Белгородский 12-й уланский полк
Поделись знанием:
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
| 12-й уланский Белгородский Императора Австрийского короля Венгерского Франца-Иосифа полк | |
 Полковой нагрудный знак | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Входит в |
12-я кав. див-я (12-й АК, Киевский ВО) |
| Часть |
кавалерия |
| Дислокация | |
| Знаки отличия |
|
12-й уланский Белгородский полк — кавалерийская воинская часть Русской императорской армии.
Формирование и кампании
Сформирован 16.01.1775 г., как Таганрогский Драгунский полк, из Вятского и Пермского Карабинерных полков.
- 1785 г. — в отряде Потемкина, против большой и малой Кабарды.
- 1787 г. — на Кавказской линии.
- 1788 г. — разведка Анапы.
- 1789 г. — участие в деле под Лабой.
- 1791 г. — штурм Анапы.
- 1796 г. — участие в экспедиции Зубова в Персию.
- 03.12.1796 г. — В составе Кавказской дивизии.
- 18.02.1797 г. — Полку назначены квартиры вокруг г. Григориополиса.
- с 31.10.1798 г. — Драгунский ген.-майора Ивашева полк.
- с 30.11.1798 г. — Драгунский ген.-майора Ланга полк.
- 21.01.1799 г. — Пожалованы штандарты: один с белым крестом и палевыми с алым углами и четыре с алым крестом и палевыми углами, все с золотой бахромой.
- с 03.04.1800 г. — вместе с Владимирским Драгунским полком составил 10-ти эскадронный Драгунский полк ген.-майора Обрезкова 1-го.
- 22.06.1800 г. — Пожалованы новые штандарты, образца 1800 года: пять зеленых с белыми углами, шитье и бахрома золотые.
- 30.03.1801 г. — полки снова разделены. Вновь назван Таганрогский Драгунский полк. Отнесен к Кавказской инспекции.
- 1804 г. — в отряде ген. Глазенапа на р. Чегемы.
- 16.08.1806 г. — 3-й эскадрон направлен на формирование Тираспольского Драгунского полка.
- 1807 г. — на Кавказской Линии при 19-й пехотной дивизии. Квартирует в г. Ставрополе.
- в 1811 г. возвращен в Россию.
- с 12.10.1811 г. — Вошел в состав 24-й кав. бригады.
- 1812 г. — в 8-й кав. дивизии (24 бр) приписан к кавалерийскому корпусу Графа Ламберта, расквартирован в Крыму.
- с 17.12.1812 г. — Таганрогский Уланский полк. Присвоено обмундирование Уланского образца с красным приборным цветом и золотым металлическим прибором, шапки белые, воротники синие. Вошел в состав 3-й Уланской дивизии.
- 1813 г. — участие в заграничном походе.
- 11.03.1816 г. — Установлено старшинство полка с 1775 года.
- 06.04.1817 г. — Полк назначен к поселению в Слободско-Украинской области.
- 15.08.1817 г. — Учрежден округ военного поселения Таганрогского Уланского полка. Переформирован в 6 действующих, 3 поселенных и 3 резервных эскадрона.
- 21.07.1819 г. — Полку подтверждено красное приборное сукно воротники синего мундирного сукна, шапки присвоены красного цвета.
- с 13.03.1826 г. — Белгородский Уланский полк.
- 25.02.1827 г. — В составе 2-й Уланской дивизии отправлен в Грузию. На Кавказе один эскадрон выделен на составление Сводного Уланского полка.
- 1829 г. — По окончании Турецкой войны полк возвращен в свой округ военного поселения. Сводный Уланский полк распущен.
- 21.03.1833 г. — При реформировании кавалерии 1-й и 2-й резервные эскадроны стали 7-м и 8-м действующие, а 3-й резервный стал 9-м резервным эскадроном. 2-я Уланская дивизия стала 1-й Уланской дивизией, присвоен № 15 и обмундирование Уланского Е. И. В. В. К. Михаила Николаевича полка, но без петлиц у офицеров. Установлена гнедая масть лошадей.
- 23.03.1835 г. — Упразднен 9-й резервный эскадрон. Полк переведён в 6-ти эскадронный состав. 7-й и 8-й эскадроны, оставленные в военных поселениях, присоединены к Оренбургскому Уланскому и Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича Гусарскому полкам, как резервные. Штандарт 4-го дивизиона сдан на хранение.
- 25.06.1838 г. — На древки всех штандартов пожалованы Юбилейные Александровские ленты и скобы с надписями
- с 28.07.1842 г. — Уланский Его Императорского Высочества Эрц-Герцога Австрийского Карла-Фердинанда полк.
- 31.12.1851 г. — После расформирования ряда полков, в полк поступили 1-й и 2-й эскадроны Оренбургского Уланского полка со своим штандартом, и составили 4-й дивизион (со старшинством от 1771 и 1797 годов). Полку присвоен № 11 и он вошел в состав 6-й Легко-Конной дивизии. Присвоено обмундирование Оренбургского Уланского полка.
- 18.01.1852 г. — Цвет приборного сукна изменен с оранжевого на красный.
- 1854 г. — участие в Восточной войне в Одессе.
- 17.04.1856 г. — присвоен № 12.
- 26.06.1856 г. — 7-й и 8-й эскадроны стали резервными
- 13.07.1856 г. — Полку присвоены мундиры с воротниками красного цвета, клапан — синий, прибороное сукно красного цвета, приборный металл — жёлтый, шапка и погоны желтые.
- 01.11.1856 г. — 3-й и 4-й дивизионы упразднены. Сформированы 5-й и 6-й резервные эскадроны, которым переданы штандарты и регалии от этих дивизионов.
- с 19.03.1857 г. — Белгородский Уланский Его Императорского Высочества Эрц-Герцога Австрийского Карла-Фердинанда полк. В составе 6-ей Легкой кавалерийской дивизии.
- 24.12.1863 г. — Упразднен 6-й резервный эскадрон, а 5-й резервный эскадрон отделен от полка на составление 6-й Резервной Кавалерийской бригады.
- с 25.03.1864 г. — 12-й Уланский Белгородский Его Императорского Высочества Эрц-Герцога Австрийского Карла-Фердинанда полк.
- 26.01.1872 г. — Полку присвоено прибороное сукно жёлтого цвета, приборный металл — жёлтый.
- 27.07.1875 г. — при реорганизации кавалерии вошел в состав 12-й кав. дивизии. (ЗХ) Расквартирован там же.
- 1877 г. — участие в Турецкой войне: сражение у Аблавы.
- 17.04.1878 г. — Пожалован знак отличия на головной убор с надписью «За отличiе въ Турецкую войну 1877 и 1878 годовъ».
- с 20.08.1880 г. — 12-й Уланский Белгородский Его Величества Императора Австрийского, Короля Венгерского полк.
- с 18.08.1882 г. — 35-й Драгунский Белгородский Его Величества Императора Австрийского, Короля Венгерского полк.
- 31.10.1882 г. — Присвоена форменная одежда драгунского образца, жёлтое приборное сукно и жёлтый приборный металл. Воротник установлен жёлтого цвета с темно-зеленым клапаном и выпушкой на нём.
- с 04.09.1884 г. — 35-й Драгунский Белгородский Его Величества Императора Австрийского, Короля Венгерского Франца Иосифа I полк. На погонах и эполетах установлена шифровка с вензелем.
- 15.02.1897 г. — При форменной одежде драгунского образца, присвоено светло-синее приборное сукно и белого приборный металл. Воротник установлен темно-зеленого цвета со светло-синим клапаном и выпушкой на нём.
- 09.05.1901 г. — В честь 200-летнего юблея, пожалован полковой Юбилейный штандарт образца 1900 года с образом Спаса Нерукотворного, и с надписью «1701 — 1801—1901», Александровская орденская лента.
- с 06.12.1907 г. — 12-й Уланский Белгородский Его Величества Императора Австрийского, Короля Венгерского Франца Иосифа I полк.
- 02.02.1908 г. — При форменной одежде уланского образца, присвоено жёлтое приборное сукно и жёлтый приборный металл. Воротник установлен жёлтого цвета с темно-синим клапаном и выпушкой. Погоны — желтые с темно-синей выпушкой. Клапан на воротнике шинели темно-синий с жёлтой выпушкой. Строевая шапка жёлтого цвета. Околыш фуражки жёлтый без выпушки.
- с 26.07.1914 г. — 12-й Уланский Белгородский полк, шефство отменено в связи с началом войны с Австрией.
- Мировая война: с 07.08.1914 г. — в составе 8-й армии (Юго-Западный фронт).
- 14.08.1914 г. — Чинам полка отменены вензеля на эполетах, а на погонах установлена шифровка по № полка.
- на 22.12.1916 г. — 12-я Кавалерийская дивизия в составе VI-го кавалерийского корпуса, при 6-й армии (Румынский фронт)
- 15.07.1917 г. — VI-й кавалерийский корпус назван корпусом смерти.
Возрождён в Белом движении во время Гражданской войны в России.
Знаки отличия
Полковая песня
В двенадцать часов по ночам,
В год каждый - девятого мая
Трубач белгородцев тревогу трубит,
На тризну героев сзывая.
И звуки тревоги волною плывут
От Збруча до самых Карпат,
Где все побывали, где славу видали,
Где гордо пронесся уланский Штандарт.
А майская ночь навевает былое,
Про те тихие, мирные дни,
Когда вместе сходились девятого мая
За дружной беседой они.
И звуки трубы достигли могил,
Героев на тризну сзывая
К мчатся к Российской границе они,
Чтоб вспомнить девятое мая.
С полей Гайворонки, с венгерских долин,
Один за другим прибывают;
Их раны, как звезды в осеннюю ночь,
На цвете защитном сверкают.
Примчались и стали - не верят себе,
Ух больно их много собралось,
И спросят они старика-трубача:
"В полку, значит, мало осталось?"
Ответит трубач: "Вашей славой живем.
Вашу смерть и дела прославляя;
Сегодня вас вспомнили всех, дорогих,
В наш праздник девятого мая
Умолкнул трубач ... Все притихло кругом ...
Вновь открылись седые могилы
И сошли в них опять, кто прославил наш полк,
И себя вечной славой покрыли.
И тот самый трубач, что под Рудой в бою
На заре нам победный отбой протрубил,
Он сигналом печальным героев-улан
Вновь к могилам сырым проводил.
Но промчатся года, мир забудет о нас,
Позабудет и грозную пору,
Лишь трубач в эту ночь по могильным холмам
Протрубит одиноко тревогу.
Но не встанут кресты на могилах былых,
В ночь весеннюю небу внимая,
И трубач не пройдет по могилам былым
В бывший праздник девятого мая.
Слова ген. И.И. Чекатовского
- знак на шапки за отличие в турецкую войну 1877—78 гг.
- александровская юбилейная лента на штандарте
Командиры
- 31.03.1798 — 27.11.1798 — полковник Карабьин Яков
- 08.03.1799 — 03.04.1800 — подполковник (с 11.03.1800 полковник) фон Трейден, Леонтий Иванович
- 30.03.1801 — 24.08.1806 — полковник фон Трейден Леонтий Иванович
- 23.10.1806 — 15.03.1811 — майор (с 12.12.1807 подполковник) Нефедьев, Сергей Васильевич
- 15.03.1811 — 07.02.1814 — полковник Куроедов, Прокофий Васильевич
- 01.06.1815 — 30.12.1815 — полковник Клебек, Егор Ермолаевич
- 30.12.1815 — 12.01.1816 — полковник князь Абомелик, Давид Семенович 2-й
- 12.01.1816 — 30.08.1816 — полковник Клебек Егор Ермолаевич
- 30.08.1816 — 22.10.1816 — полковник Степанов, Гаврила Иванович 3-й
- 22.10.1816 — 15.05.1817 — полковник Гундиус, Вилим Антонович
- 15.05.1817 — 23.10.1819 — полковник Степанов 3-й Гавр. Ив.
- 23.10.1819 — 13.03.1826 — подполковник (с 31.07.1820 полковник) Маков
- 1831—1835 — полковник Панютин, Василий Константинович
- 1848—1853 — полковник Тимковский, Александр Иванович
- 16.06.1901 — 05.11.1904 — полковник Зандер, Георгий Александрович
- 14.11.1904 — 11.02.1908 — полковник Хитрово, Владимир Михайлович
- 28.02.1908 — 08.09.1913 — полковник Франковский, Владислав Игнатьевич
- 19.09.1913 — 26.10.1915 — полковник Тусский, Вацлав-Иосиф Максимилианович
- 26.10.1915 — 22.10.1916 — полковник Середин, Константин Хрисанфович
- 15.11.1916 — 22.10.1917 — полковник (с 14.07.1917 генерал-майор) Одинцов, Николай Иванович
- с 22.10.1917 — полковник Самсонов, Георгий Евгеньевич
Шефы
- 03.12.1796 — 07.03.1798 — г-л. Исленьев, Пётр Алексеевич
- 07.03.1798 — 30.11.1798 — г-м. Ивашев, Пётр Никифорович
- 30.11.1798 — 03.04.1800 — г-м. Ланг, Иван Иванович
- 30.03.1801 — 13.11.1803 — г-л. Шепелев, Василий Федотович
- 16.11.1803 — 06.10.1804 — г-м. Леццано, Пётр Борисович
- 17.10.1804 — 01.09.1814 — г-л. Мусин-Пушкин, Пётр Клавдиевич
- 28.06.1842-12.11.1874 гг. — Карл Фердинанд, эрцгерцог Австрийский
- 20.08.1880-01.08.1914 гг. — Император Австрийский Король Венгерский Франц-Иосиф I
Напишите отзыв о статье "Белгородский 12-й уланский полк"
Ссылки
- [www.regiment.ru/reg/III/B/12/1.htm Русская императорская армия]
- Белгородский 35 драгунский полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Белгородский 12-й уланский полк
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
