Беленец, Алексей Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Иванович Беленец
Род деятельности:

Советский партийный и хозяйственный деятель

Дата рождения:

5 (17) марта 1887(1887-03-17)

Место рождения:

Ейск

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

29 января 1976(1976-01-29) (88 лет)

Место смерти:

Москва

Награды и премии:

Алексе́й Ива́нович Белене́ц (5(17) марта 1887 года, Ейск — 29 января 1976 года, Москва) Советский партийный и хозяйственный деятель.





Биография

Родился в семье моряка. Окончил техническое училище в Ейске. Работал слесарем в железнодорожных мастерских в Ростове-на-Дону.

Член РСДРП(б) с 1903 года.

В 1905 году в Ростове-на-Дону — член Темерницкого райкома партии, начальник боевой дружины, участник вооружённого восстания. Осужден на каторжные работы. Находился в заключении (1907—1910), направлен на вечное поселение на реку Лена.

В 1911 году бежал из ссылки, вёл революционную работу в Чите, Иркутске, Томске, подвергался арестам.

После Февральской революции (1917) член Томского комитета РСДРП(б), председатель Томского совета рабочих депутатов.

В начале окт. 1917 был избран гласным Томской городской думы, в нояб. 1917 вошёл в состав городской управы, где заведовал отделом городского хозяйства. С октября по декабрь 1917 года — председатель Томского ВРК.

C декабря 1917 по июнь 1918 года — первый[1] председатель исполкома Томского губернского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Председатель Томского губкома РКП(б), член Центрального исполкома Советов Сибири (Центросибирь).

С июля 1918 по август 1919 года находился в тюрьме, куда был заключён белогвардейскими властями.

После восстановления советской власти участвовал в ликвидации колчаковщины, в 1919 году — член Иркутского комитета РКП(б). С мая 1920 года — заместитель председателя Томского губревкома.

С 23 мая 1920 года — председатель Томского городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.

C мая по июль 1920 — председатель Исполнительного комитета Томского городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.

С июня по 25 июля 1920 — председатель Томского губернского бюро РКП(б).

Делегат XX съезда РКП(б) (1921), участвовал в подавлении Кронштадтского антисоветского мятежа.

С 1921 года на партийной работе в Москве.

С 1926 года — директор заводов в системе ВСНХ СССР и на другой хозяйственной работе. Делегат XVI съезда ВКП(б).

С 1951 года — персональный пенсионер.

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.[2]

Награды

орден Ленина (1954)

орден Трудового Красного Знамени

Почётный гражданин Томска (1967)

Литературная деятельность

Написал воспоминания о своей деятельности в Томске.

Беленец А. Нет большего счастья: Воспоминания о встречах с В. И. Лениным // Красное знамя (областная газета). — Томск, 1960. — 22 апреля.

Беленец А. И. Установление советской власти в Томской губернии: Воспоминания / В огне революционных битв. —- Томск, 1964. — С. 22-41

Память

В честь Алексея Беленца — первого советского руководителя Томской губернии — переименована улица в Томске, установлены мемориальные доски: на бывшем губисполкоме на проспекте Ленина 111 (установлена 8 апреля 1977[1]) и на улице Беленца.

Напишите отзыв о статье "Беленец, Алексей Иванович"

Ссылки

Примечания

  1. 1 2 Наш город родной. Исторические и памятные места Томска. (Сост. М. И. Чугунов, В. А. Соловьева). Новосибирск: Западно—Сибирское книжное издательство, 1982.—208 с., 24 л. ил; стр. 82
  2. [www.nd.m-necropol.ru/belenec-ai.html Новодевичье кладбище. Беленец Алексей Иванович (1887—1976)]

Отрывок, характеризующий Беленец, Алексей Иванович

– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.