Белинг, Дмитрий Евстафьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Евстафьевич
Белинг
Дата рождения:

13 сентября 1882(1882-09-13)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская империя

Дата смерти:

28 мая 1949(1949-05-28) (66 лет)

Место смерти:

Гёттинген, в Нижней Саксонии, Западная Германия

Страна:

СССР СССРФРГ ФРГ

Научная сфера:

ихтиология, гидробиология

коллектив Верхней лаборатории (Киев)

20 мая 1923 г.

-нижний ряд слева направо - Яковлев, Семенкевич, Сингаевская Екатерина, Белинг Д. Е., Шмальгаузен И. И., Машовец

-верхний ряд слева направо - Воскресенский, Верны (?), Марковский, Петрушевский, Корсаковский, Брунсоп (?), Балинский Борис

Дмитрий Евстафьевич Белинг (13.IX. (26.IX). 1882, Санкт-Петербург, Российская империя — 28 мая 1949, Гёттинген, Западная Германия) — известный украинский ихтиолог и гидробиолог.





Биография

Д. Е. Белинг родился 13 сентября 1882 г. в г. Санкт-Петербург (Российская империя) в семье юриста. В 1900 г. закончил восьмую петербургскую классическую гимназию, поступил в Петербургский университет. Затем перевелся на естественное отделение физико-математического факультета Университета Святого Владимира (Киев). После окончания его в 1909 г. был оставлен при университете. С 1912 г. исполнял обязанности лаборанта в зоологической лаборатории Университета Св. Владимира.

В предреволюционный период преподавал также в Киевском политехническом институте, на Киевских женских курсах. Затем начал работать на Днепровской биологической станции. Биостанция была основана в 1907 г. С 1910 г. Киевское общество любителей природы начало строительство здания под станцию в урочище Черторой на Трухановом острове. Строительство станции было закончено в 1911 г. Систематическая работа в ней началась с 1912 г. Труханов остров считался удобным местом для проведения исследований пресноводной флоры и фауны. Здание для Днепровской биостанции было построено на средства профессора Университета Святого Владимира Кеппена — первого директора станции (1909—1910). Он завещал станции все свои сбережения и техническое оборудование. После его смерти в 1910 г. некоторое время станцию возглавлял Вагнер. С 1912 г. руководил станцией и её ботаническим отделом ботаник-альголог В. И. Казановский; зоологический отдел возглавлял Д. Е. Белинг (с 1911 г.); орнитологом станции был Шарлемань, Николай Васильевич.

С 1919 г. биостанция перебирается немного выше от Киева по течению Днепра, в район села Староселье Киевской области (урочище Гористое). В 1919 г. Д. Е. Белинг приглашен на работу в Таврический университет, но в 1921 г. возвращается в Киев, и с 1922 г. вновь возглавляет Днепровскую биостанцию, перешедшую под эгиду Всеукраинской академии наук (ВУАН) в конце 1921 г. По решению Президии ВУАН 13 февраля 1934 г. станция была преобразована в Гидробиологическую станцию. В 1935 г. Д. Е. Белингу присваивается степень доктора биологических наук без защиты диссертации. Профессор Д. Е. Белинг был директором станции с 1922 г. по 1937 г.

В 1932 г. во Всеукраинской Академии наук начались идеологические чистки. Под репрессивный пресс попал и Дмитрий Евстафьевич. На одном из заседаний партийной фракции ВУАН записали в резолюцию: «Полный оппортунизм и гнилой либерализм в амнистировании открыто реакционных буржуазных ученых в Академии, как великодержавных, так и украинских национал-фашистов, например: Кащенко, Шарлемань, Шмальгаузен, Белинг и др. …» (ЦГАОО Украины, ф. 1, оп. 20. д. 5295, л. 8).

28 октября 1937 г. Д. Е. Белинг был арестован по обвинению в «участии в контрреволюционной организации и занятии шпионажем». После нескольких допросов он признался, что ещё до революции состоял в масонской ложе «Заря». Масонская ложа функционировала с 1910—1911 в союзе Великого Востока народов России. Возможно, продолжала работы ложи «Киевская Заря». Заседания проводились в помещении земледельческого синдиката на ул. Фундуклеевской (в наст. время — ул. Богдана Хмельницкого). Упоминается по 1916 г.

«Однако и работая по научно-исследовательской работе в области изучения растительных и животных водных организмов (гидрофауна, гидрофлора и гидроэкология), — говорил на допросе ученый, — возможности для проведения вредительства, которое было бы ощутимым для советского хозяйства, у меня были весьма ограниченные, независимо от тех настроений, которые у меня имелись» (ЦГАОО Украины, ф. 261, оп. 1, д. 44461, л. 61).

На вопрос следователя, кто ещё состоял членом масонской ложи, ученый чистосердечно назвал ещё несколько человек, и среди них был упомянут Затонский, Владимир Петрович, влиятельный член ЦК КП(б)У, нарком просвещения УССР (в 1922—1924 и 1933—1938 годах). Этот момент, по-видимому, очень заинтересовал чекистов, ибо этот абзац подчеркнут в «деле». Следующий допрос ученого касался непосредственного участия В. П. Затонского в масонской ложе.

В декабре 1937 г. Д. Е. Белинга отпускают домой, взяв подписку о невыезде, а 21 марта его «дело» прекращено, так как «в последнее время преступная деятельность Белинга следствием не установлена» (там же, стр. 79).

И если 9 октября 1937 г. Президиум АН УССР снял Д. Белинга, как врага народа, с должности директора гидробиологической станции, то 24 февраля 1938 г. это решение было отменено, и ученого назначили руководителем ихтиологической станции (Архив при Президиуме АН Украины, ф. 251, oп. 1, д. 65, л. 313).

10 июня 1941 г. профессор Д. Е. Белинг стал первым директором недавно созданного Гидробиологического института АН УССР.

22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная война. Вот что пишет об этом трагическом периоде ученик профессора Д. Е. Белинга выдающийся украинский зоолог А. П. Маркевич. «Уже в середине июля 1941 г. началась эвакуация. Был эвакуирован в Кзыл-Орду (Узбекистан) Киевский университет. Начала подготовку к эвакуации и Академии наук. В числе других сотрудников я получил талон, в котором были обозначены номера поезда, вагона и места. Накануне отъезда, я встретил профессора Д. Е. Белинга. Он был очень растерян и подавлен. Выяснилось, что профессор Д. Е. Белинг, не получил эвакуационный талон. С большим сожалением и болью, профессор Д. Е. Белинг высказал свою обиду на власть, которая не оценила его самоотверженное служение науке».

Должность директора Гидробиологического института Д. Е. Белинг занимал и во время оккупации Киева немецкими войсками. В 1943 г. при немецком отступлении Д. Е. Белинг был эвакуирован с несколькими сотрудниками и частью имущества института в Познань. Затем переехал в Германию, где вскоре стал работать профессором Геттингенского университета в Федеративной Республике Германии. Умер 28 мая 1949 г. от рака желудка.

Основные направления научной деятельности

Всю свою жизнь ученый посвятил изучению рыб, других животных, растений реки Днепр, став к 30-м годам одним из ведущих украинских специалистов в области ихтиофауны пресных водоемов УССР. Не проходил он мимо и вопросов охраны природы. Еще в 1914 г. принимал участие в киевской выставке охраны природы. В начале 20-х организовывал под Киевом заповедник Конча-Заспа, в 1931 г. — заповедник Гористое. Руководил экспедициями по гидробиологическим исследованиям Днепровских порогов, по изучению водоемов Винницкого округа, по исследованиям прудовых хозяйств Белоцерковского округа. Изучал гидрологические характеристики русла и состояние дна реки Днепр. По вопросам охраны рыб часто выступал в журнале «Украинский охотник и рыболов» (ежемесячный иллюстрированный журнал, начал издаваться с 1925 г.). Занимался разведением редких рыб в Днепре (стерлядь). Был активным членом Комиссии краеведения при ВУАН, Комитета по охране памятников природы и Управы кружка друзей природы.

Труды

  • Белинг Д. — Очерки по ихтиофауне р. Днепра. «Труды Днепровской биологической станции», 1914, № 1
  • Сушкин П., Белинг Д. — Определитель рыб пресноводных и морских Европейской России. Петроград, Изд. М. и С.Сабашниковых, 1923
  • Белинг Д. — Несколько слов о рыбах Украины // Украинский рыбак и охотник, 1925, № 6, стр. 18—19
  • Белинг Д. — Пресные воды Украины и вопросы рыбного хозяйства // Естественные производительные силы УССР, 1928, стр. 161—176
  • Белiнг Д. — Майбутнi спроби збiльшити кiлькiсть осятруватих по наших рiчках // Український мисливець та рибалка, 1929, № 2—3
  • Белiнг Д. — Гiдрологiчнi i рибогосподарчi питання в проблемi Великого Днiпра // За Радянську Академiю, 1933, № 5
  • Белiнг Д. — Днiпро та його рибні богатства, К.: ВУАН, 1935, 162 стр.

Напишите отзыв о статье "Белинг, Дмитрий Евстафьевич"

Литература

  • Архив Президиума АН Украины, личное дело Белинга Д. Е., лл. 1—27.
  • Снитка — «Пам’ятi професора Д. Белiнга» // Українськi вiстi, 1949

Отрывок, характеризующий Белинг, Дмитрий Евстафьевич

Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.