Белинский, Яков Львович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Яков Белинский
Имя при рождении:

Белинский Яков Львович

Дата рождения:

18 апреля (1 мая) 1909(1909-05-01)

Место рождения:

Кролевец,
Черниговская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

22 мая 1988(1988-05-22) (79 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Гражданство:

СССР СССР

Род деятельности:

поэт, переводчик, журналист

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

стихотворение

Язык произведений:

русский

Награды:

Я́ков Льво́вич Бели́нский (19091988) — русский советский поэт и переводчик, журналист.





Биография

Родился 18 апреля (1 мая) 1909 года в Кролевце (ныне Сумская область, Украина) в семье земского врача. Вырос во Владимире, жил в Москве. Окончил строительный техникум и МАРХИ. Публиковал стихи с 1932 года. Прошёл Великую Отечественную Войну фронтовым корреспондентом. В 1947 года вышел первый сборник стихов Я. Л. Белинского «Взятые города», за которым последовали ещё 10 книг и двухтомное избранное в 1981 году. Якову Белинскому принадлежат слова нескольких популярных советских песен, из которых наиболее известна «Не стареют душой ветераны» (1965, музыка С. С. Туликова). Переводил на русский язык поэзию социалистических стран. Член СП СССР с 1948 года.

Умер 22 мая 1988 года. Похоронен в колумбарии Донского кладбища.[1]

Награды

Сочинения

Поэзия

  • «Взятые города»: Стихи. М., 1947
  • «Бой и любов»ь: Стихи. М., 1957
  • «Звездный час»: Книга новых стихов. М., 1961
  • «Шаги»: Книга новых стихов. М., 1964
  • «Потому что люблю». М., 1968
  • «Талант любить»: Книга стихов. М., 1969
  • «Двое, идущие рядом». М., 1972 (Книга стихов)
  • «Лирика». М., 1973
  • «Ярмарка чудес». М., 1975 (Книга стихов)
  • «День, равный жизни». М., 1979 (Книга стихов)
  • Избранные произведения: В 2 т. М., 1981

Проза

  • «Гвардия, вперед!»: Саратов, 1943

Напишите отзыв о статье "Белинский, Яков Львович"

Примечания

  1. [belinskiy.ouc.ru/ Яков Белинский. Яков Белинский]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Белинский, Яков Львович

Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.