Беллини, Винченцо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Винченцо Беллини
Vincenzo Bellini
Основная информация
Полное имя

Винченцо Сальваторе Кармело Франческо Беллини

Профессии

композитор

Награды

Винченцо Сальваторе Кармело Франческо Белли́ни (итал. Vincenzo Salvatore Carmelo Francesco Bellini; 3 ноября 1801, Катания, Сицилия — 23 сентября 1835, Пюто, близ Парижа) — итальянский композитор, автор 11 оперК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2807 дней].





Биография

Происходил из семьи музыкантов (отец — дирижёр, дед — органист и композитор). Учился в Неаполитанской консерватории.

Написал 11 опер, из которых большим успехом пользовались «Капулетти и Монтекки» (итал. I Capuleti e i Montecchi) [1] (1830, театр «Ла Фениче» (Teatro La Fenice), Венеция), «Сомнамбула» (1831, театр «Каркано», Милан), «Пуритане» (1835, «Театр Итальен», Париж).

Наиболее значительное произведение — опера «Норма» (1831, театр «Ла Скала», Милан).

Постановки опер Беллини часто сопровождались патриотическими демонстрациями: в условиях роста национально-освободительного движения в Италии зрители находили в его операх актуальное политическое содержание.

Беллини — крупнейший мастер итальянского стиля бельканто. Основу его музыки составляет яркая вокальная мелодика, гибкая, пластичная, отличающаяся непрерывностью развития. На произведениях Беллини совершенствовали своё искусство выдающиеся итальянские певцы.

23 сентября 1835 года в предместье Парижа Беллини скончался от острого воспаления кишечника, осложнённого абсцессом печени.

Первоначально похоронен на кладбище Пер-Лашез, однако в 1876 году прах композитора был перенесён на Сицилию, в кафедральный собор Святой Агаты города Катании.

Оперы

См. также

Напишите отзыв о статье "Беллини, Винченцо"

Примечания

  1. Многочисленные записи оперы [www.operadis-opera-discography.org.uk/CLBLCAPU.HTM по годам:1958-2008] —

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Беллини, Винченцо

Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.