Белецкий, Евгений Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евгений Михайлович Белецкий
Дата рождения

2 августа 1905(1905-08-02)

Место рождения

Смоленск, Смоленская губерния, Российская империя

Дата смерти

7 июня 1984(1984-06-07) (78 лет)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВВС

Годы службы

19251959

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

1-я армия особого назначения (АОН-1),
1-я истребительная авиационная армия,
1-й истребительный авиационный корпус
1-й гвардейский истребительный авиационный корпус

Сражения/войны

Советско-финская война
Великая Отечественная война

Награды и премии

Евгений Михайлович Белецкий (2 августа 1905 года — 7 июня 1984 года) — советский военачальник, генерал-лейтенант авиации (1943).





Биография

Родился Евгений Михайлович Белецкий в 1905 году в Смоленске.

В сентябре 1925 года вступил в РККА, окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу лётчиков в 1926 году, затем учился в 1-й военной школе летчиков им. А. Ф. Мясникова (Кача), после окончания, в декабре 1927 года — лётчик-инструктор в 3-й Оренбургской военной школе летчиков. В апреле 1931 года назначен командиром звена 11-го авиаотряда, в ноябре 1931 года — командиром авиаотряда 8-й эскадрильи, в октябре 1933 года — командиром эскадрильи в 40-й авиационной бригаде, в декабре 1936 года — командиром 114-й авиационной бригады, в августе 1938 года — командиром 58-й истребительной авиационной бригады Белорусского военного округа.

В декабре 1939 года Е. М. Белецкий — вр. и.д. командующего 1-й авиационной армии особого назначения (АОН-1), участвовал в Советско-финской войне.

После расформирования армии, в феврале 1940 года назначен заместителем командующего ВВС Ленинградского военного округа, в июле 1940 года — начальником отдела боевой подготовки истребительной авиации Управления ВВС. В марте 1941 года Е. М. Белецкий становится командиром 71-й истребительной авиационной дивизии Закавказского военного округа.

С началом Великой Отечественной войны, в июне 1941 года Е. М. Белецкий назначен командующим ВВС 19-й армии Западного фронта, участвовал в Витебском и Смоленском сражениях.

В сентябре 1941 года Е. М. Белецкий — командующий ВВС 51-й армии (Крым), затем командующий ВВС Крыма, участвовал в Крымской оборонительной операции и в обороне Севастополя.

10 июля 1942 года Е. М. Белецкий становится командиром новой 1-й истребительной воздушной армии, занимался её формированием в районе Ельца. Не завершив формирования, 5 июля 1942 года армия была введена в бой в ходе Воронежско-Ворошиловградской операции, нанесла немалый ущерб врагу, но в боях понесла большие потери, 29 июля 1942 года была расформирована, оставшиеся войска и большая часть управления были использованы при формировании 16-й воздушной армии.

10 сентября 1942 года Е. М. Белецкий был назначен командиром нового 1-го истребительного авиационного корпуса, к 16 октября 1942 года корпус был сформирован, с 23 октября 1942 года участвовал в боях. Командуя корпусом в составе различный армий и фронтов Е. М. Белецкий участвовал в Великолукской, Демянской, Орловской (Курская битва), Брянской, Городокской, Витебской, Белорусской, Прибалтийской, Курляндской и Берлинской операциях. 18 марта 1943 года Корпус был преобразован в 1-й гвардейский истребительный авиационный корпус, за освобождение Минска корпусу было присвоено почётное наименование Минского.

После Победы Е. М. Белецкий в той же должности, затем был назначен заместителем командира 16-й воздушной армии по боевой подготовке, с апреля 1946 года — заместитель начальника Главного штаба ВВС по лётным службам, с декабря 1949 года — заместитель начальника Главного управления Гражданского воздушного флота (ГУ ГВФ) по эксплуатации. В 1959 году вышел в отставку.

Умер Евгений Михайлович Белецкий в 1984 году в Москве, похоронен на Введенском кладбище.

Звания

Награды

Память

Именем Е. М. Белецкого названа улица в Минске, на доме № 2 этой улицы находится (находилась) Мемориальная доска с надписью: «Улица названа именем генерал-лейтенанта авиации Евгения Михайловича Белецкого, командира 1-го гвардейского истребительного авиационного Минского корпуса, участника освобождения столицы Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков».

Документы

  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]. [www.webcitation.org/667oHlgwN Архивировано из первоисточника 13 марта 2012]. № в базе данных [www.podvignaroda.ru/?n=12055539 12055539]. [www.webcitation.org/6Fk3UGBbL Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013]., [www.podvignaroda.ru/?n=46557233 46557233]. [www.webcitation.org/6Fk3YWjSO Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013]., [www.podvignaroda.ru/?n=12115786 12115786]. [www.webcitation.org/6Fk3adU8d Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013]., [www.podvignaroda.ru/?n=27992156 27992156]. [www.webcitation.org/6Fk3ecoEK Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013]., [www.podvignaroda.ru/?n=46487456 46487456]. [www.webcitation.org/6Fk3gT2YX Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013]., [www.podvignaroda.ru/?n=46775764 46775764]. [www.webcitation.org/6Fk3jTGc7 Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].

Напишите отзыв о статье "Белецкий, Евгений Михайлович"

Примечания

Литература

Ссылки

  • [www.allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/sssr/struct/k/iak1.dat 1-й истребительный авиационный корпус — статья на сайте Авиаторы Второй мировой войны]
  • [minsk.gov.by/ru/streets/view/1240/ Улица Белецкого — статья на сайте Минского городского исполнительного комитета]

Отрывок, характеризующий Белецкий, Евгений Михайлович

С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.