в январе 1934-го Договор о ненападении между Германией и Польшей.

После смерти Пилсудского в 1935-м году, власть в Польше оказалась в руках правящей группы из трех человек — маршала Рыдз-Смиглы, президента Мосцицкого и Бека, при этом Бек фактически определял внешнюю политику Польши. Он разработал концепцию так называемой «Третьей Европы», предполагавшую создание союза и военного блока Польши, Италии, Югославии, Венгрии и Румынии. Как министр иностранных дел Бек прилагал значительные усилия для её реализации, однако потерпел полную неудачу.

В 1935 году, польско-немецкие отношения усиливаются. Польша для сближения проводит антисоветскую политику - например, в 1936 году, советско-румынские переговоры были сорваны, так как Польша заявила о возможности разрыва дипломатических отношений, в случае заключения союза.

24 октября 1938 года были предъявлены территориальные претензии Германии к Польше. Гитлер настоял на том, что необходимо передать во владение немцам город Данциг, построить двухколейную железную дорогу через «польский коридор», обладавшую экстерриториальностью, также Польше было необходимо присоединиться к Антикоминтерновскому пакту, в обмен на получение выхода к морю за счет Литвы. Бек отказался выполнять эти условия, однако, уже в марте 1939 года, из-за захвата Мемеля, после которого Польша оказалась окружена Германией со всех сторон, кроме восточной, польский МИД дал согласие на строительство дороги, но без экстерриториальности.

Сыграл значительную роль в месяцы, предшествовавшие началу Второй мировой войны, отвергнув предъявленные Польше требования Германии. Вместе с тем, Бек отклонил предложение СССР о заключении пакта о взаимопомощи.

Вторая мировая война

После вторжения Германии в Польшу, Бек призвал Францию и Великобританию выполнить свои обязательства, следовавшие из данных Польше гарантий. Когда Польша потерпела поражение, вместе с остатками польского правительства Бек бежал в Румынию, где был интернирован и арестован румынскими властями. В последние годы работал над своими мемуарами, названными им «Последний рапорт».

Умер 5 июня 1944 года от туберкулёза.

В 1991 году останки Бека были перевезены в Польшу и захоронены в Воинское Повонзки, воинском кладбище, где покоятся знаменитые поляки.

Напишите отзыв о статье "Бек, Юзеф"

Литература

  • Mieczyslaw B. Biskupski, The History of Poland Westport, Conn., Greenwood Press, 2000.
  • Anna Cienciala, «The Munich Crisis of 1938: Plans and Strategy in Warsaw in the Context of Western Appeasement of Germany» pp. 48–81 from The Munich crisis, 1938: Prelude to World War II, edited by Igor Lukes and Erik Goldstein, London, Frank Cass, Inc., 1999.
  • Sean Greenwood, «The Phantom Crisis: Danzig, 1939,» pp. 247–72 from The Origins of the Second World War Reconsidered: A.J.P. Taylor and the Historians, edited by Gordon Martel, London, Routledge, 1999.
  • Henry L. Roberts, "The Diplomacy of Colonel Beck, " pp. 579–614 from The Diplomats, 1919—1939, edited by Gordon A. Craig and Felix Gilbert, Princeton, Princeton University Press, 1953.


Отрывок, характеризующий Бек, Юзеф

Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.