Белая башня (Салоники)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 40°37′34″ с. ш. 22°56′54″ в. д. / 40.6263694° с. ш. 22.9484278° в. д. / 40.6263694; 22.9484278 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.6263694&mlon=22.9484278&zoom=14 (O)] (Я) Белая башня в Салониках (греч. Λευκός Πύργος, тур. Beyaz Kule) – памятник архитектуры и музей в прибрежном районе города Салоники, Греция. Башня, хоть и называется «белой», имеет цвет буйволовой кожи. Она находится на улице Победы (οδος Νικις) на берегу залива Термаикос Эгейского моря. В ней находится музей Византии, она является одной из главных достопримечательностей города. Недалеко от Белой башни расположен отель Македония Палас.

Изначально построенная турками как оборонительное сооружение, Белая башня стала печально известной тюрьмой и местом массовых казней. Она была существенным образом реконструирована и побелена после того, как в 1912 году город перешёл под власть Греции. Бывшая «Кровавая башня» превратилась в «Белую башню», которую мы знаем сегодня. Она стала символом города, а также символом греческого суверенитета Македонии.



Архитектурные особенности

Белая башня имеет форму цилиндра диаметром 23 метра, высотой 27 метров. На вершине башни имеется башенка диаметром 12 метров, высотой 6 метров. Доступ к некоторым амбразурам внешней стены осуществляется со спиралевидного пандуса, к остальным – из центрального зала на каждом из шести этажей. На крыше верхней башенки расположена площадка диаметром 10 метров. Вокруг башенки – площадка шириной около 5 метров.

В течение времени башня была коренным образом реконструирована. Согласно ранним изображениям, крыша башни была конусообразной, так же как в крепостях Йедикюле и Румелихисар в Стамбуле. Вплоть до 1917 года у подножия башни стояла камиза, защищающая площадь в три раза превышающую диаметр башни и прикрывающая тяжёлые орудия. Восьмиугольные башенки камизы и капониров позволяли вести огонь на подступах к башне. Неясно, была ли камиза построена изначально, или была пристроена позже.

История

Долгое время считалось, что башня, прикрывающая восточный фланг городских стен, была построена венецианцами, которым Византия уступила город в 1423 году. Но теперь доподлинно известно, что она была построена турками после того, как армия султана Мурада II захватила Салоники в 1430 году. Вплоть до 1912 года на стене башни имелась надпись на османском языке, датировавшая постройку 942 годом по Хиджре (15351536). Историк Франц Бабингер считал, что башня была построена великим османским архитектором Синаном, который известен авторством многих фортификационных сооружений, в том числе, подобной башни в албанском порту Валона в 1537 году. Возможно, что Белая башня была построена на месте старой башни, построенной византийцами и упоминавшейся в XII веке в трудах архиепископа Евстафия Солунского.

Белая башня последовательно использовалась османами как форт, казарма и тюрьма. В 1826 году указом султана Махмуда II здесь была учинена расправа над узниками. После этого она получила название «Кровавая башня» или «Красная башня», которое носила до конца XIX века.

Башня на протяжении многих столетий была частью городской стены Салоник. Она отделяла еврейский квартал города от еврейских и мусульманских кладбищ. Городские стены были снесены в 1866 году. После Первой Балканской войны, в 1912 году башня была побелена, это было символическим жестом, изображающим «очищение» башни. С этого момента, башня приобрела сегодняшнее название. В марте 1913 года недалеко от Белой башни был убит король Греции Георг I.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Белая башня (Салоники)"

Отрывок, характеризующий Белая башня (Салоники)

– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.