Белавенец, Пётр Иванович

Пётр Иванович Белавенец
Дата рождения	17 мая 1873(1873-05-17)
Место рождения	Кронштадт
Дата смерти	18 марта 1932(1932-03-18) (58 лет)
Место смерти	Ленинград
Принадлежность	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Годы службы	1891—1917
Звание	Капитан 1-го ранга
Сражения/войны	Русско-японская война
Награды и премии

Пётр Иванович Бела́венец (17 мая 1873 года — 18 марта 1932 года) — российский военный и военно-морской историк, геральдист, один из основателей российской вексиллологии, писатель, нумизмат, офицер флота, участник Цусимского сражения, капитан 1-го ранга.

Биография

Пётр Иванович Белавенец родился 17 (29) мая 1873 год в Кронштадте в семье офицера Российского императорского флота И. П. Беловенца. Представитель дворянского рода Беловенцов Поречского уезда Смоленской губернии.

Военная служба

В 1895 году окончил Морской кадетский корпус. После присвоения офицерского чина — мичмана, проходил службу на кораблях Черноморского флота. В 1900 году окончил Офицерский артиллерийский класс. В 1901 году произведён в лейтенанты флота. Находясь на действительной морской службе, прослушал полный курс, и в 1903 году завершил обучение в Петербургском археологическом институте.

С началом Русско-японской войны П. И. Белавенец подал рапорт о направлении на боевой корабль. В декабре 1904 года был назначен старшим артиллерийским офицером броненосца береговой обороны «Адмирал Сенявин», на котором совершил переход на Дальний Восток в составе 3-й Тихоокеанской эскадры. Участник Цусимского сражения, попал в плен к японцам, пробыл в Японии девять месяцев. Находясь в плену собрал большую коллекцию монет стран Дальнего Востока, вместе с переводчиком перевёл на русский язык 30 томов сочинений по японской и китайской нумизматике. Коллекцию монет и книг Белавенца приобрёл Эрмитаж в 1910 году. За свои работы П. И. Белавенец был избран членом Японского нумизматического и Японского Азиатского обществ.

В 1907 году был возвращён из плена на родину и продолжал службу на Черноморском флоте. В 1910 году перевёлся на Балтийский флот. В 1911 году был произведён в капитаны 2 ранга. В 1913 году заочно окончил Московский археологический институт. За время службы на флоте был награждён орденами Святого Станислава 2-й и Святой Анны 2-й и 3-й степеней. В 1917 году был уволен в отставку с производством в капитаны I ранга. Работал в Народном военно-историческом музее войны 1914—1918 гг., затем заведовал Знамённым отделом Отдела охраны памятников искусств при Наркомате просвещения. Вместе с отделом перешёл в Артиллерийский исторический музей, где и трудился до конца жизни.

По настоянию П. И. Белавенца была восстановлена и приведена в порядок гробница генерал-адмирала графа Ф. М. Апраксина в Златоустовском монастыре в Москве, перенесён из Николаева в Севастополь памятник герою обороны Севастополя матросу И. В. Шевченко, восстановлены в Черноморском флоте и Каспийской флотилии пожалованные за Крымскую войну Георгиевские флаги, брейд-вымпелы и вымпелы.

Деятельность П. И. Белавенца получила высокое признание в стане и за рубежом. Он был избран членом Одесского общества любителей истории, Общества ревнителей истории, Петроградского археологического общества, членом Комиссии Музея севастопольской обороны, Эллинского историко-археологического музея в Афинах, Японского нумизматического и Японского Азиатского обществ, Северо-Китайского отделения Королевского общества.

Умер Пётр Иванович Белавенец 18 марта 1932 года.

Творческая деятельность

С 1899 года П. И. Белавенец начал публиковаться в журнале «Морской сборник». Статьи, очерки, рассказы и отдельные работы Петра Ивановича были посвящены истории русского флота. Являясь членом Особого совещания по вопросам о русских национальных цветах, в 1910—1911 годах начал заниматься геральдикой, историей военных гербов, знамён и флагов. Выступил инициатором создания в марте 1912 года Комиссии по описанию боевых трофеев русского воинства, старинных российских знамен и флагов. Один из основателей отечественной вексиллологии (науки знаменоведения). В 1921 году по поручению Военно-Исторической Секции Музейного Подотдела Петроградского Отдела Охраны Памятников искусства и старины он создал курс по знаменоведению. П. И. Белавенец написал свыше 60 книг и статей, часть которых вышла в свет уже после его смерти.

Ранние статьи писал под псевдонимами: Лейт. Б.; Лейт. П. Бел.

Награды

Российские:

• Орден Святой Анны 2-й степени (6 мая 1914)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1912)
• Орден Святой Анны 3-й степени (6 декабря 1902)
• Медаль «За труды по первой всеобщей переписи населения» (1897)
• Медаль «В память русско-японской войны» (светло-бронзовая, 1906)
• Медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых» (1913)
• Медаль «В память 200-летия морского сражения при Гангуте» (1915)

Иностранные:

• Знак, присвоенный званию officier d’Académie (Франция, 1905)
• Орден Князя Даниила I 3-й степени (Черногория, 1912)

Публикации

Книги и статьи по истории флота

• Двухсотлетие русского флота. (1696—1896). — Кронштадт.: Типография «Кронштадтский вестник», 1896. — 33 с.
• Генерал-адмирал граф Феодор Матвеевич Апраксин: Краткий биографический очерк. — Ревель.: Типография «Ревельские известия», 1899. — 31 с.
• Очаков: краткий исторический очерк военных действий русских морских и сухопутных сил у стен Очаковской твердыни. — Севастополь.: Типография Спиро, 1901. — 35 с.
• Адмирал П. С. Нахимов. — Севастополь.: Типография Спиро, 1902.
• Капитан 2-го ранга Иоганн-Рейнгольд фон дер Остен-Сакен, известный больше под именем капитана Сакена. — СПб.: Типография Морского Министерства в Главном Адмиралтействе, 1907. — 36 с.
• Лейтенант Зацаренный. — СПб., 1907.
• Значение флота в истории России. — СПб., 1909.
• [www.runivers.ru/lib/book3365/17217/ Нужен ли нам флот и значение его в истории России]. — СПб.: Товарищество Л. Голике и А. Вильборг, 1910. — 318 с.
• Материалы по истории русского флота. — М., Л.: Государственное военно-морское издательство НКВМФ СССР, 1940. — 152 с.

Книги и статьи по геральдике и вексиллологии

• [www.runivers.ru/lib/book6912/197092/ О знамёнах и гербе морского кадетского корпуса]. — СПб., 1901. — 11 с.
• [www.runivers.ru/lib/book4697/57810/ Краткая записка о старых русских знамёнах]. — СПб.: Сенаторская Типография, 1911. — 77 с.
• Изменение российского государственного герба в императорский период // Вестник императорского общества ревнителей истории. Вып. 2. — Пг., 1915.
• Флаг Царя Московского, хранившийся в кафедральном соборе города Архангельска с 1693 года // Бюллетень Управления геральдики Государственной архивной службы Российской Федерации. Вып. 1. — 1993. — 3 с.
• [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=7955 Цвета Русского Государственного национального флага: Записка Члена Особого Совещ., Кап.-Лейт. П.И. Белавенец] / Выс. учрежд. при М-ве юст. Особое совещ. для выяснения вопроса о рус. гос. нац. цветах. — СПб., 1910. — С. 24.
• Артиллерийский исторический музей. Знамённый отдел. — Л., 1927. — 44 с.

Семья и родовой герб

• Отец — Белавенец, Иван Петрович (29.05.1829 —22.2.1878) — морской офицер, капитан 1 ранга, участник Севастопольской обороны, создатель и первый директор Компасной обсерватории в Кронштадте, специалист в области девиации морских судов.
• Мать — Белавенец (урожд. Пишчевич) Анна Платоновна, дочь отставного полковника Лейб-гвардии гусарского полка Платона Александровича Пишчевич.
• Брат — Белавенец Платон Иванович ( 1870—1926) — чиновник Министерства внутренних дел Российской империи. Служил в Вооружённых силах Юга России. Эмигрировал в Югославию.
• Брат — Белавенец Борис Иванович (рожд. 1876) — полковник, участник Русско-японской и Первой мировой войн. Служил в Добровольческой армии. Эмигрировал в Югославию, затем во Францию, позднее в Парагвай.
• Брат — Белавенец Митрофан Иванович (рожд. 1874) — инженер лесного хозяйства, учёный-лесовод, земский деятель. Эмигрировал во Францию.
• Дочь — Медведева (урожд. Белавенец) Ксения Петровна (1905, Екатеринослав — 2000, Ниш, Сербия). Архитектор, педагог. Эмигрировала в Югославию, окончила Харьковский девичий институт императрицы Марии Федоровны (1924) в городе Нови-Бечей.

Родовой герб был пожалован отцу П. И. Белавенца — капитан-лейтенанту Ивану Петровичу Белавенцу 29 октября 1867 года. Описание герба (блазон):

В лазуревом щите золотой корабль. Щит увенчан дворянскими шлемом и короною. Нашлемник: два накрест положенные серебряные с лазуревыми крестами с золотыми древками флага, посреди коих золотой украшенный алмазами компас. Намёт лазуревый с золотом, окруженный лазуревою лентою с надписью «за полезные учёные труды 5 июня 1865 года»

— Сборник дипломных гербов Российского Дворянства, невнесенных в Общий Гербовник, том II, стр.98.

Ссылки

• [www.sevmb.com/about/history/p_1_at243_id313/ Краткая биография И. П. Белавенца]. Сайт Морской библиотеки им. М.П. Лазарева. Проверено 30 сентября 2014.
• [sovet.geraldika.ru/article/4858 П. И. Белавенец и его курс «Знаменоведение»]. Сайт «Геральдика сегодня». Проверено 30 сентября 2014.

Отрывок, характеризующий Белавенец, Пётр Иванович

Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.