Беленченко, Александр Иванович

Александр Иванович Беленченко
Дата рождения	10 июля 1827(1827-07-10)
Место рождения	Московская губерния
Дата смерти	24 февраля 1884(1884-02-24) (56 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Род войск	отдельный корпус внутренней стражи
Годы службы	1845-1880
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	главный инспектор по пересылке арестантов
Сражения/войны	кампания 1849 года — Усмирение Венгрии и Трансильвании кампания 1854 года — Крымская война кампания 1863—1864 годов — Подавление польского восстания
Награды и премии	Медаль «В память войны 1853—1856»
В отставке	член Главного военно-тюремного комитета (1864—1884)

Александр Иванович Беленченко (10 июля 1827, Московская губерния — 24 февраля 1884, Санкт-Петербург) — генерал-лейтенант, главный инспектор по пересылке арестантов, писатель, картограф.

Биография

Александр Беленченко родился 10 (или 11) июля 1827 года в семье генерал-майора, георгиевского кавалера «за выслугу» Ивана Лаврентьевича Беленченко (1792—1868). Получив военное воспитание, молодой Александр был произведен в офицеры и направлен в Конную артиллерию (1845). Оттуда он в скором времени поступил в Академию Генерального штаба, которую окончил в 1849 году.

После этого Беленченко был зачислен в Генеральный штаб, а затем был назначен старшим адъютантом при штабе отдельного корпуса внутренней стражи (здесь прошла большая часть его службы). Был назначен на пост главного инспектора по пересылке арестантов.

В 1867 году Александр Иванович был произведен в генерал-майоры; в 1879 году он стал генерал-лейтенантом.

В том же году, после создания Главного тюремного управления МВД, должность главного инспектора по пересылке арестантов стала промежуточным звеном между военным ведомством и Министерством внутренних дел, которое настаивало на упразднение этой должности и передаче её функций в МВД. Беленченко пытался отстоять свою должность, но без особого успеха.

В этот период А. Ф. Кони описывает Александра Беленченко как «звероподобного начальника пересыльной части», «грязного циника», «маскарадного героя» и «почетного члена домов терпимости», заявлявшего, что в России и Сибири административно пересылаются ежегодно от восьми до десяти тысяч человек.

Да помилуйте, ваше сиятельство, зачем мне смотреть причины [ареста и ссылки]?! Не смотрел и смотреть не намерен! Зачем мне их знать? Ко мне приводят человека и говорят: «В Якутск!» — «Слушаю-с!» — Кладу его в колесо, повернул, — и он сделал быстрое круговое движение рукою, — трах! Он в Якутске. А кто он, зачем и почему — мне-то какое дело? Я, ваше сиятельство, — машина; повернул колесо: раз, раз — и готово; раз, раз — и готово! А до личности мне и дела нет! С какой радости?!

— слова Беленченко, передаваемые А. Ф. Кони.

С 1880 года, выйдя в отставку, Беленченко состоял членом Главного военно-тюремного комитета (1864—1884), руководимого генерал-адъютантом Иваном Лутковским, и в этом звании оставался до своей кончины.

24 февраля (или 24 апреля) 1884 года Александр Иванович Беленченко умер в Санкт-Петербурге и был погребен в Александро-Невской Лавре.

Сочинения

• «Этапная карта Европейской России, составленная при штабе отдельного корпуса внутренней стражи под руководством полковника Беленченко», 1860 г., 4 листа (60 верст в дюйме)
• «Улучшение в пересылке арестантов в Сибирь» (оттиск из № 103 и 104 «Северной Почты»).

Семья

Брат: Василий Иванович Беленченко (1840—1909) — генерал-лейтенант, генерал для особых поручений при Главном инженерном управлении для наблюдения за инженерным имуществом и на складе (1898—1909), автор «Руководства к приему и хранению предметов войскового инженерного имущества» (1894), «Руководства для чинов военного телеграфа» (1896) и работы «Инженерное имущество в пехоте, кавалерии и артиллерии».

Литература

• «Русский Инвалид», 1884 г. № 46. — Глиноецкий, «Исторический очерк Академии Генерального штаба».
• Большая биографическая энциклопедия. 2009.
• С. М. Штутман, На страже тишины и спокойствия… — С. 225, 258, 270—273.
• РГВИА, ф. 400, оп. 21, д. 1012; ф. 1, оп. 1, т. 9, д. 29454, л. 19-24.

См. также

• Ссылка в Сибирь
• Народная воля

Примечания

Российская империя

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Беленченко, Александр Иванович

– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?