Белла, Ахмед бен

Ахмед бен Белла араб. أحمد بن بلّة‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Алжира
20 сентября 1963 года — 19 июня 1965 года
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Хуари Бумедьен
Премьер-министр Алжира
29 сентября 1962 года — 19 июня 1965 года
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Должность отменена
Министр иностранных дел Алжира
5 мая 1963 года — 5 сентября 1963 года
Предшественник:	Мухаммед Кемици
Преемник:	Абдель Азиз Бутефлика
Вероисповедание:	ислам суннитского толка
Рождение:	25 декабря 1918(1918-12-25) Магния, ныне вилайят Тлемсен, Алжир
Смерть:	11 апреля 2012(2012-04-11) (93 года) Алжир, Алжир
Партия:	1) Партия алжирского народа 2) Фронт национального освобождения
Награды:

Ахмед бен Белла (Мухаммад Ахмад бин Балла, араб. أحمد بن بلّة‎, 25 декабря 1918, Магния — 11 апреля 2012, Алжир) — первый президент Алжира, часто рассматриваемый как «отец алжирской нации».

Биография

До независимости Алжира

Бен Белла родился в небольшой деревне на западе Алжира в суфийской мусульманской семье. В 1918 году Алжир считался неотъемлемой частью Франции. Бен Белла посещал школу в Тлемсене, но не смог её закончить.

В 1936 году он поступил добровольцем во французскую армию. Это был один из немногих способов социального продвижения для алжирских мусульман в колониальный период, и служба в армии была обычным делом. Бен Белла был отправлен в Марсель, где в 1939—1940 годах играл в качестве центрального полузащитника за футбольную команду «Олимпик». Ему предлагали стать профессиональным футболистом и остаться в команде, но он отказался.

В 1940 году Бен Белла снова поступил в армию и был награждён французским Военным Крестом (фр. Croix de Guerre). После поражения Франции в 1940 году он был демобилизован, но вступил в Первый Марокканский Пехотный Дивизион, с которым воевал в Италии, получил повышение по службе и был награждён Военной Медалью (фр. Medaille Militaire) за храбрость. Был представлен к званию офицера, но отказался его принять, узнав о подавлении французскими войсками Алжирского восстания в городе Сетиф и ближайших областях в мае 1945 года. В 1945 году он вступил в Партию алжирского народа, основанную ранее Мессали Хаджем. В 1947 году Ахмед Бен Белла был избран членом муниципалитета своего города.

В 1947 году, после своего избрания, он основал подпольную организацию, «Организасьон Спесияль» (фр. Organisation Spéciale), целью которой декларировалась вооружённая борьба с Францией за независимость Алжира. Организация стала предшественницей Фронта национального освобождения (ФНО), основанного в 1954 году. В 1951 году Бен Белла был арестован и приговорён к восьми годам тюремного заключения. Ему удалось бежать из тюрьмы Блида, сначала в Тунис, затем в Египет.

В начале Алжирской войны в 1954 году Бен Белла находился в Каире, где за два года до этого произошла революция. Он стал одним из девяти членов Революционного Комитета Единства и Действия, возглавлявшего новообразованный ФНО. В 1956 году, после того, как его самолёт был перехвачен и посажен во Франции, Бен Билла с четырьмя другими высокопоставленными членами ФНО был арестован и находился в тюрьме до 1962 года. Его арест привёл к отставке министра иностранных дел Франции Алена Савари.

Ещё находясь в тюрьме, он был избран вице-премьером временного правительства Алжира. Хотя родным языком Бен Белла был французский, он выучил арабский, находясь в тюрьме. Как и большинство арабских националистических деятелей этого времени, Бен Билла был последователем Насера и всячески выступал за тесные связи с Египтом.

В независимом Алжире

После признания Францией независимости Алжира Бен Белла быстро набрал популярность. В июне 1962 года он заявил о своих претензиях на лидерство. Это первоначально вызвало споры внутри ФНО между его сторонниками и сторонниками премьер-министра Бен Юсефа Бен Хедды, но они быстро завершились из-за растущей популярности Бен Беллы, прежде всего в армии. К сентябрю Бен Белла фактически контролировал весь Алжир. Он победил на выборах 29 сентября 1962 года и был назначен премьер-министром. 8 октября Алжир стал 109-м членом ООН.

В 1963 году Ахмед Бен Белла был избран президентом Алжира на безальтернативных выборах. В том же году произошёл Алжиро-марокканский пограничный конфликт, закончившийся в конечном счёте победой Алжира. После стабилизации страны, Бен Белла начал всё чаще использовать социалистическую риторику. Бен Белла говорил: «Кастро мне брат, Насер — учитель, а Тито для меня образец».

Бен Белла провёл земельную реформу, выгодную бедным крестьянам, и ввёл политику «самоуправления» на землях, ранее принадлежащих французам. Он пытался уравновесить различные фракции в алжирском правительстве — армию и ФНО, бывшие партизанские движения, а также государственную бюрократию — и сдвигался всё более и более в сторону авторитарного правления. Своим эксцентричным поведением и развитием культа личности он оттолкнул многих бывших сподвижников, и к 1964 году он уделял больше времени внешней политике, чем внутренней. 30 апреля 1964 года Ахмеду Бен Белле было присвоено звание Героя Советского Союза. В 1965 году Бен Белла был свергнут в ходе военного переворота, организованного военным лидером и бывшим другом Бен Беллы Хуари Бумедьеном. Он находился под домашним арестом до 1980 года, когда ему разрешили выехать в Швейцарию. Он жил затем 10 лет в Лозанне как политический беженец, после чего в 1990 году получил разрешение вернуться в Алжир.

В 2003 году Ахмед бен Белла был избран президентом Международного движения против вторжения в Ирак. В интервью, данных после возвращения в Алжир, он описывает себя как исламиста и миротворца. Хотя он был основателем однопартийного государства, позднее он выступал за демократию в Алжире. Бен Белла являлся неоднозначной политической фигурой, но вызывал всеобщее уважение за свою роль в антиколониальной борьбе, а многие арабские интеллектуалы рассматривают его как одного из последних основателей арабского национализма.

В последние годы Ахмед Бен Белла являлся председателем Совета Старейшин Африканского Союза, организации, призванной разрешать и предотвращать конфликты и заниматься посредничеством по поручению комиссии Африканского Союза.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1069 Белла, Ахмед бен]. Сайт «Герои Страны».

• [i-cias.com/e.o/benbella.htm Ahmed Ben Bella]  (англ.)
• [www.voltairenet.org/article138838.html Интервью 2006 года]  (англ.)
• [weekly.ahram.org.eg/2001/533/profile.htm Gamal Nkrumah Ahmed Ben Bella: Plus ça change // Al-Ahram Weekly On-line 10 — 16 May 2001 Issue No.533  (англ.)]

Отрывок, характеризующий Белла, Ахмед бен

– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.