Димитрий (Беликов)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Димитрий и фамилией Беликов.

Димитрий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Митрополит Томский и Сибирский
19 марта 1928 — 10 августа 1932
Церковь:	григорианский раскол
Архиепископ Томский
1923 — март 1927
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Виктор (Островидов) (в/у)
Преемник:	Герман (Коккель) (в/у)
Имя при рождении:	Дмитрий Никанорович Беликов
Похоронен:	Томск

Димитрий (в миру Дмитрий Никанорович Беликов; 20 октября (1 ноября) 1852, село Посёлки, Карсунский уезд, Симбирская губерния — 10 августа 1932, Томск) — деятель григорианского раскола, в котором имел сан митрополита Томского и Сибирского. До 1927 года — епископ Русской православной церкви, архиепископ Томский.

Семья

Родился в семье священника. Жена — Надежда Степановна (умерла в 1903). Дети — Борис, Глеб, Нина, Екатерина.

В 1874 году окончил Симбирскую духовную семинарию, в 1878 году — Казанскую духовную академию со степенью кандидата богословия за диссертацию: «Спартанская реформа при царях Агисе III и Клеомене III».

С 22 ноября 1878 года — приват-доцент кафедры общей и древней гражданской истории Казанской духовной академии.

С 1882 года одновременно, настоятель Покровской церкви в Казани.

С 15 августа 1884 года — и. д. доцента Казанской духовной академии.

С 19 декабря 1887 года — доцент Казанской духовной академии.

В 1887 году удостоен степени магистра богословия за диссертацию «Начало христианства у готов и деятельность епископа Ульфилы».

С 1 мая 1888 года — законоучитель Родионовского института и настоятель церкви при нём.

С 22 октября 1889 года — профессор богословия Томского университета. Также читал лекции в Томском технологическом институте.

С 1890 года, одновременно, настоятель университетской Казанско-Богородицкой церкви.

25 мая 1895 года возведён в сан протоиерея.

В 1902 году удостоен степени доктора доктор церковной истории за диссертацию «Томский раскол. Исторический очерк с 1834 по 1880 годы»).

С 18 февраля 1904 года — заслуженный профессор.

В 1906—1912 — член Государственного совета по выборам от белого духовенства.

С 8 сентября 1906 года преподавал богословие в Петербургском женском педагогическом институте, был настоятелем церкви Иверской иконы Божьей Матери при нём.

С 7 сентября 1907 по 4 декабря 1913 года — председатель Учебного комитета при Святейшем Синоде.

С 5 мая 1908 года — настоятель церкви Отец Седми Вселенских Соборов (до её закрытия в 1918 году).

Занимаясь научно-педагогической деятельностью в Казани, специализировался на древней истории. Переехав в Томск, занялся исследованиями в области церковной истории этого региона (в первую очередь, истории старообрядчества, которой была посвящена его докторская диссертация), опубликовав ряд трудов на эту тему.

По воспоминаниям современников, будучи добрым пастырем, обладая высоко-христианскими качествами своей благородной души, любвеобильного чуткого сердца и мягкого характера, о. Димитрий на всех местах своего служения пользовался глубоким уважением и искреннею преданностью как своей паствы, так и той среды, в которой проходила его служебная деятельность.

Архиерей

В начале 1920 года вернулся в Сибирь, был пострижен в монашество с именем Димитрий. В том же году хиротонисан во епископа Омского и Павлодарского, возведён в сан архиепископа.

В 1920 году большевики потребовали от него передать в их распоряжение здание, дела и имущество духовной консистории, а также архиерейский дом, в котором сначала разместили психиатрическую больницу, а затем Чрезвычайную комиссию с внутренней тюрьмой.

В апреле 1922 года протестовал против проводившегося властями изъятия церковных ценностей. Осенью того же года был уволен на покой захватившими епархиальное управление обновленцами. Служил в Покровской церкви села Петухово близ Томска

В 1923 года приглашен настоятелем Градо-Томской Сретенской церкв в Томске. 24 августа (6 сентября) того же года Патриархом Тихоном назначен временным управляющим православными приходами Томской епархии.

Известно, что 14 сентября 1923 года на предложение обновленцев присоединиться к ним, ответил письмом, в котором высказывался, что, по его мнению — «постановления собора… о семейном епископате и пр… не могут быть безусловной причиной, оправдывающей скорбное церковное разделение… тем более, что назревшие нужды в жизни Русской Церкви требуют удовлетворения в духе церковного возрождения». В конце того же года на короткое время уклонился в обновленческий раскол, но после возмущения со стороны верующих, угрожавших не пустить архиепископа Димитрия в кафедральный собор, разорвал отношения с обновленческим синодом и Томским епархиальным советом.

По некоторым данным, участвовал в диспуте с Анатолием Луначарским.

В 1925 году, во время подготовки к обновленческому собору, он, чуть ли не один из православных архипастырей вошёл в сношения с обновленческим Епархиальным Советом.

В 1926 году Заместитель Патриаршего местоблюстителя митрополит Петр (Полянский), находившийся в заключении, включил его в число трёх архиереев, которым он поручал временное управление церковью (эта «коллегия» так и не приступила к работе).

В условиях частой смены церковного руководства 1-3 марта 1927 года объявил Томскую епархию автокефальной. Был запрещён в служении Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, архиепископом Угличским Серафимом (Самойловичем).

Запрещению не подчинился и вошёл в юрисдикцию Временного высшего церковного совета — лояльной советской власти группы, которая, по имени её основателя архиепископа Григория (Яцковского), в церковно-исторической литературе именуется «григорианским расколом».

В 1928 году к нему явились делегаты григорианского митрополита Виссариона (Зорина) с предложением войти в состав ВВЦС. Архиепископ Димитрий быстро согласился, оставив у знавших его православных архиереев чувство горького сожаления о его падении.

Последствия григорианского раскола в Томской епархии ввиду авторитета и влияния архиепископа Димитрия, а также известности в Томске архиепископа Григория, бывшего там ранее ректором духовной семинарии, проявились в большей степени, чем в других регионах Сибири. За архиепископом Димитрием пошло более половины приходов и священнослужителей епархии.

19 марта 1928 года на съезде признавшего ВВЦС духовенства сибирских епархий архиепископ Димитрий был избран «митрополитом Сибирским». После закрытия в 1930 году томского Троицкого собора он служил в Благовещенском соборе.

Скончался 10 августа 1932 году вне общения с Патриаршей церковью. Был похоронен за алтарём Старо-Кафедрального Благовещенского собора Томска, а после разрушения этого храма перезахоронен на Южном кладбище к могиле отца.

Труды

• [commons.wikimedia.org/wiki/File:Belikov_d_n_khristianstvo_u_gotov.pdf Начало христианства у готов и деятельность епископа Ульфилы. Казань, 1887]
• Старообрядческий раскол в Томской губернии по судебным данным. Томск, 1894.
• Чудо как принадлежность откровения: [Публ. лекция]. Томск, 1895;
• Старинные монастыри Томского края. Томск, 1898.
• Первые русские крестьяне-насельники Томского края и разные особенности в условиях их жизни и быта: Общий очерк за XVII и XVIII ст. Томск, 1898;
• Старинный Свято-Троицкий собор в г. Томске. Томск, 1900.
• Томский раскол. Исторический очерк с 1834 по 1880 годы. Томск, 1901.
• Нравственность и религия. Томск, 1901.
• Старинный раскол в пределах Томского края. Томск, 1905.
• Томские старинные духовные начальники (заказчики): Ист. очерк для 300-летнего юбилея г. Томска. Томск, 1906;
• Апостол Павел в изображении Фаррара. СПб., 1911.
• Высокопреосвященный Макарий, Архиепископ Томский, как проповедник // «Прибавление к Церковным Ведомостям», 1911, N 30-32.
• Жизненность религии: Неизгладимость религ. потребности: [Публ. чтения]. Пг., 1916.

Литература

• Беликов, Димитрий Никанорович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Фаст М. В., Фаст Н. П. Нарымская Голгофа. Томск-Москва, 2004. С. 98-101.
• Томск от А до Я. Краткая энциклопедия города / Под ред. д-ра ист. наук Н. М. Дмитриенко. Томск: Изд-во НТЛ, 2004. 440 с.: ил. ISBN 5-89503-211-7.
• К. В. Ковырзин [www.pravenc.ru/text/178145.html ДИМИТРИЙ] // Православная энциклопедия. Том XV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 70-73. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-026-4

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?5_2466 Димитрий (Беликов)]
• [www.orthedu.ru/hist-nsk-eparh/kraeved/1868-10.html Митрополит Томский и Сибирский григорианской ориентации Димитрий (Беликов)]
• [library.altspu.ru/althistory/biobibliographies/RU%5CASPA%5CALTPERSON%5C101 Беликов Дмитрий Никанорович (с. Поселки Карсунского уезда Симбирской губ., 19 октября 1852 – Томск, 10 августа 1932)]

Отрывок, характеризующий Димитрий (Беликов)

В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.