Беливо (деревня)

Деревня Беливо Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Московская областьМосковская область Муниципальный район Орехово-Зуевский Сельское поселение Новинское Координаты 55°37′36″ с. ш. 39°00′49″ в. д.55.62667° с. ш. 39.0138639° в. д. / 55.62667; 39.0138639    Высота центра 118 м Население ↗51 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 142663 Автомобильный код 50, 90, 150, 190, 750 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=46243843005 46 243 843 005] Код ОКТМО [classif.spb.ru/classificators/view/tma.php?st=A&kr=1&kod=46643443106 46 643 443 106] Беливо Москва Москва Орехово-Зуево Беливо Орехово-Зуево Беливо

Бели́во — деревня в Орехово-Зуевском муниципальном районе Московской области. Входит в состав сельского поселения Новинское. Население — 51 чел. (2010). Входит в культурно-историческую местность Гуслицы.

География

Деревня Беливо расположена в западной части Орехово-Зуевского района, примерно в 18 км к югу от города Орехово-Зуево. По северной окраине деревни протекает река Нерская. Высота над уровнем моря 118 м. Ближайший населённый пункт — деревня Загряжская.

Название

В письменных источниках деревня упоминается как Беливо, Белеева (XVIII в.), Беливо (Беливы) (1862 год); встречалось и название Белива тож, на речке на Мерске, позднее — только Беливо. Название связано с географическим положением деревни — на краю обширного заболоченного массива, в котором находится озеро Белое. Тем самым, название образовано или от определения белое, или от термина бель — «болото, заболоченный луг».

По версии одного старожила, С. П. Богомолова, Беливо расположено на относительно возвышенном, чистом, «белом», месте над рекой Нерская, которая сильно заболочена и в которой всегда грязь. Ближайшая деревня к Беливо, расположенная на противоположном берегу, называется «Загряжская», то есть «находящаяся за грязью», в отличие от белой и чистой деревни Беливо.

История

До революции Беливо входила в состав Запонорской волости Богородского уезда, и было населено преимущественно староверами. После волостной реформы 1918 г. деревня являлась центром Беливского сельсовета Запонорской волости Орехово-Зуевского уезда Московской губернии.

С 1929 года — населённый пункт в составе Куровского района Орехово-Зуевского округа Московской области; с 1930-го, в связи с упразднением округа, — в составе Куровского района Московской области. В 1959 году, после того как был упразднён Куровской район, деревня была передана в Орехово-Зуевский район.

До муниципальной реформы 2006 года Беливо входило в состав Новинского сельского округа Орехово-Зуевского района.

Топорный промысел

Топорный промысел возник в Беливе в самом начале XVII века. В окрестностях деревни было много болотной руды, что послужило появлению промысла. Еще в начале XIX века кузнечным топорным промыслом занималось две трети всех взрослых жителей мужского пола. Топоры шли на продажу в Москву, Рязань, Санкт-Петербург, Владимир, Ярославль, Тулу, Калугу, Смоленск, Тверь, Кострому. «Беливские» топоры выковывались из «демидовской» стали. Для изготовления одного топора двум рабочим уходило до 3 часов. Возможно, трудоемкий процесс стал следствием угасания промысла, а также увеличения с середины XIX века текстильных производств в Беливе и других деревнях. Не обошлось, естественно, и без конкуренции со стороны дешевых топоров заводского производства. Во многих гуслицких деревнях промысел практически угас. Тем не менее, в Беливе топорный промысел во второй половине XIX века существовал. Но уже к началу XX века в Беливе оставалось только три кузницы. Спустя несколько лет топорный промысел в Беливе прекратился. На данный момент у жителей Белива не сохранились экземпляры тех топоров.

Население

В 1926 году в деревне проживало 475 человек (208 мужчин, 267 женщин), насчитывалось 110 хозяйств, из которых 98 было крестьянских. По переписи 2002 года — 42 человека (21 мужчина, 21 женщина).

Численность населения
1926	2002	2006	2010
475	↘42	↗45	↗51

Старообрядчество в Беливо

Жители Беливо, как и жители многих гуслицких деревень, исповедовали и исповедуют старообрядческую веру. В XVIII—XIX вв. Беливо было одним из центров подмосковного старообрядчества: неподалеку от деревни располагался Леонтьевский скит монастырь — «родина» знаменитых гуслицких рукописей. Леонтьевский скит — святое место, где по преданию в XVIII—XIX веках находился староверческий монастырь, на его территории похоронены основатели — святые старцы Леонтий и Иосиф. В глубине леса находятся восстановленные стараниями верующих могилы старцев и иноков. На празднование Преполовения Пятидесятницы, отмечаемой на 50-й день после Пасхи, здесь собирается несколько сотен староверов из Беливо, окрестных сёл и деревень, а также из Орехово-Зуево, Куровского, Павловского Посада, Егорьевска, Владимира, Москвы. В начале же прошлого века, спасая от пожара один из храмов монастыря, местные жители разобрали деревянный сруб и собрали его в селе. В советское время здание было переоборудовано под клуб. Уже в нашем веке здание вновь было передано Церкви. Для его восстановления потребовалось около двух лет. И уже в конце августа 2012 года в деревне Беливо Московской епархии Русской Православной Старообрядческой церкви был освящен храм во имя Успения Пресвятыя Богородицы.

Ссылки

• [spnovoe.ru/loc/belivo/ Страница д. Беливо на официальном сайте сельского поселения Новинское].
• [etomesto.ru/tut6626/ Деревня Беливо на картах].

Отрывок, характеризующий Беливо (деревня)

– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.