Белгородская крепость

Крепость
Белгородская крепость
Белгородская крепость в XVII веке
Страна	Россия
Город	Белгород
Дата основания	1596 г.
Состояние	не сохранилась

Белгородская крепость — южный форпост Русского государства вблизи основных татарских дорог. Считается, что первая крепость Белгород была отстроена в 1596 году.

Предыстория

По свидетельству русского ученого и путешественника, академик Санкт-Петербургской Императорской Академии наук В. Ф. Зуева ещё в конце XVIII века на меловой горе по правую сторону Донца сохранялись явственные следы белокаменной крепости, которую историки считали остатками хозарского города Саркела.

Вот как описал её В. Ф. Зуев: внутри защитных валов «на самом крутояре имелась каменная четвероугольная крепость с четырью главными воротами, башнями и рвом до половины крепости окружавшим. Стена толщиною была аршина в полтора, ныне срыты до основания, и даже если ещё где целые кирпичи попадутся, то жители Белгорода не уступят ими воспользоваться. Полуденная стена длиною в 280 шагов, боковые немного поменьше, а северная в 310 шагов. Первый же ров, окружающий крепость, расстоянием от стены на 170, а от оного второй на 210 шагов».

Возможно именно в это время были созданы несколько больших меловых пещер на территории современных Белгородской и Воронежской областей (см. напр. Монастырь Игнатия Богоносца, Холковский монастырь).

А. Мусин-Пушкин в своём «Историческом исследовании о местоположении древнего Российского Тмутараканского княжества» писал: «Белая Вежа. Под сим именем известны были три города: Белая Вежа, инако Саркел, город на Донце.., около того места, где в 1593 году Белгород Русский построен был, другая же Белая Вежа, в которой жили Греки и Козары, как явствует из письменного словаря И. Болтина… был древний город Греческий в устии Днепра, ещё третья была Белая Вежа в России, при верховье реки Остра».

В XV веке на Крымском полуострове после распада Зо­лотой Орды создалось Крымское ханство. Войска крымских ханов часто совершали набеги на южное порубежье Русско­го государства, проникали и в центральные районы страны. Они опустошали города и села, сжигая все, что не могли увезти с собой, захватывали в полон людей, снабжая «жи­вым товаром» невольничьи рынки.

По белгородской земле пролегали основные пути, по ко­торым татарские отряды двигались на север. Это прежде все­го Муравский шлях, или сакма. Он начинался от Перекопа, проходил к городам Ливны и Тула. Между реками Осколом и Корочей татарами была проложен Изюмский шлях, ко­торый за Ливнами соединялась с Муравским шляхом. В меж­дуречье Дона и Оскола лежал третий, Кальмиусский шлях.

На пути вражеских вторжений в середине XVI века была построена укрепленная линия — Тульская засечная черта, состоявшая из городов-крепостей, острогов, земляных валов и лесных засек (за рекой Окой, между Рязанью и Козель­ском). Но Тульская линия находилась довольно близко к Москве. Московское правительство решило поставить несколько крепостей у самого «дикого поля».

Первая крепость XVI века

Первая Белгородская крепость была построена осенью 1596 года на высоком мысу Белой горы (правый берег Северского Донца) в урочище «Северское городище». С востока Белгородскую крепость ограждал Донец с широкой болотистой поймой, с юга и северо-востока — глубокий овраг (по южному оврагу протекал ручей Ячнев Колодезь), с запада и северо-запада — густой лес, в ко­тором были устроены засеки и завалы. Крепость имела фор­му четырехугольника и занимала площадь размером примерно 230×238 метра.

С самого начала крепость состояла из кремля, острога и посада. Непосредственно у мелового обрыва высотой 45—50 метров располагался кремль, защищённый деревянными рубленными стенами, поставленными по земляному валу. Вал был обмазан слоем глины толщиной до 70 см, обожжённой с помощью костров. По углам и в середине стен на расстоянии 100—120 метров в разрывах вала были установлены деревянные башни, рубленные «в две стены» с заполнением пространства между срубами глиной. Аналогично были устроены и стены кремля, состоявшие из соединённых друг с другом срубов со сторонами 1,4×1,9 метров. С напольной стороны кремль был окружён рвом глубиной до двух метров с практически вертикальными стенами.

Вокруг кремля проходило два пояса оборонительных со­оружений. К реке вел прорубленный в мелу подземный ход- тайник. Крепость имела проезжие и глухие башни с бойни­цами для пушек. С её стен было видно на много километ­ров.

Просуществовала эта крепость 16 лет. В 1612 году она была взята, разграблена и сожжена польско-литовской армией. Чтобы улучшить защиту и водоснабжение крепости, московское правительство решило восстановить её на новом месте.

Вторая крепость

После «литовского разорения» 1612 года крепость восстанавливается на левом низком берега Северского Донца, «от старого городища 380 сажен». Строилась крепость под руководством воеводы Никиты Парамоновича Лихарева год. В 1613 году в крепость назначается воеводой стольник Владимир Игнатьевич Татищев.

Белгородская крепость на левом берегу Донца просуществовала 37 лет. По указу царя Алексея Михайловича в 1650 году она была перенесена на левый берег реки Везелица.

Третья крепость

Осенью 1650 году к валу Белгородской засечной черты, перекрывавшему Муровскую сакму между Ворсклой и Северским Донцом, в районе бывшего пивзавода (ныне — ТЦ «Славянский» и жилой комплекс «Славянский») на проспекте Б. Хмельницкого, где были Везелицкие ворота, был пристроен деревянный острог с обламами и 11 башнями, в том числе 4 четырёхугольными 4 проезжими. В плане острог имел форму трапеции. Южная стена с 5 башнями проходила по валу засечной черты и имела длину 370 метров. Восточная стена длиной 240 метров имела 3 башни, «Болховецкая» — была проезжей башней. Северная стена, длиной 350 метров, имела 4 башни, в ней находилась главная проезжая башня — «Московская».

В начале XVIII века, после присоединения Украины и строительства Украинской оборонительной линии, стратегическое значение Белгорода значительно уменьшилось. Согласно генеральному плану, утверждённому Екатериной II в 1768 году, «деревянный город» был ликвидирован и заменён открытым поселением с регулярной планировкой взаимно перпендикулярных улиц, существующих и поныне. В 1779 г. Белгород переводят в статус уездного города (1727—1779 годы — губернский город) Курского наместничества. Вскоре после завоевания Крыма, в 1785 году, поскольку угроза набегов крымских татар отпала и город стал далеко расположен от границ России, был исключён из числа действующих крепостей.

Современность

Вершины Белой горы многие годы были нетронутыми. Во второй половине XIX века, при прокладке железной дороги Курск—Харьков, строители обрушили восточную часть возвышенности, по которой проходила одна из стен кремля. Но в середине XX века на Белой (Меловой) горе ещё хорошо просматривались остатки древних валов и рвов.

В 1949 году постановлением Совета Министров СССР первая крепость была отнесена к археологическим памятникам всесоюзного значения и взята под охрану государства. Однако местными заводами по производству строительных материалов одновременно был поднят вопрос о продолжении использования Белой горы для добычи мела. Их аргументы возымели действие и со временем памятник истории и археологии был уничтожен.

Сейчас примерно на том месте, где располагался первый Белгородский кремль, находится памятник каменотёсу на кольце по ул. Студенческой.

См. также

• Нежегольск
• Белгородский разряд
• Белгородская губерния

Литература

• Зуев, В. Ф. [www.gerb.bel.ru/pages/kray/sarkel.htm Путешественные записки Василия Зуева от С.-Петербурга до Херсона в 1781—1782 году]. — СПб., 1787.
• Ильин А. И., Лимаров А. И. Белгородский кремль (конец XVI — середина XVIII вв.) / Рецензент канд. ист. наук А. Г. Дьяченко. — Харьков: Коллегиум, 2008. — 56 с. — ISBN 978-966-86-04-34-8.
• Кашкин А. В. [bigenc.ru/archeology/text/1853413 Белгородская крепость] // Большая Российская Энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2005. — Т. 3 «Банкетная кампания» 1904 — Большой Иргиз. — С. 195.
• Мусин-Пушкин, А. И. Историческое исследование о местоположении древнего Российского Тмутараканского княжества (чертеж, изображающий часть древней России до нашествия татар). — СПб., 1794.
• Книга Большому Чертежу / Подг. к печати и редакция К. Н. Сербиной. — М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950.

Ссылки

• Битюгин К. Е., Ильин А. И. [belstory.ru/mir-belogoryya/interesnoe/fortifikacziya-belgoroda.html Эволюция укреплений средневекового Белгорода 1596 — 1785 гг.] (belstory.ru)
• [sanchess-city31.livejournal.com/13245.html Истоки Белого города] (sanchess-city31.livejournal.com)
• [sanchess-city31.livejournal.com/tag/%D1%81%D0%BE%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C "Белая крепость" — дань истории или лубочная декорация?] (sanchess-city31.livejournal.com)
• [belstory.ru/mir-belogoryya/interesnoe/qpodzemnye-xody-belgorodaq.html Белгородская крепость] (belstory.ru)
• [sanchess-city31.livejournal.com/13727.html Шаги по Белгороду - Дозорная книга Белгорода]

Отрывок, характеризующий Белгородская крепость

– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.