Белгородская и Старооскольская епархия

Не следует путать с древней Белгородской епархией по названию города Белгород под Киевом (ныне село Белогородка)

Белгородская епархия Русская православная церковь
Преображенский кафедральный собор
Основная информация
Страна	Россия
Митрополия	Белгородская
Епархиальный центр	Белгород
Основана	1657 (фактически 1667)
Кафедральный храм	Преображенский собор (Белгород)
Сан правящего архиерея	митрополит
Титул правящего архиерея	Белгородский и Старооскольский
Сайт	www.beleparh.ru/
Архиерей
Правящий архиерей	Иоанн (Попов)
с	18 июля 1995 года

Белгоро́дская епархия — епархия Русской православной церкви в административных границах города Белгорода, Белгородского, Корочанского, Новооскольского, Старооскольского, Чернянского и Шебекинского районов.

История

История белгородской епархии формально начинается с 1657 года, когда была «открыта» кафедра и митрополит Крутицкий Питирим получил титул митрополита Белгородского, но в Белгород не поехал, поскольку назначение было с целью «сослать опасного для Никона митрополита» из Москвы, где он был патриаршим викарием, на окраину; потому епархия в том году реально организована так и не была. Мотивировка привязки Белгородского края к Крутицкой митрополии была следующая: её территория некогда включала в себя Сарско-Золотоордынскую (Сарскую, Подонскую) епископию, в которую когда-то частично (южной частью) входили Белгородчина и Слобожанщина.

Белгородская епархия была фактически образована (выделена из Патриаршей области) только в 1667 году по постановлению Большого Московского собора для ближайшего и более успешного пастырского окормления отдалённых окраин России, зависевших до тех пор по духовному управлению частью от Москвы, частью от Киева, была учреждена митрополия в Белгороде: «да будет тамо архиерей». С самого основания епархия была поставлена в ряд митрополий и её иерархи назывались митрополитами Белоградскими и Обоянскими — так было до учреждения в 1721 году святейшего синода. С того же времени они именуются епископами или архиепископами, за исключением одного Антония Чернавского, рукоположённого в сан митрополита на родине.

С 1667 по 1787 годы архипастыри именовались Белоградскими и обоянскими, с 1787 по 1799 Белгородскими и курскими, а с 1799 года — Курскими и белгородскими.

Территория новообразованной епархии была «весьма большой», — более чем 10 раз больше по территории, чем в 2012 году; за прошедшее время епархия многократно делилась. В 1667 году епархия была «открыта» на юг (то есть не имела южных границ, включая тогда всю заселённую русскими территорию) и включала в себя 37 городов (20 «старых», севернее Белгородской черты, главный Белгород; и 17 «новых», то есть недавно построенных, в основном на Слобожанщине, главный Харьков), а в 1679 в епархии уже было 542 церкви.

Только в течение XVI—XVII веков на территории будущей Белгородской губернии возникает 59 монастырей, в том числе такие известные, как Харьковская Святогорская мужская пустынь в честь успения пресвятой Богородицы, Хотмыжский мужской монастырь в честь иконы пресвятой Богородицы «Знамение», Глинская пустынь.

Монастыри в Белгородском крае появились одновременно с присоединением его к территории Русского государства и в период своего возникновения принадлежали к числу окраинных, сыграв заметную роль в укреплении христианства и государственной власти во вновь присоединенном обширном крае. Поэтому в XVI веке по повелению царя Феодора Иоанновича основывается Коренная пустынь (Курский уезд), Троицкий монастырь в Белгороде — по повелению Бориса Годунова.

В 1722 году были образованы систематические духовные школы, по образовательному уровню не имевшие аналогов в то время в России. К 1727 году из 46 школ, существовавших в 21 епархии, 8 приходилось на белгородскую. Белгородская школа успешно развилась в Харьковский коллегиум, который, по отзывам современников, стал «одной из замечательнейших духовных школ» XVIII столетия.

К середине XVIII века в епархии действовал 31 монастырь. Белгородская епархия граничила с киевской митрополией и епархией в пределах Киевской губернии на западе и юго-западе, на востоке в пределах Азовской губернии она соседствовала с воронежской епархией в бассейне верховьев Дона. В таком составе белгородская епархия просуществовала до последней четверти XVIII века.

Белгородская епархия по реформе 1764 г. была отнесена к третьему классу. У монастырей отобраны их вотчины, а на содержание обителей назначены штатные оклады по трем классам. Безвотчинные монастыри либо упразднялись, либо оставлялись «на своем содержании». В результате секуляризации в епархии произошло огромное сокращение числа монастырей и монашествующих. Как исключение графу П. Б. Шереметеву удалось отстоять Богородицкую Тихвинскую пустынь, вероятно лишь потому, что содержалась она сугубо «иждивением» самого графа.

6 мая 1788 Святейший Правительствующий Синод издал общий именной указ о разделении епархий сообразно с разделением губерний, а в 1799 году из состава епархии выделена самостоятельная Слободско-Украинская (иначе Слободская и Харьковская) епархия с центром в Харькове (позднее переименованная в Харьковскую и Ахтырскую), а Белгородская епархия переименована в Курскую и Белгородскую, но до 1833 года епархиальные учреждения и управление оставались в Белгороде.

В 1905 года учреждено Белгородское викариатство Курской епархии. В ноябре 1933 года Белгородское викариатство преобразовано в Белгородскую епархию.

18 июля 1995 года постановлением Священного Синода РПЦ от была восстановлена Белгородская кафедра в пределах Белгородской области.

7 июня 2012 из состава Белгородской епархии были выделены Валуйская и Губкинская епархии со включением их в состав новообразований Белгородской митрополии.

Епископы

Белоградская и Обоянская епархия

• Питирим (1657) в управление не вступил
• Иоаким (Дьякович) (1667)
• Феодосий (17 мая 1667 — 20 августа 1671)
• Мисаил (14 сентября 1671 — 23 февраля 1684)
• Авраамий (Юхов) (13 июля 1684 — 6 августа 1702)
• Иустин (Базилевич) (1702 — 17 августа 1709)
• Иларион (Властелинский) (11 марта 1711 — 4 апреля 1720)
• Епифаний (Тихорский) (9 июля 1722 — 2 июля 1731)
• Досифей (Богданович-Любимский) (28 ноября 1731—1735)
• Арсений (Берло) (30 сентября 1735 — 3 января 1736)
• Петр (Смелич) (20 июня 1736 — 16 сентября 1742)
• Антоний (Черновский) (6 сентября 1742 — 1 января 1748)
• Иоасаф (Горленко) (2 июня 1748 — 10 декабря 1754)
• Лука (Конашевич) (9 октября 1755 — 1 января 1758)
• Иоасаф (Миткевич) (26 апреля 1758 — 3 июня 1768)
• Порфирий (Крайский) (29 октября 1763 — 7 июля 1768)
• Самуил (Миславский) (28 декабря 1768 — 24 сентября 1771)
• Аггей (Колосовский) (9 февраля 1774 — 28 ноября 1786)
• Антоний (Румовский) (28 ноября 1786) — за смертию не был

Белгородская и Курская епархия

• Феоктист (Мочульский) (9 февраля 1787 — 16 октября 1799)

Белгородское викариатство Курской епархии

• Иоанникий (Ефремов) (3 июня 1905 — 15 ноября 1913)
• Никодим (Кононов) (15 ноября 1913 — 3 сентября 1918)
• Аполлинарий (Кошевой) (11 июня 1919—1921) с 1920 года в эмиграции
• Никон (Пурлевский) (1921—1923; 1924—1925)
• Евгений (Зёрнов) (13 августа — август 1930)
• Иннокентий (Клодецкий) (14 июня — 30 декабря 1931)
• Онуфрий (Гагалюк) (11 августа — 22 ноября 1933)

Белгородская епархия

• Антоний (Панкеев) (22 ноября 1933 — август 1934)

Белгородская и Грайворонская епархия

• Панкратий (Гладков) (22 июня 1942—1943)

Белгородское викариатство Курской епархии

• Иоанн (Попов) (4 апреля 1993 — 18 июля 1995)

Белгородская и Старооскольская епархия (с 2012 — Белгородская)

• Иоанн (Попов) (c 18 июля 1995)

Современное состояние

С 18 июня 1995 года правящий архиерей епархии — епископ (с 18 февраля 1999 архиепископ, с 18 июля 2012 митрополит) Иоанн (Сергей Леонидович Попов).

На архиерейском соборе в августе 2000 года от Белгородской и Старооскольской епархии прославлены в списке новомучеников и исповедников российских 17 человек. Память новомучеников и исповедников белгородских совершается 1 июня.

Благочиния

• 1-ое Белгородское благочиние (г. Белгород)
• 2-ое Белгородское благочиние (Белгородский район)
• 1-ое Старооскольское благочиние (г. Старый Оскол)
• 2-ое Старооскольское благочиние (Старооскольский район)
• Новооскольское благочиние (г. Новый Оскол и Новооскольский район)
• Чернянское благочиние (п. Чернянка и Чернянский район)
• Корочанское благочиние (г. Короча и Корочанский район)
• Шебекинское благочиние (г. Шебекино и Шебекинский район)

Литература

• Белогородская епархия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.pravenc.ru/text/77872.html Белгородское викариатство] // Православная энциклопедия. Том IV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — С. 510. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-009-9
• Прот. Олег Кобец. [www.pravenc.ru/text/77866.html Белгородская и Старооскольская епархия] // Православная энциклопедия. Том IV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — С. 506-508. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-009-9

Ссылки

• [www.beleparh.ru/ Белгородская и старооскольская епархия] Официальный сайт епархии.
• [stal-nevsky.ru/ Первое Старооскольское Благочиние] Официальный сайт.
• [blagovest.bel.ru/personals/bat/str/stro.htm/ Второе Старооскольское Благочиние] На официальном сайте епархии.
• [www.patriarchia.ru/db/text/31098.html Белгородская и старооскольская епархия] на официальном сайте МП.
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/or_file.cgi?3_966 Белгородская епархия] на сайте Русское православие.

Отрывок, характеризующий Белгородская и Старооскольская епархия

Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.